Песня на двоих

Трудно найти человека, никогда не слышавшего о знаменитом институте Склифософского. Но мало кто знает, что старое его название – «Странноприимный дом» и что построен он был графом Шереметевым, выполнившим последнюю волю любимой супруги – легендарной певицы Прасковьи Жемчуговой…

«Весь мир – театр»

Николай Шереметев провел детские годы в играх с цесаревичем Павлом. Чем они только ни тешились! Прятки, карты, шахматы, бильбоке… И помимо обычных забав – спектакли, театрализованные представления. Однажды на одну из постановок мальчики пригласили Екатерину и ее свиту. Императрицу весьма растрогала детская пьеска, и юный Шереметев получил приглашение на обед.

Впрочем, слишком много забавляться графу не давали. Он получил домашнее образование под руководством лучших учителей и гувернеров, которое завершилось четырехлетней поездкой за границу. Там Шереметев познакомился с представителями русской знати и с головой окунулся в парижскую жизнь: был представлен королевскому двору, встречался с ведущими деятелями Просвещения и, конечно, посещал театры.

Его занимало все – от декораций и костюмов до грима и сценических механизмов. Живейший интерес к сценическому искусству помог Шереметеву организовать собственную театральную группу, а в будущем построить знаменитый Большой театр.

«Как мы случайно повстречались»

Вернувшись в родовое имение Кусково, 17-летний Николай взялся за претворение в жизнь своей мечты, а актеров велел искать среди талантливых детей крепостных крестьян. Мальчиков отбирали в малороссийских вотчинах, обитатели которых славились звонкоголосьем, а девочек – «из сирот и придомовых семей». Конкурсный отбор проходили те, кто был «из себя получше и не гнусен видом и станом, а также лицом и корпусом не развращен».

Одной из конкурсанток оказалась Парашка Ковалева – дочь кузнеца, известного на всю округу мастера и любителя покуролесить. О встрече молодого графа с будущей примой Большого театра слагали легенды. По одной из них, они повстречались на опушке леса в селе Вощажникове. Позже на месте их встречи Шереметев выстроил часовню, которая до наших дней, увы, не сохранилась.

По другой версии, граф обходил имение и неожиданно услышал чей-то голос, напоминавший серебряное звучание колокольчика. Подойдя ближе, он увидел крестьянскую девочку, напевавшую незатейливый мотив.
«Если бы ангел сошел с небес, если гром и молния ударили разом, я был бы менее поражен», - позже скажет Шереметев об этой встрече.

Барышня-крестьянка

Граф приставил к девочке первоклассных учителей музыки, танца, иностранных языков, не жалел ни средств, ни времени на ее обучение. Вместе с будущими коллегами по сцене Параша репетировала целыми днями под руководством лучших педагогов эпохи.

Девочка схватывала непростую науку актерского мастерства на лету: в совершенстве овладела итальянским и французским языками, быстро освоила музыкальную грамоту, игру на арфе и клавесине. В 11 лет юная актриса дебютировала на сцене в роли служанки и произвела фурор.
Через два года девочке доверили ведущую партию французской драмы «Беглый солдат», которую она исполнила с необычайной силой, глубиной и убедительностью…

Именно после этого выступления Прасковья стала примой крепостного театра графа Шереметева. Ей рукоплескал польский король Понятовский, Екатерина II пожаловала бриллиантовый перстень.

«Как никакое собрание не может быть ровно и одинаково, то из числа девиц одна, одаренная природными способностями, блеснула более всех надеждою», - отмечал Николай Петрович.

А сценическим псевдонимом Жемчугова Прасковья обязана традиции Шереметевых давать актрисам фамилии по названиям драгоценных камней. Так что были в крепостном театре Яхонтовы, Алмазовы, Гранатовы… Но только одна «жемчужина» принесла крепостному театру Шереметева всероссийскую славу.

