Котофей Тимофей

- Да не вертись ты, негодяй мохнатый! – грожу я рукаву своего пуховика. Оттуда раздается удивленно-возмущенное мяуканье. – Не то Куклачеву в кошачью труппу отдам! – возня затихает, хотя кот Тимка лично не знаком с дрессировщиком усатых-полосатых… Эх, нам бы протянуть еще минут 15 на пятиградусном морозце, пока квартирная хозяйка дополирует комод и отбудет в свои пенаты. Странно, почему эта женщина так ненавидит кошек? Наверное, в прошлой жизни она была Шариковым…

На улицах и в магазинах предновогодняя суета, аляповатые елки в гирляндах повсюду и на удивление зимняя погода без обычной слякоти. А вот в личной жизни не все складывается безмятежно и предпразднично: жена в объятьях другого, а я только что расплатился с грузчиками и остервенело топчу снег при мысли, что с разбором вещей в новой «обители» придется провозиться до полуночи. И согревает мне душу, а также правую руку, лишь наглый кот Тимофей, которого я задумал нелегально пронести в съемную квартиру.

Хозяйка, дородная дама, увешанная массивным серебром, накануне строго предупредила: «Никаких животных и детей! Девок не водить, кутежи не устраивать, музыку и телевизор громко не включать!» Получалось, что за немалую сумму в месяц я снял келью в мужском монастыре. Но удручали не ограничения на барышень и застолья, а именно «никаких животных». А куда мне девать Тимофея, который в данный момент пригрелся и поет песни в рукаве пуховика, урча на все лады и тональности?..

Вдвоем, но не вместе

Мы поженились сразу по окончании института. Алла, точнее Лала, как я окрестил ее еще на первом свидании, отказалась жить у моих родителей и решила «уплотнить» свою бабушку. «Ну что делать одинокой старушке в двух просторных комнатах?» - риторически спросила Лалка, и Зинаиде Егоровне «привалило счастье» в виде нас. Хотя правильнее сказать – в виде меня, потому что юная супруга дома появлялась ближе к ночи, а утром упархивала ни свет ни заря. Помимо работы в школе, она взяла кучу халтур в виде кружков и факультативов, а вдоволь потерзав детские умы и души, сбрасывала стресс на занятиях по йоге и пилатесу. Я же не хотел размениваться по мелочам; на полставки, к слову, весьма солидной в денежном эквиваленте, подрабатывал системным администратором в торговой компании и писал кандидатскую. Так что у нас с Зинаидой Егоровной была масса времени для чаепитий и бесед.

- Знаете, Сережа, - шелестела она, деликатно отпивая из любимой фарфоровой чашки с розочкой, - Аллочка удивительно похожа на своего дедушку…
Я изумленно переводил взгляд на старую фотографию, которую сначала принял за портрет Семена Михайловича Буденного, и не находил ни малейшего сходства между усатым гражданином в фуражке и очаровательной Лалкой.
- Я не о внешнем сходстве. Я имею в виду порывистость, неуемность натуры.

Тут я вспомнил, что дедушка отправился к праотцам при комично-драматических обстоятельствах. На 76-м году жизни он за каким-то лешим полез поправить шифер на крыше дачного домика, стукнул молотком по шиферине, расколов ее на части. Один из «фрагментов», на котором, собственно, сидел горе-строитель, устремился вниз, и дедушка, словно на санках, съехал на землю обетованную. Приняв затем на голову несколько увесистых кусков шифера… Да уж, произошедшее и впрямь говорит о неуемности и порывистости натуры Лалкиного предка.

Но Зинаида Егоровна действительно, что называется, зрела в корень. Если я был чистой воды меланхоликом, то Лалка достойно представляла армию холериков. Так что никто не удивился, когда спустя год она заявила:
- Еду в Москву, подыскала работу. Как устроюсь, вытащу тебя из этого провинциального болота.
Я противился, не отпускал, кричал: «Только через мой труп!» - но оказался бессилен. Не помогли и душеспасительные монологи бабушки, утверждавшей, что муж и жена не должны разлучаться: или вместе ехать, или вместе сидеть на месте ровно.

