О чем-то главном

…Лето всегда уходит одинаково. Становятся короче дни, солнце светит по-прежнему ярко, но лучи его прохладны. В воздухе мелькают паутинки, а редкие желтые листья еще не тревожат душу, не заставляют сердце тоскливо щемить. Особенно хорошо в утренние часы: кажется, все еще будет, все успеется…

Эту пору – позднее лето - я полюбила недавно. Может, оттого, что и сама переживаю ее: до осени жизни пока далеко, есть время насладиться ускользающим теплом…

Глава семейства позавтракал и отбыл на дачу, сын Ванька умчался по нескончаемым даже в выходной делам, а наша младшенькая, лапочка-дочка, завтра вернется с морского побережья. К приезду надо бы приготовить ее любимых пирожков с грибами, вот и займусь тестом.

Я люблю возиться на кухне, когда домочадцев нет рядом. Неспешно протираю посуду, парю и жарю, мурлыкаю песенки и часто выглядываю в окно. Когда-то переживала, что наша квартира на первом этаже: волей-неволей становишься свидетельницей ненужных событий. А теперь нравится: как будто смотришь увлекательный сериал...

***

Начинка для пирожков готова, я опять выглядываю в окно. Соседка Инна, молодая стройная женщина, вывезла на прогулку мужа. Андрей сидит в инвалидной коляске, улыбается жене и что-то бормочет пристроившейся на лавочке кошке… После страшной аварии никто не надеялся, что он останется на этом свете, а Инна буквально вытянула его. В больнице, считай, жила, похудела – одни глаза остались. Но через полгода привезла домой Андрея, тощего и желтого, в коляске. Потом были операции, консультации у светил медицины и семь лет надежды, что сможет ходить. Весь дом наблюдал за ними и сопереживал: останутся ли вместе? Его-то песенка спета, но ведь Инна может уйти, создать другую семью, родить, наконец… Операции не помогли, доктора развели руками, надежды не стало. А она осталась с Андреем.

- Инна, доброе утро, заходи на чай! Угощу зефиром и поделюсь помидорами с дачи, прямо-таки сахарные! Андрюша, здравствуй, молодцом выглядишь, – открыв окно, общаюсь с соседями.
- А, Леночка! – отзывается Инна. Андрей приветливо кивает. – Сейчас забегу, только Андрюшу на солнышко вывезу…

***

Она никогда не жалуется. Пока пьет чай и наслаждается зефиром, я собираю дары лета в гигантскую сумку: тыквы, пара кабачков, упругий перец, глянцевые баклажаны, ну, и обещанные помидоры. Урожай на даче в этом году знатный.

- Лен, не надо так много, - робко возражает Инна, но я машу рукой и добавляю банку малосольных огурцов.

… Подперев щеку, слушаю Инну. Она редко откровенничает, такие минуты бесценны.
- Инночка, прости за бестактность, неужели не думала бросить все и начать сначала? С другим, здоровым и сильным?
- Не извиняйся, - улыбается она. – Конечно, думала. И судьбу проклинала, и ночами плакала в подушку. И даже присматривалась к другим. А потом поняла: хватит метаний. Он не может ходить, это огромное горе. И ребенка у нас не будет. Но, Лен, у других ведь тоже чего-то не хватает, Господь никому не дает полной мерой. У одних ноги-руки на месте, а сердца нет. У других ума не достает, у третьих уважения и душевности. Так что помаялась и решила: будем жить, как жили. Он мне вместо ребенка будет, вот такое материнство получается. Да и любовь никуда не денешь, ни он без меня, ни я без него не можем.

- А как тебе удается беречь его от дурных мыслей? Люди часто не выдерживают беды, глупости делают…
Инна тянется за очередным зефирным шариком и пожимает плечами:
- Да все просто, Лен. Главное - говорить ласковые слова. Держать за руку, гладить по голове. Можно прожить без денег, без жилья и даже без ног, как в нашем случае. А вот без нежности и любви – никуда. Порой нет сил готовить ужин, чуть не плачу от усталости, а Андрюша успокаивает: «Инка, наплюй. Сядь рядом и просто посиди со мной». Знаешь, и силы сразу появляются! Жарю яичницу, завариваю чай, строгаю бутерброды – вот и стол накрыт. А потом сидим, вспоминаем, как он ухаживал за мной, как подрался на дискотеке из-за меня…

В прихожей она, смущаясь, просит:
- Лен, мне по магазинам надо пробежаться. Ты поглядывай за Андрюшей, хорошо? Он еще час погуляет, может, уснет. Посматривай, хорошо? А я мигом, только за продуктами.

***

Пирожки в духовке, у меня «технический перерыв». Достаю мягкий плед и выхожу к Андрею: день выдался солнечный, но прохладный, вижу, зябко ему… Едва успеваю накрыть, подопечный начинает клевать носом. Вот и славно, а мы с кошкой будем караулить…

…Когда я в последний раз говорила своему Вите ласковые слова? Кажется, на юбилей, когда тост произносила. А что именно говорила? Желала здоровья и успехов, сказала, что мы с детьми любим его и ценим, что у нас замечательный папка. И что осталось нам дождаться внуков. Так и заявила: «Ну вот, отец, всего ты достиг, нужно только статус поменять на деда». А он улыбнулся и в тон мне: «Согласен, мать. Буду им свистульки из клена вырезать и в парк водить на прогулки»… И ни слова о том, что люблю его по-прежнему. Хотя нет, не по-прежнему.

