Беда

С ней случилась беда. Она долго оправляла на себе одежду в подъезде, прежде чем войти в квартиру. Не было слёз. Ничего не было. Внутри сконцентрировались какая-то пустота и оцепенение. А ещё она не хотела сделать больно мужу, ни за что не хотела. Он виноват меньше всех.

Она судорожно вздохнула и открыла дверь. Привычный и уютный дом встретил её, и показалось, что обнял, утешающее погладил по голове. Слава Богу, мужа ещё нет.

Нина, разувшись и скинув пальто, прошла в ванную и там стала сдирать с себя одежду, не заботясь ни о молниях, ни о пуговицах. Она рвала её, дёргала за завязки, порвав, стащила трусики и лифчик, увидела багровые кровоподтёки на ногах, очень чёткие отпечатки пятерней. Её замутило.

Она бросилась на кухню, достала пакет для мусора и стала лихорадочно пихать туда вещи, одну за другой, как что-то заразное, мерзкое, словно оттуда могли полезть змеи и тарантулы. Держать этот пакет в доме она не могла ни минуты. Накинув халат, вышла к мусоропроводу и с ненавистью затолкала его под грязную жестяную крышку. Громко хлопнув дверью, вернулась в квартиру, пустила в ванну горячую воду и в оцепенении смотрела, как она бьёт в белое дно, пенится, закручивается, рождает такой домашний, спокойный шум.

Нина осторожно, словно боясь упасть и разбиться, переступила край ванны, села, и только тут её затрясло. Запрыгали губы, грудь сдавило, в жар бросило лицо. Она уткнулась лицом в колени и зарыдала.

- За что, Господи? Господи, Господи…

Потом стояла под горячим душем и тёрла себя с остервенением мочалкой, словно в наивном желании смыть с себя всю эту грязь, выскоблить, спустить в сливное отверстие. Тело покраснело, кожа стала болезненной, но в душе всё так же был осадок чего-то мерзкого, чужого, отвратительного. Нина подумала о женщинах, которые после изнасилования кончают с собой и удивилась, почему они это делают. Кроме пустоты, она ничего не чувствовала.

Она услышала, как хлопнула дверь – это вернулся муж.

- Зайка, ты в душе?

- Да! – крикнула она в ответ и отстранённо удивилась, что голос звучит так обыкновенно. – Я скоро!

Стояла, оперевшись о раковину, и смотрела на себя в зеркало. Такое обыкновенное лицо, какое у неё бывает каждый день после работы – чуть усталое, и только.

В горле что-то сжалось, Нина сглотнула. Нет, муж ничего не должен узнать. От этого будет только хуже, страдать будут двое вместо одного.

Как странно, что она ничего не чувствует. Благословенное отупение завладело ею, не давая возникать ярким образам. Она сможет с этим жить.

- Каждая вторая, - пробормотала Нина, стараясь усмехнуться и видя, как та, другая, скривила жалко в зеркале губы. – Каждая вторая женщина в России подвергается сексуальному насилию.

Эта фраза, наверное, когда-то где-то прочитанная, всплыла откуда-то из глубин памяти и, как ни странно, будто утешила. Нина смотрела на отражение своего тела с отвращением, словно оно было виновато, что над ним надругались.

- Нет, - сказала Нина твёрдо и посмотрела самой себе в глаза. – Ты ни в чём не виновата, такое может произойти с каждой.

Но Нина в зеркале не верила той Нине, что стояла по эту сторону.

- С любой, - повторила Нина своему отражению. Но отражение не соглашалось. Оно смотрело на Нину насмешливо, несмотря на жалко кривящиеся губы.

- Не с любой, а с тобой, потому что ты никто, ты пустышка! Ты не женщина.

- Заткнись! – приказала Нина. – Заткнись! Я не виновата!

- Не виновата, - молча согласилось отражение. – Но ты ничего другого и не заслуживаешь. Ты забыла, кто ты на самом деле?

- Это не важно, - прошептала Нина. – Это совершено не важно. Они напали на меня, когда я проходила через дворик позади помойки. Я не была вызывающе одета, я просто спешила домой.

Если не прекратить это, та, другая, победит её. И Нина трусливо отвернулась от зеркала, накинула халат и вышла из ванны.

Но от себя не убежишь. Голос продолжал звучать в её голове, и от него никуда было не деться.