Лалка стремительно (вся в дедушку, ей-богу!) собрала вещи, всплакнула на вокзале и пообещала каждый день звонить и приезжать минимум дважды в месяц. Также наказала присматривать за бабушкой, а той в свою очередь велела бдить за моим «облико морале», чтобы я не пошел по скользкой дорожке от приключившейся свободы…

Он, она и я

- Сережа, вы дома? А я не одна, у нас гость! – возвестила Зинаида Егоровна из прихожей. Я оторвался от компьютера и вышел поприветствовать визитера. Он сидел на коврике в коридоре – тощий, рыжий, голубоглазый. Увидев меня, задрал хвост-антенну, выгнул спину коромыслом и угрожающе зашипел. Ого, парень, лихо начинаешь!

- Ну и откуда к нам прибыл рыжий-рыжий-конопатый? – поинтересовался я.
- Знаете, Сережа, я возвращалась из поликлиники, а он сидел на бордюре и громко плакал.
Ясно. Значит, дерзко орал во всю глотку.
- Я угостила его кусочком сосиски, которые купила к обеду, а он, бедненький, тут же ее скушал и попросил еще…
Понятно. Жрет, как прорва.
- Я скормила ему пару сосисок, а он заулыбался, начал тереться мне о ноги и мурлыкать. Видимо, «дворянин». Я подождала, может, появится его мама, но бесполезно. Вот и принесла к нам… Вы не против, Сережа? Живую душу нельзя оставлять в беде, а нам все веселее будет…
- Что вы, Зинаида Егоровна! Пусть живет. Надо лишь определить жильцу «отхожее место» и дать имя. Как насчет Чубайса? По-моему, сходство налицо.
- Хм, Сережа, думаю, малыш не заслужил такого отношения. Пусть он будет Тимофеем, Тимкой…

Тимофей не боялся ничего, кроме моих воспитательных методов газетой по ушам. Однако я не оставался неотмщенным. Подхалимничая и выпрашивая куски во время ужина, ближе к ночи Тимка мнил себя Зорро. Он скрывался в темноте прихожей и, обнаружив, что я направляюсь в санузел, выскакивал и прыгал мне на ноги. Иногда удавалось дать ему ответный пинок, но чаще Тимка уносился прочь, беззвучно хохоча – уверен, эта бестия умеет ликовать и улюлюкать по-своему. Зинаиду Егоровну Тимка беззаветно любил, не скрывал нежных чувств и к Лалке – в ее редкие приезды. Я звал его дамским угодником, а он щурился и лыбился, мол, так и должно быть…

Лалка через три месяца московской жизни превратилась из учительницы в бизнесвумен, рассказывала об успехах и новых друзьях и больше не заговаривала о нашем воссоединении. Когда по ночам я пытался сторицей исполнить супружеский долг, она отталкивала меня, ссылаясь на усталость и головную боль. Старая, старая сказка… А на соседнем кресле мерцал глазами в темноте рыжий насмешник…

Все точки над i

- Лалка, здравствуй, это я.
- Сережа?! Привет! Что случилось, ты соскучился?
- Нет… Хотя да, и это тоже… Черт, не умею сообщать такие вести. Алла, ты должна приехать.
- Сережа, что за блажь? Я не могу!
- Алла, ты ДОЛЖНА приехать. Умерла Зинаида Егоровна. Инфаркт. Послезавтра похороны.
Она запричитала в трубку, после чего сообщила:
- Буду послезавтра. Пока.

Без бабушки мы с Тимофеем чувствовали себя осиротевшими. Он пытливо заглядывал мне в глаза, дескать, «признавайся, куда она ушла? Ведь так не бывает, чтобы бабушки насовсем уходили!» А потом он плакал: лег на постель Зинаиды Егоровны и замер на сутки. Вот ведь и правда – живая душа… Может, не такой он и дуралей, как кажется.

