Горький аромат пачули

Выхожу из душа, вытирая волосы полотенцем, и сажусь перед зеркалом. Рассматриваю собственное отражение с удовольствием. Я красива. У меня длинные густые волосы, большие глаза цвета зелёных оливок, ресницы длинные и пушистые, под стать волосам. У меня нежная, без изъянов, кожа. Я выгляжу моложе своих тридцати. На зеркале – флакончики, тюбики, баночки. Я ухаживаю за собой. Моя оболочка требует времени и заботы.

Я провожу перед зеркалом час и становлюсь почти неотразимой. Из гардероба достаю платье, простое и элегантное, никаких халатов. Одевшись, прохожу по квартире. Здесь всё дорого и просто, я могу себе позволить тщательно выверенный хороший вкус. Чёткие линии, одна-единственная пальма в деревянной кадке. Книги на стеллажах до самого потолка. На кухне мерцает приглушённый свет. В стену уходит итальянская улочка. В таких фресках половина квартиры – большой и просторной. Большую и просторную квартиру надо охранять, поэтому внизу консьерж, а во дворе домик с охраной. Никаких грабежей и убийств за бутылку. Всё спокойно, как в раю.

Ноутбук, забытый на стойке, подмигивает синей лампочкой. Я рассеянно трогаю мышь, и экран вспыхивает. В самом низу мигает конвертик. Нажимаю и читаю письмо о том, что подписан ещё один крупный договор. Значит, я снова получу довольно большую сумму денег. Не радуюсь, удивления никакого: я хорошо работаю, и это был только вопрос времени. А торопиться мне некуда, времени у меня много, слишком много.

Сижу на своей кухне, из которой нормальные люди сделали бы, пожалуй, две комнаты. Коньяк вязок, сигарета крепкая и тонкая, как верёвка висельника. Пальцы бегают по клавишам. Передо мной разворачивается море информации, вспыхивают цифры. Калькулятор – только для точных расчетов, а так - я сравниваю числа и безошибочно знаю, какие означают для нас очередное обогащение, а какие - что нужно напрячься и исправить любым способом, хотя бы и утопив по дороге всех, кого только можно. Я хорошо работаю, и меня за это ценят. За чутьё и за безжалостность к конкурентам. Я не помню случая, чтобы я ошиблась. Поэтому живу, как хочу. И никто мне не указ. Свобода.

Я пишу отчёты и планы и не замечаю, как время подходит к тому рубежу, который я назначила сама, потому что мне так удобно. Нет, я никогда не собью своих планов и не позволю войти в мою жизнь, чтобы что-то в ней изменить. Моя жизнь – как эта квартира, мне в ней удобно. И чужакам здесь не место. Пусть зайдут в гости, когда мне это нужно. И вовремя вспомнят, что пора уходить.

Ноутбук засыпает, дышит спокойно и тихо, укрытый собственной надёжной крышкой. На столе появляются бокалы, вино, коньяк и фрукты. Я никого и никогда не буду кормить ужином. Через дорогу ресторан, желающие могут приобщиться к его праздничной и изысканной жизни, а заодно насытиться. А ко мне приходить для этого не надо. На этой кухне никогда не будет никаких пирогов, борщей и наспех наструганных салатов.

Звонок чирикнул, и я открываю.

Он красив, широкоплеч, у него добрая, нежная, очень мужская улыбка. Он достаточно богат. Он меня любит.

Отправляются в вазу цветы, которыми уставлена уже вся спальня. Он присылает их мне домой и в офис, они горят разноцветными лоскутами, и иногда мне кажется, что шевелятся, как змеи с пёстрыми головами. Цветы от всей души. Это правда, несмотря на стереотипы относительно богатых людей. Он действительно дарит их не просто так.

Эти букеты душат меня, но я всё время забываю их выкинуть.

Всё очень красиво. Как в кино. Я улыбаюсь загадочно и призывно, он деликатен и осторожен, опасается меня спугнуть. Мы ещё не так долго вместе. Зря опасается. Мне с ним удобно. Вполне.

