Чужая Вера

Вера и сама не поняла, как это получилось. Не сказать, что мечтала идти под венец по великой любви, не было этого. Но вот так, с суровым материнским наставлением: «Пора, Вер, чего ждать-то? Ты его столько лет знаешь, вон как тебя любит. Говоришь, не любишь? Вер, стерпится-слюбится. Подумай о себе, да и меня пожалей» – тоже не рассчитывала.

И вовсе не в том дело, что других претендентов не было, или из-за поджимающего возраста требовалось запрыгнуть в последний вагон. Просто мама устала. Отец который год тяжело болел, мрачнел нравом, изводил домашних капризами, а тут Верочка на выданье. Её надо наряжать, ссужать на карманные расходы, за кавалерами глаз да глаз, словом, хлопот не оберёшься. А откуда взять силы и деньги? Пристроить бы понадёжней, и на душе спокойнее…

***

Конечно, при другом раскладе Игорю рассчитывать было не на что. Если бы тот, по кому Вера три года сохла, не переметнулся к другой, если бы не Верина гордость, то... И никто бы не вспомнил, что Игорь семь лет кряду ходил за ней тенью. Сколько раз прогоняла, а он переждёт - и тут как тут. Не упрашивал, не угрожал, просто был. Бабульки у подъезда сочувственно роптали: «Не иначе, приворожила она тебя!» Игорь шутил про натуру однолюба и который раз давал себе зарок: этот визит последний. Чтобы опять нарушить…

***

Он сел на цветной диванчик, протянул коробку конфет (её любимые, с цельным орехом) и предложил:
- На майские едем всей компанией ко мне на дачу. С ночёвкой. Ты как?
Вот зачем спросил? За семь лет ни разу не согласилась. И тут на тебе:
- Поеду. С ночёвкой. – и посмотрела в упор.

…Вера не отталкивала его рук и не рвалась из объятий, равнодушно отвечала на поцелуи. Казалось, восторженная мужская возня не имеет к ней отношения. А потом донеслось её ровное дыхание. Игорь приподнялся на руке и смотрел в безмятежное лицо той, что так долго была непонятна и недосягаема. Но теперь доверила сокровенное – и отдалилась ещё больше. Уступить ведь можно по-разному…

Утром Вера причёсывалась перед старым трюмо, Игорь подошёл сзади, нервно обнял за талию:
- Замуж за меня пойдёшь?
Вздох, мучительная пауза, глаза в глаза в зеркальном отражении.
- Пойду. Если возьмёшь.
- Конечно, возьму, - задыхаясь от нахлынувшей нежности, поцеловал трогательно-острое плечико и неловко пошутил. – Как честный человек я просто обязан…
- Игорь, как честный человек я тоже должна предупредить. Сам понимаешь, если бы любила, давно бы согласилась...
- Сделаю всё, чтобы полюбила. Любовь есть, Вера тоже, а за надеждой дело станет, привык уже.

Почему она не могла промолчать, зачем это жестокое уточнение? А жестокая приглаживала пряди и думала: почему самые важные слова всегда говорят не те, от кого их хочется слышать?

***

…Какое-то неправильное замужество получалось. Вера вспоминала, как влюблённые подруги выходили замуж, беременели и дурнели, потом дружно лопались их брачные мыльные пузыри, и они, исхудавшие и мрачные, кляли замужество на чём свет стоит. А в Вериной жизни не было таких «качелей»: она не ждала праздника и лёгкости. И получала его в преизбытке.

Игорь радостно забегал после работы в магазины, бодро тащил пакеты домой, потом вместе с Верой толкался на кухне, не чувствуя усталости. Вера изумлялась: отец считал возню с кастрюлями не достойным мужика занятием, да и вообще держал дистанцию, а Игорь непринуждённо стирал границы между мужским и женским, смешил её, располагал к откровенности. Лучшего друга не придумать.
Что до постельных радостей, так с этим тоже всё в порядке. Правда, новоиспеченный муж по окончании взаимных «неистовств» ждал не благодарных взглядов, а вечной фразы из трех слов. Но она никогда не говорила попусту. Игорь уходил на кухню, закуривал и вёл беседы с собственным оконным отражением. «Может, и чёрт с ним, что не говорит? – рассуждал он. – Чего тебе надо, парень? Она живёт с тобой, ест с тобой, выучила дни рождения твоих друзей, подружилась с твоими родителями, ночью будит и не даёт заснуть до утра, целует провожая и встречая, смеётся, обсуждает всё на свете. Может, и не нужно этих признаний?»
А когда поверил, что всё у них как у людей, Вера вдруг замолчала. Игорь ходил за ней следом, заглядывал в глаза, спрашивал, что случилось. Но она словно окаменела, смотрела сквозь. Ничего не оставалось, как тоже замолчать.

***

Обратное превращение тоже произошло в одночасье. Просто однажды с утра Вера снова прикасалась и целовала. И вдруг рьяно захотела ребёнка. Раньше не горела особо, а тут принялась лопать фолиевую кислоту и заветные дни высчитывать. Игорь радовался, не жалея мужских сил старался воплотить её желание. Думал, вот оно, её своеобразное признание. Пока не услышал:
- Если родится девочка, пусть будет похожа на меня. А то у тебя залысины некрасивые и нос крупноват. Мужчине-то ничего, а девочке ни к чему такие мучения.

