Замрите, ангелы!

Влюбленность – это взгляд на мир сквозь розовые очки. Вокруг тебя ежедневно розовое небо, розовая трава, розовые мысли… Иногда хочется сменить пейзаж. Вставить в оправу радужные стекла и лицезреть всю пестроту момента.

Супружеский долг

Сидим в кафе с подружкой Басей. Столик возле самого окна. В бокал падают солнечные лучи… и взгляды проходящих мимо мужчин. «За встречу!» - провозглашает Бася. И, пригубив шампанское, мы углубляемся в беседу о наболевшем. Женщины порой подвержены разным хворям. Но когда общее состояние жизнедеятельности устойчиво и близко к норме, основные болезни протекают в области сердца.

- …Я все же не могу понять, что значит быть женой, - признаюсь я, - Казалось бы, общие проблемы, разные взгляды. Но у нас даже нет повода к ссоре. Разве это брак?!… Мы оба увлечены работой, но у нас не получается быт – он все превращает в игру. Словно в песенке из кинофильма «Замрите, ангелы, смотрите, я - играю». Вчера вечером подошла к нему и просто сказала, что люблю. Он ответил: «Спасибо», - с такой доброй ехидцей. Собралась обидеться… Тогда он отбил на клавиатуре ноутбука несколько слов, вложил в принтер стопку официальных бланков своей компании. Вывел шедевр на печать. И завизировал все копии.

- И что там было?… – насторожилась моя подружка.

- Я тебя люблю… И подпись: С уважением, А.С. Клинский.

- Кошмар какой, – посочувствовала Бася. И деловито добавила: Ну не знаю я как у вас… Для меня брак это спорить, кому выносить мусор и ругаться из-за тюбика зубной пасты, которую он выдавил неправильно. Все это так здорово!

…Врываюсь в квартиру, крадучись – на кухню. Мусорное ведро наполнилось: готово к исполнению супружеского долга. Подкрадываюсь к кабинету, распахиваю дверь рывком.

- Милый?!… - почему ты не выкинул мусор?! Положение дел в этом доме тебя вовсе не беспокоит. А дела наши плохи. Полное ведро! Кстати, милый, напомни, с какой стороны ты сегодня надавил на зубной тюбик?

Муж медленно поднимается из-за письменного стола. Смотрит на меня внимательно, как на тяжелобольную. Обходит мою изящную фигуру и легким прогулочным шагом идет на кухню. Молча берет ведро. Идет в прихожую. В этот момент мой взгляд машинально падает прямо на его туфли. Замшевые сабо. Платформа, высокий подъем… Есть в этом изяществе что-то… неприлично богемное. Богема открывает дверь. И исчезает из моего поля зрения.

В холле появляется встревоженная домработница Анна Леопольдовна. Андрей, человек с нелегким опытом европейской жизни, не был смущен тем, что его ненаглядная не хочет готовить, а хочет работать. И, как человек практичный, решил, что каждый в семье должен заниматься своим делом. Жена – любить его, домработница – квартиру. А если кто-то попробует совмещать обязанности, одно из дел будет сделано наполовину. И теперь Анна Леопольдовна царит в нашем доме, а я… в его сердце.

- Господи, куда вы его послали?! – охает Леопольдовна.

Почти машинально брякнула: «К черту». Леопольдовна не расслышала и вновь охает:

- Зачем вы ему ведерко дали, он же не знает, где мусоропровод! – в глазах ее ужас. Словно я ребенка в лес отпустила, а вокруг все волки, волки…

- А он пойдет на запах!

Леопольдовна не отстает от заданной темы:

- Нет у нас никакого запаха!…

- Послушайте, Нюта Леопардовна, я ему компас дала. Стрелка указывает прямо на мусороспускательный канал.

- Какой канал? – бормочет она растерянно. И тут мне становится смешно. Обозвала ее Леопардовной, а она и не заметила. Прозвище это придумал муж, имея на то весомые причины.

Бывает, бродит Леопольдовна по дому и рычит себе под нос: «Вот ведь напакостили, гости дорогие! Всю жизнь копытами изворошили». Потом телефон зазвонит. Леопольдовна в трубку: «Пронто!» – мексиканская выправка: мол, «богатые» и у нас плачут. На проводе в недоумении: «Алло, алло!?» - видимо, думают, что дозвонились в посольство Аргентины.

Леопольдовна: «Говорите медленнее, вас не слышно». На проводе испуганно: «А-а-а… Андрей-Сергеича?»