Я купаюсь и таю в его словах. Они окутывают меня прозрачным покровом, дымчатым и призрачным, как туман над пропастью. Я истончаюсь в них, пропадает ощущение реальности. Она, реальность, отодвигается куда-то, где мне становится трудно её разглядеть. Словно всё это та правда, которая мне нужна. Всё красиво, очень красиво, и нежно, и бережно.

Моя спальня в его цветах и приглушённых нежных тонах. Моя постель – огромная, как озеро, с хрустящими простынями. Никакого бордельного шёлка и рюш. Гладкие и плотные, простыни пахнут горьким пачули, такая же горечь испаряется из ложбинки между грудей. И снова всё красиво, и совершенное мужское тело, мраморное, жёсткое и нежное, мне уже хорошо знакомое. И простыни касаются прохладой и гладкостью моих лопаток, потом коленей. Волосы рассыпаются и путаются, мечутся на весу, и тени, как змеи, скачут по шторам.

Я чувствую, как стягивается моя кожа под его руками, потом тело дрожит, содрогается и замирает, на моих губах его губы, мои волосы в его ладони, и грудь касается его предплечья. Я выныриваю. Мне хорошо, мне сладко и спокойно. Не стесняясь, встаю и открываю шторы, стою у окна и знаю, что мой силуэт вырисовывается чётко и красиво.

Прижимаюсь к оказавшейся позади меня тёплой и широкой груди, шепчу в ответ на его шёпот, целую в ответ на его поцелуи.

Виски в широких стаканах. Он говорит про брак и детей – так, как умеет он один, ненавязчиво и убедительно, с готовностью ждать и полной ответственностью за принятое решение. Я рада, что всё так чётко. Строгими линиями рисуется наша жизнь, в ней вряд ли будет место каким-то высоким взлётам и глубоким падениям, мы утвердились слишком прочно в настоящем, чтобы будущее могло внести свои, нежелательные нам, коррективы. Он очень разумен.

Я потягиваю виски и смотрю в его красивое, честное, любящее лицо человека, нашедшего своё счастье. Мне отрадно, что и я с ним честна, настолько, насколько это разумно. Я вижу в карих тёмных глазах, что никакого кошмара не будет и я буду любима всегда, не услышу оскорбления и не узнаю удара. Поэтому я киваю и в самом деле прокручиваю в голове свой график, чтобы свадьба и беременность не внесли сумятицы в мою жизнь. Нам хорошо, но терять голову – это не про нас с ним, с нами такого не случится.

Он уважает мою жизнь и моё личное пространство. Поэтому одевается и уходит, подарив мне на прощанье поцелуй, от которого сжимается что-то внутри и по телу проходит лёгкими волнами дрожь, как рябь по воде.

Я закрываю за ним дверь и стою некоторое время, прижавшись к ней спиной. Потом снова иду в душ, это последнее разумное, что я сделаю сегодня, правильное, необходимое каждому культурному человеку. Тем более, леди. Леди – это такое очень строгое, колючее и разумное. Это запах пачули – никаких примесей, только аромат с острыми углами, правильной геометрической формы. Как правильно доказанная теорема.

Я не иду спать в спальню, там чужой запах и чужие цветы. Я иду в кабинет, ложусь на узкий диван, гашу свет и закрываю глаза.

Фотографии у меня нет, но память, привыкшая управляться с цифрами и расчетами, не подводит. Я вижу лицо, бесконечно любимое, усталое, улыбающееся лицо. В своём сознании я отказываюсь заковать его в траурную рамку, пусть в рамке оно стоит у его родителей и пусть чёрными линиями оно темнеет на граните. Я же хочу снова ощущать запах пирожков на моей кухне и спешить домой готовить ужин. Видеть вещи, которые вносят в мою жизнь сумятицу, его вещи, раскиданные не там, где им положено быть.

Я хочу ощущать его жизнь, переплетённую с моей, лишавшую её строгих очертаний. А потом унесшую с собой в тот момент, когда электрические разряды оказались бессильны и не дрогнула линия, показывающая работу его сердца. Я лежу, и горячие слёзы скатываются из-под век на подушку. Я сейчас настоящая и живая. Я такая только по ночам последние три года. Днём в том, что меня окружает, есть только одно настоящее - любимый им, горький аромат пачули.