Она и не заметила, а его словно в солнечное сплетение кулаком ткнули. Вот так буднично и просто, словно мясную вырезку выбирает… Когда боль утихла, подумал: а что, собственно, его взбесило? Она и не говорила, что хочет ребёнка от него. Всего-навсего время пришло, а он муж… Вскоре от общих знакомых услышал, что обидчик-перебежчик, по которому Вера три года сохла, стал отцом. Досужие кумушки тут же бы увязали Верин малышовый фанатизм с этим фактом, скумекали бы, что женщины порой из отчаянья, из мести привязывают себя к нелюбимому. А Игорь и думать забыл.

***

«Девочка, живая, 3540, 53 см». Лоскуточек желтой клеёнки заодно сообщал Верину фамилию и инициалы. Целых шесть дней их Лёлька жила под маминым «псевдонимом»…

Всё получилось, как она хотела. Внешне дочь – Верина копия, родительница довольна. А вот характер, как выяснилось, Лёлька позаимствовала у родного батюшки. Терпеливая, упёртая и улыбчивая. Кряхтит, тянется за погремушкой, не хнычет. А едва увидит маму – расползается в улыбке и тянет ручонки. А как иначе? Любовь к Вере Игорь ответственно передал по наследству…

***

И шло всё потихоньку, не хуже, даже лучше, чем у других. Друзья скандалили со вторыми половинками, хлопали дверями и заводили «симпатию» на стороне, мирились, разводились. А их бог миловал, никаких бурных сцен. Правда, однажды, хватив лишнего на посиделках у знакомых, Игорь вздумал приударить за одинокой гостьей. Дама была «на любителя», кавалер не строил планов, но отчего не покуражиться на глазах у Веры? Пусть приревнует, что он, в самом деле, как монах… Когда «заходил на четвёртый круг» медленной композиции и уже пару раз навис над партнёршей в глубоком наклоне, Веру охватило неприятное чувство. Не ревность, не обида. А лишь досадная неловкость из-за того, что близкий, родной человек выставляет себя клоуном на потеху публике. Улучив минутку, шепнула мужу:

- Игорёк, ты оставайся, а я уйду пораньше, заберу Лёльку у мамы. Наверняка обе устали друг от друга.

Ни словом, ни взглядом не упрекнула, а он готов был сквозь землю провалиться. Дома был раньше своих девочек. Перед сном накормил Лёльку кашей и собственноручно искупал. Господи, стыдно-то как…

***

Лёлька уже вовсю бегала и умела танцевать «фонарики», когда у Веры случился повторный приступ молчаливости. Игорь решил переждать несколько дней, пока она сама растворит свою непонятную обиду, пока не перестанет смотреть сквозь него. Утешал себя мыслью, что от него не зависит происходящее в Вериной голове. И оказался прав: оттаяла, ожила, повеселела.

Но едва обрадовался, как она нанесла новый удар… Вера разговаривала, улыбалась ему, в выходные охотно ездила к свекрови. Но перед сном неизменно доставала второе одеяло и, укутавшись в кокон, отворачивалась к стене. И уже по спине её было понятно, что нет смысла даже пытаться. Хотя, конечно, пытался, разворачивал к себе. А она не отталкивала, просто застывала, даже глаз не открывала…

***

«Верунчик, ну что ты, как неживая? Сказал же, я не просто так от неё ушёл. Кто тебе наплёл, что это жена меня выгнала? Вер, да плюнь ты на бабьи сказки! Я всё время помнил тебя… Слушай, уже третий раз в кафе встречаемся, что мы как маленькие, в самом деле. Поедем ко мне? Погоди, телефон звонит. Прости, выйду поговорить…»

Высокий мужчина остановился за стеклянной дверью и, хотя слов не разобрать, ясно было, что перед кем-то эмоционально оправдывается. Некрасиво морщит лоб, облизывает губы, что-то горячо доказывает, но наверняка аргументация хромает.

Вера смотрела и не понимала, почему её саму жизнь порознь изменила, отшлифовала, а этот товарищ отделался сеточкой морщин и поредевшей шевелюрой. Как носил коричневые ботинки с синими джинсами и черной курткой, так и носит цветовую «триаду». Как предавал, так и продолжает.
И пользуясь уязвимостью собеседника, распахнула стеклянную дверь.
Мужчина прикрыл ладонью трубку, вопросительно взглянул. А она подмигнула и помахала ладошкой, мол, «увы, мне пора».

***

Дома Игорь колдовал у плиты, Лёлька мусолила печенье и потчевала плюшевого кота: «есь, Васёк, есь». Вера улыбнулась, подняла на руки кошачью кормилицу, чмокнула мужа в щёку:
- Ну, мои любимые, что у нас с ужином?
Игорь бросил быстрый взгляд, боясь открыть вспыхнувшую радость, а Вера не отвела глаз:
- Солнышко, на улице похолодало совсем по-зимнему. Наверное, мне будет холодно одной под одеялом. Пустишь к себе?
Муж притворно вздохнул:
- Как честный человек, я просто обязан…