Леопольдовна по всей строгости: «Как вас представить?» Тот отрапортует: «Замминистра Сидор Ордальонович Дупилев-Оболенский». Леопольдовна: «Минуточку, я узнаю». Отложит трубку, в зеркало посмотрится: «Вы слушаете? Они в отъезде. Что передать?» Замминистра в возмущении: «Передайте ему привет!!!» Леопольдовна бесстрастно: «Перешлите по факсу. Переключаю».

Спрашиваю: "Мол, Анна Леопольдовна, зачем же вы так?" А она плечиками пожмет: велено было отшить. Пять минут спустя дверь кабинета – бух-трах! – о стену. Вылетает муж с диким криком: «Нюта Леопардовна!!! что это такое?!» В руках у Андрей-Сергеича факсимильное сообщение: «ПРИВЕТ ТЕБЕ, СУКИН СЫН!!!!!»

…Сидим с Леопольдовной на кухне: ждем ведро. Пять минут ждем, десять ждем, к горлу подступает легкое беспокойство. «Заблудился», - горестно вздыхает Леопольдовна. Смотрю на нее осоловело: «Где заблудился? На лестничной клетке?» А она: «Так мусоропровод-то дальше, а он дальше лифта не ходит». Серьезный аргумент.

Иду посмотреть, что же милый делает с ведром. Ни ведра, ни милого. Видно, ушел к черту – вот уж напророчила.

…Мы еще полчаса посидели на кухне. Леопольдовна пьет чай и охает: «Господи, куда ж он в домашних-то туфлях? За что вы его к черту послали?!»

В прихожей призывно щелкнул замок. Бегу навстречу своему счастью. И сразу заглядываю в ведро. Ведро пустое. «Вынес все-таки!» - руки на бедра, смотрю на него так, как будто пришел в три часа ночи и при этом в стельку. Муж, грациозно покачиваясь, обходит мой тонкий стан, как будто встречную березку. И на кухню. Водрузил ведро на стол – там ему самое место. В руках главного мусорщика планеты остались: газета, початая бутылка минеральной воды, пачка сигарет «Парламент».

Улыбаюсь нежно:

- Скажи мне, милый, возле какого мусоропровода открыли ларек?

Муж молча закуривает. И задумчиво глядя в окно произносит:

- Десять лет… меня никто не пытался закадрить прямо на улице. Что происходит? У меня что-то с прической?

- У тебя, кажется, что-то с головой. Куда ты выволок это чертово ведро!?!

Рассеянно о своем:

- Волоку себя по проспекту, вдруг… какое-то нечто. Спрашивает закурить. Ну дал ему пачку. Он стоит, лыбится. Думаю, сейчас денег попросит. А он голосом жеманной девственницы: «У вас туфли такие красивые, наверно, заграничные». Я ему: «Да, мэйд ин Юкрайна». Он: «Обалдеть! Вам по спецзаказу привезли или в Москве бутик открылся?» Я озверел, говорю: «Парень, ты в морду хочешь или сразу милицию вызвать?» Видно, рожа у меня была страшная. Пацан перепугался: «Да я просто так спросил, подумал, что вы…, что это…» И как сиганет от меня. Вита, что происходит?

- Милый, ты просто давно не выходил на проспект с мусорным ведром.

Андрей глубоко затягивается сигаретой и вздыхает:

- Зачем я поселился в этом доме…

После попытки закадрить его туфли – меня уже ничем не проймешь.

- Солнышко, а что здесь не так?

Вздох марафонца, выигравшего забег черепашьим кролем.

- Чтобы вынести мусор пришлось пройти три квартала.

(Преувеличивает: ближайший ларек – за углом).

Леопольдовна робко:

- Андрей Сергеевич, вам нужно было только чуть-чуть свернуть к лесенке.

Меланхолично смоля в безоблачное небо:

- Я ехал на лифте.

Гусарская баллада

Ночь. Вчера был старый год, сегодня – новый. Мне не спится. Да и осталась ли в доме свободная постель. В каждой – по гостю. А то и по два. Понуро сижу в кресле, размышляя о смысле пития... По коридору движется силуэт крепкого телосложения. Олег, племянник мужа. По возрасту годится мужу в братья, по виду - в старшие братья. В руках у Олега бутылка коньяка дядюшкиной выдержки. Он бредет. И по ходу движения обезвреживает горлышко сосуда. А следом крадется тень…

Олег запрокидывает голову и заносит руку с бутылкой… для финишного броска.

- Стоять! – из мрака выпрыгивает «тень» и виртуозным рывком перехватывает руку племянника. – Что делал слон, когда нашел "Наполеон"?

Олег уныло:

- Вылакал!