…Иногда, даже часто, мы не знаем тех, с кем решили связать судьбу. Лалка казалась мне суматошной, не в меру активной и не всегда разумной, но я был уверен, что она преданна мне, считал ее СВОЕЙ женщиной. И вот те на… Она начала с пафосной фразы о том, что победителей не судят, продолжила инсинуацией о разных характерах и в завершение попросила развода.

- У тебя есть другой? – зачем-то спросил я, хотя все и так было очевидно.
- Сережа, не в этом дело. Давай не будем все усложнять. Прошу лишь в две недели освободить квартиру, я выставляю ее на продажу. И придумай, пожалуйста, куда пристроить кота. Думаю, ни мне, ни тебе он не нужен.
Тимофей словно понял, о чем речь, и, гордо задрав хвост, вышел из комнаты. Вот так в одну неделю я потерял близкого человека, которого считал другом, и женщину, которую любил и считал единственной, дарованной на всю жизнь…

Когда Алла уехала, все силы я бросил на поиски съемной квартиры. Возвращаться к родителям не хотелось, а затевать возню с кабалой под названием «ипотека» не решился. Рыжий наглец очень быстро понял тот факт, что отныне я его кормилец и покровитель, и принялся охмурять меня. Ластился, просил погладить, забирался на колени и хитро подмигивал: «Ничего, Серега, где наша не пропадала, прорвемся! Ты только не бросай меня, а?» Когда я приболел, он весь день лежал со мной в кровати, обнимал лапами за шею и даже не просил есть. Урчал, пел колыбельные – ох и плут хвостатый!

Вскоре на улице начали хлопать петарды, сказывалось приближение праздника. Сколько горя они доставляли коту! Едва заслышав пронзительный свист, он кидался мне под ноги и орал кошачьим благим матом: «Умоляю, прекрати это безобразие!» Приходилось брать трусишку на руки, он затихал, но не переставал тревожно коситься на окно.

На новом месте

Порядком окоченев, я отправился в магазин. Господи, ну когда, наконец, из квартиры уберется хозяйка?! Разгуливает там среди баулов и коробок, не понимая, что уже часа полтора о тепле и покое мечтают молодой мужчина и упитанный кот, оттягивающий рукав куртки молодого мужчины. В магазине Тимофей вел себя пристойно, не вертелся, не мяукал и не просился наружу. Я накупил еды на ближайшее время и, стоя на кассе, вдруг представил, как Тимофей высунет любопытную морду из распахнутого на груди пуховика, и охранники обомлеют. И будут наши с ним физиономии красоваться на плакате с надписью: «Они воруют в супермаркетах»…

И все же, почему хозяйка не любит кошек? Надеюсь, мне удастся скрывать наличие кота максимально долго. Плату за жилье буду передавать на нейтральной территории, попрошу, чтобы предупреждала о визитах. Ничего, брат, прорвемся! Ты у меня теперь единственная родная душа, я за тебя в ответе. Свет в окне не горел, и я возликовал - наконец-то ушла! Пулей взлетел на второй этаж, судорожно открыл дверь и вытащил кота. С ним, родимым, на руках мы и вплыли в прихожую… Где на стульчике неторопливо обувалась хозяйка. Вот конспираторша!

Она округлила глаза, начала было отчитывать: «Я же предупреждала, чтобы никаких…» - но тут дело взял в свои лапы Тимофей. Усатый обольститель прильнул к ногам дамы, оглушительно заурчал и стал ласково бодать башкой ее колени. И произошло чудо, которое возможно только накануне новогоднего праздника:

- Ой, какой красавец! А звать нас как?
- Т-т-т… Простите, Тимофей. То есть я Сергей, а он Тимка…
- Ну что же вы такого милого котика на улице морозите? Молока-то купили ему?.. Эх, ладно, не выгонять же вас, сиротинушек… Только смотрите, чтобы в туалет ходил куда надобно и мебель не драл!..

Когда за ней захлопнулась дверь, Тимка улыбался: «Я же говорил, прорвемся!»