***

У него были умопомрачительные джинсы, настоящие, фирменные. И вообще, Витя выделялся из парней, казался взрослым и обстоятельным. И жутко серьезным. Когда впервые пошел провожать, рассказывал о шумерской цивилизации. А я боялась дышать: шутка ли, такой умище разглагольствует! За две недели провожаний я прослушала лекции о случайных научных открытиях, о черных дырах во Вселенной и белых пятнах в истории…

Наверное, Витьку несло бы и дальше, но мне захотелось целоваться. И это был единственный способ прервать поток знаний из его уст.

…Витька изумленно отпрянул, а потом ответил на поцелуй. Да с каким жаром! Минут через сорок опухшими губами промолвил:
- Не хотел торопить, но случай подходящий. Может, поженимся? Я люблю…

И наконец с моего снежного королевича спала вся его ученость, в ответ на мое «да» шептал нежности и душил в объятьях…

***

Я была и «кнопочкой», и «пуговкой», и «зайчиком»… А он был «тигром». Потому что в первый же год мы завели кота. Вороватого, дерзкого и удручающе верткого. Поскольку обоим хотелось нянчить малыша, а тот не спешил заводиться в семействе, решили искупать кота. Хвостатая вредина под струей вопила так, словно с него живьем сдирали шкуру. В финале отомстил: я передавала животное Витьке, который стоял наготове с полотенцем. Кот-изувер кувыркнулся через голову и прыгнул на хозяина, несколько секунд гарцевал и бросился наутек. Оставив «автограф» на теле в виде многочисленных трехполосных царапин… Так мы разлюбили купать котов, а Витька стал «тигром». Ночью он был «тигренком-мурлыкой» или «неутомимым зверем», днем - «котофеем», а «любимым» - вне зависимости от времени суток.

***

Вернувшись из роддома с Ванечкой, я получила букет цветов, каракулевую шубу и наименование «мамочка». Иногда – «лялечка». Витьке нравилось ощущать себя отцом вдвойне: и заботливым папой наследнику, и внимательным «папкой» мне. Которая от бессонницы и непривычного режима стала вконец бестолковой. Собственная рассеянность расстраивала меня до слез, а его умиляла. «Глупенький мой зайчик, отдохни, а я с Ванькой погуляю», - говорил он, и я не обижалась на глупенького. А как я его тогда называла? Кажется, солнышком. Потому что с ним было тепло и радостно.

***

Появление Маши переименовало меня в «заю». Ну да, трудно оставаться «зайчиком», прибавив 20 кило и переселившись в 50-й размер. Потом, конечно, вес ушел. А «зая» осталась. Да и то редко, в основном мы были Витей и Леной. Конечно, хотелось вернуть ощущение, когда земля из-под ног, и он – ненаглядный-желанный-единственный. Но у Машеньки пупочная грыжа, а Ваня постоянно простужается в садике. Денег не хватает, а выйти из декрета я не могу из-за детей. В ванной надо бы ремонт сделать, в прихожей линолеум перестлать. У моей мамы обнаружили гадкую хворь, Витин отец уже несколько лет тихо угасал от подобной болячки… Не до «зайчиков» было.

***

Инна увезла Андрея кормить обедом, я освободила пирожки из жаркого плена духовки. За окном потемнело, подул резкий холодный ветер: поздним летом часты перемены погоды. Надо согреть чаю, чтобы отпаивать продрогшего дачника-мужа, скоро уже прибудет…

…Инна сказала - надо говорить друг другу нежные слова. Да кто бы спорил! Но как, с чего начать, когда вы вместе уже больше 20 лет? Нажили кучу добра, поставили на ноги детей, срослись намертво, словно сиамские близнецы. Но при этом словно онемели, кажется неловким и даже неприличным говорить родному человеку, что он для тебя значит. Смотришь на седые прядки, замерцавшие в его шевелюре, и грустно улыбаешься: все равно красивый. Даже лучше, чем в молодости. Потому что пронзительней, ощутимей. Как нежданное тепло на исходе лета… Мы друг для друга давно уже «отец» и «мать». А еще: «Вить, не опаздывай к ужину» и «Лен, ты пульт от телека не видела?» Лишь однажды я случайно услышала, как он откровенничал с друзьями: «Ленку свою я люблю. Она у меня золотая». А я и вовсе ничего не говорю, переросли мы это, что ли…

А если попробовать все изменить? Взять и сказать. Про седые прядки, про то, что благодарна ему за детей, за счастливую жизнь, что так же люблю, как тогда, когда он с умным видом рассказывал про шумеров… Надо просто решиться, а уж он не оттолкнет, он поддержит.

***

Вечером во всех окнах квартиры на первом этаже горит свет. Кухонное окно распахнуто, и будь на улице случайные прохожие, могли бы стать свидетелями признания в любви. Однако в очевидцах только мелкий дождик. После короткой трели дверного звонка раздается взволнованный женский голос:
- Витя! Ну разве так можно? Где ты пропадаешь, телефон не отвечает, я тут извелась вся! Господи, а промок-то как! Немедленно в ванну, сейчас чаю принесу. Хочешь, чтобы опять спину прострелило? Ах ты, горе мое луковое, душу из меня вынул. Да оставь ты эти сумки в покое, выгружу я твои помидоры. Ей-богу, неразумный, словно дите малое!..