Андрей сладенько:

- Ме-э-ерзавец. Да знаешь ли ты, что ты стырил. Это же коньяк. Это мой коньяк. Его пьют ме-э-елкими глоточками. И смакуют, понимаешь, смакуют… Удовольствие. А ты?! Хвать бутыля за горло и нахрапом. Ну что такое! Этот напиток не-э-ежный, понимаешь? Как женщина. А ты ее за горло! Ты понимаешь, что тебе говорят, оболтус!?!

Механический кивок:

- Понимаю. Ты свой коньяк - как аристократ. А я - как Кутузов.

Вновь запрокидывает голову, порывисто заливает в горло треть содержимого сосуда. Переводит дух: в горле жжет. Дядя моргает от изумления. И ждет: как далеко зайдет «эта наглость!». Операция «влив» повторяется. Отдышавшись, коньячный полководец делает недвусмысленно гусарское движение: пора разбить «бокал».

Дядя:

- Смир-р-рно, равнение на меня! – ловит «гусарский жест» в вольном полете, - Ниже этажом живет Суворов, и если он перейдет через Альпы… ты останешься без глаза, п-п-п-полководец.

Овладев коварным «Наполеоном», дядюшка небрежно откидывает голову. Изящным мановением руки вливает в себя все, что еще осталось. И подводит финальную черту:

- В общем, Олеженька… пить ты не умеешь.

«Тыр-тыр-митя»

Томное утро. Андрей Сергеевич нежится в постели. «Хорошо-то как, господи…» - пьет сок. «И никто тебя не дергает, и никто не тыркает… Можно лежать-лежать… Вот так бы всю жизнь», - почти забывается сном.

Звонит мобильный телефон.

Андрей с ленцой:

- Ну, слушаю…

На проводе его «служебный» шофер Юра:

- Сергеич, мы сегодня едем куда, или как? Морозище! Митька тут совсем продрог.

Андрей в недоумении щурится. Митя – его сын от первого брака.

- Как Митька продрог?! Что он здесь делает?

- Что! – вас дожидается. Уж час торчим. А вы не идете…

- Час?… - Андрей бледнеет, - на морозе… Юра, ты держишь его на морозе целый час?! Ты рехнулся!?!!! Почему не позвонил, как он, вообще, здесь оказался?!

- Как! Не сам же – я привел. Так едем куда? Или я его лечить погоню. Хрипит, малыш, дохает. Совсем плохой. Сергеич, не загнулся бы…

- Ты!… ты что говоришь!?!… Ты выпил что ли?

- Да бог с вами – какой выпил! С утра на морозе. Митька хрипит, и я хриплю. Так едем или я его отгоню – пусть полечат малыша. Дай бог оживет, а то ведь загнется, а, Сергеич?

- Как загнется?… Господи боже мой, да что с ним!?!… Боже мой… Дай ему трубку!…

Юра хмыкнул:

- Ну, вы, блин, даете.

Но не растерялся. Приложил сотовый к «чувствительной точке». И дал гудок.

Андрей с диким криком - трубку от уха.

- Боже!… Боже… Что это?

- Что! Митька, конечно. Вы ж просили… вас соединить.

- Юра, это шутка такая? – голос делается вкрадчиво жестким, - я просил передать трубку моему сыну.

Очередной хмык:

- Ну вы! Где ж я его возьму. Здесь только я да митька наш.

Еще вкрадчивее:

- Что значит наш Митька? Я и прошу тебя… передать трубку телефона моему сыну Мите.

Шофер в недоумении:

- Да нет здесь вашего Мити, здесь только наш!… митька наш! – тыр-тыр-митя!

Голос мужа осел… до соловьиной трели.

- Чего?… какой тыр-тыр?… митя-тыр-тыр?… Ах ты!… солнышко, машинку пригнал?… ах ты!… радость, тыр-тыр, значит?… ах ты!… мне здесь, значит, тыр-тыр-каешь! Ах ты!!!… - далее следует череда сложносочиненных фразеологизмов нелитературного содержания. Доступным моему пониманию оказался лишь изящный оборот «дурашлеп с придурью», произнесенный с ярко выраженным акцентом иноземного происхождения.

...Муж плакал, осторожно вытирая платочком слезинки. И твердил. «Господи, ну как, как можно так надо мной издеваться… Это же ребенок, он же маленький…»

Попыталась успокоить:

- Милый, но ты же сам, когда автомобиль начал «хворать», придумал ему прозвище «тыр-тыр-митя» в честь трактора из детской сказки «про Простоквашино».

Андрей вздохнул с отчаяньем.

- Боже мой, вокруг меня столько людей, а все, что я делаю, я должен помнить сам!


Материал является частью авторского произведения. Все права защищены. All rights recerved.