Неравная любовь

Взрослея, Прасковья превращалась не только в блестящую актрису и певицу, но и в миловидную девушку. Скажем прямо, Жемчугова красавицей не была: худенькая, болезненная, ничем не выделялась из стайки подруг, пока не начинала петь. «В минуту обаяния, которое охватывает вас, - писал один из современников, - приобретают весь смысл и значение эта казавшаяся неправильность в овале лица, эти глаза – сильные и нежные во взоре глубоком и влажном…»

Необыкновенный талант не принес актрисе счастья – умная, образованная девушка с болью осознавала себя рабыней и фавориткой графа. Избалованные барским внимание крепостные ей завидовали, а светское общество, устраивавшее неслыханные овации, презрительно отворачивалось, стоило Прасковье сойти со сцены. Впрочем, не один представитель знати поразился необыкновенной «твердости духа и силе натуры».

Сам Николай Шереметев, всю жизнь любивший только эту женщину, так писал в «Поверенности» к сыну: «Прасковья Ивановна Ковалева была одарена остротою ума, скромностью нрава и привлекательными свойствами душевных расположений. Склонность ее к музыке и превосходнейший дар пения привлекали приятное – удивление моих друзей. Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные. Долгое время наблюдал я свойства и качества ее: и нашел украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность, нашел в ней привязанность к святой вере и усерднейшее Богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо они сильнее всех внешних прелестей и чрезвычайно редки…»

Спрятанное счастье

Сразу после смерти отца Шереметев переехал в специально построенный для Прасковьи дом в Кусковском парке. Среди дворни его поведение сплетен не вызвало – в те времена помещики сплошь и рядом влюблялись в молоденьких крепостных актрис. Упрекнуть Жемчугову в корыстных интересах никто не решался, настолько непорочен был ее образ на сцене и настолько скромно она держалась в повседневной жизни.

Однако их уединение было недолгим. В 1797 году высочайшим указом Его Императорского Величества Павла I Шереметеву было присвоено звание обергофмаршала императорского двора, и он в спешном порядке переехал в Петербург.

Как разволновалось светское общество! Баснословно богатому Николаю Петровичу исполнилось 37 лет, холост, сердечен, хорош собой… Многие маменьки увидели в нем блестящую партию для незамужних дочек. Вот только жизнь светского льва Шереметева совсем не прельщала, и все свободное время он проводил в обществе своей крепостной актрисы.

Прасковья Ивановна вместе с лучшими солистами труппы по желанию барина переехала в Петербург. Но холодные ветры северной столицы подорвали и без того хрупкое здоровье Жемчуговой: она тяжело заболела, чудом выжила, но потеряла свой волшебный голос, почти 20 лет завораживавший слушателей. Узнав о случившемся, Шереметев распустил крепостной театр, а любимую женщину оставил в Фонтанном доме, где она жила в окружении нескольких друзей.

Графиня Шереметева

Через год Николай Петрович тайно дал Жемчуговой вольную и усиленно хлопотал, чтобы ему позволили жениться на ней. Павел I для друга детства не жалел ничего, но тут был непреклонен и всегда отвечал отказом: отпрыску знатного рода «на крепостной девке жениться не должно».

В последние годы царствования Павла Шереметев, познав сполна «и барский гнев, и барскую любовь», несколько раз подавал прошение об отставке, но император отклонял их одно за другим. Придворные жили в постоянном страхе, при таких обстоятельствах женитьба на крепостной была вызывающим поступком.

Счастье улыбнулось после восшествия на престол Александра I: молодой либерально настроенный император разрешил неравный брак. Шереметев с Прасковьей тайно обвенчались в московской церквушке Симеона Столпника.

Тайна раскрылась только через два года – с рождением сына Дмитрия. От Шереметева отвернулись все, считая его сумасшедшим, а уж о потрясении, которое испытала многочисленная родня графа, наверное, и говорить не стоит! «Отменный штукарь наш старший родственник», - отметила в дневнике Анна Шереметева.

Самому же Николаю Петровичу до досужих сплетен не было никакого дела, потому что через три недели после родов любимая жена умерла. Ее тело упокоилось в Александро-Невской лавре, граф пережил Прасковью Ивановну на шесть лет. Все это время он посвятил благотворительности, а сына растил с помощью близкой подруги Жемчуговой и бывшей танцовщицы его крепостного театра Татьяны Шлыковой.

В парке у Фонтанного дома до сих пор стоит памятник из розового мрамора, на котором высечены строки французского драматурга:

«Я верю, что ее ускользающая тень
Блуждает вокруг и сегодня,
Я приближаюсь, но тут же этот дорогой образ
Возвращает меня к грусти, исчезая безвозвратно».