- Зайка, ты плохо выглядишь, - сказал муж и поцеловал её в нос.

- Очень устала, - ответила Нина. – Я пораньше лягу.

Она надела пижаму, чтобы муж не увидел синяки. Лёжа в кровати, натянув до подбородка одеяло, она не плакала, только старалась усилием воли отогнать от себя навалившиеся вдруг воспоминания. Она казалась себе грязной, осквернённой, казалось, из каждой поры льётся что-то мерзкое, пачкает простыни, словно она принесла в их дом какую-то скверну, и она расползается вокруг гадкими липкими лужами.

Муж пришёл через полчаса, лёг рядом с ней, привычно обнял. Она вскочила, стряхнув с себя его руки.

- Не трогай! Не трогай меня!

- Ниночка, что ты? Солнышко, успокойся.

И он баюкал её, как маленькую.

- Ты просто устала, мы оба устали. Но мы ведь вместе – это главное…

Она кивала, уткнувшись носом ему в грудь. Да, она устала, он даже не представляет, как устала…

- Я тут подумал, мы можем взять кредит на лечение, и ты поедешь в Германию, говорят, там очень хорошие специалисты…

Нина кивала и не верила ни одному его слову. Полученные за последние три года диагнозы несколько отличались один от другого, но ни один не давал надежды, и только муж с ослиным упрямством продолжал во что-то верить. Та, в зеркале, была права, Нина пустышка, недоженщина, она не заслуживает ничего, кроме таких вот приключений, она недостойна даже своего мужа, который возится с ней, и утешает, и успокаивает.

Она заснула, и всю ночь ей снились кошмары – она снова переживала всё. Там, во сне, грязные руки и мерзкий хохот повторяли реальность до мелочей. Словно вернувшись на несколько часов назад, она снова шла от метро с работы, нырнула в тёмный маленький дворик, до подъезда оставалось меньше ста метров. И – удар, шершавость асфальта, снова удар куда-то в бок, по голове… Почему-то не били по лицу… На вид – вполне нормальные мальчики, хорошо одетые.

- Зачем? – всё хотела спросить Нина. И во сне всё-таки спросила.

- А что с тобой ещё делать? – с улыбкой ответил один из них, возясь зачем-то с пуговицами на её джинсах.

Ни тогда, ни теперь она не могла понять, почему их просто не порвали. – Ты только на это и годишься. Ты никто, ты даже мужа сделала несчастным.

- Нет! – Крикнула Нина и проснулась.

Её трясло.

- Нет, нет, - бормотала она, сидя на кухне, зажав между коленей сцепленные руки и раскачиваясь из стороны в сторону. – Нет…

В тот же день Нина сидела у гинеколога.

- Я хочу сдать анализы… На всё, что возможно, и быстро.

Нина покраснела и спрятала глаза. Ей казалось, все знают, почему она пришла сюда. Но на лице женщины-гинеколога не отобразилось ни тени удивления.

- Конечно. Раздевайтесь. Потом пойдёте на кровь.

Анализы оказались чистыми.

…Спустя два месяца, ярким весенним днём, когда зима ещё не ушла, вроде бы, окончательно, но уже сдаёт позиции и словно радуется своему отпуску, Нина вышла из той же клиники под руку с мужем. Он крепко держал её за руку и, казалось, мало что видел вокруг. Щурился на слепящее солнце, отражающееся на рыхлых, готовых уже растечься весёлыми лужицами, сугробах. Молча они прошли пару кварталов, и тут он вдруг остановился, крепко обнял жену, прижал к холодной куртке.

- Вот так, Нинок. И пошли они к чёрту все со своими диагнозами. Бесплодие, несовместимость… Напугают людей до полусмерти. Даже говорят разное. А мы их перехитрили всех. Сашкой назовём.

- А девочка если?

- Сашкой.

Взявшись за руки, они пошли дальше. Нина не слышала больше, что говорит муж. Она вспоминала, как сидела, воя, на кухне два месяца назад и с ужасом понимала, что восемь недель, которые ей записали в карточку – это и есть эти два месяца. Произошло чудо, но каким оно было тяжким. И она не могла от него отказаться, это было выше её сил.

«К чёртовой матери! – думала Нина, переступая лужи. – Я не буду об этом думать. Я очень постараюсь. Я не буду делать никакого ДНК. Я буду просто верить».