Витька

Ходить в походы ужасно интересно. Во-первых, можно сколько угодно строгать палки. Во-вторых, увидеть разных животных – это, конечно, если повезёт. В-третьих, жечь костёр и печь картошку. А самое главное – спать-то ведь в походе положено в палатке, а ни в коем случае не в кровати. А ещё есть из котелка, купаться и так далее. Люблю я походы.

А папа любит рыбалку. И получается, что мы убиваем двух зайцев. Потому что, когда папа на свою рыбалку собирается, то меня берёт с собой. Даже трёх, потому что мама говорит, что, наконец, отдохнёт без нас, как человек, и побудет в тишине и покое.

И вот, когда я закончил третий класс и у меня наступили каникулы, я денька три просто так бездельничал, играл в компьютер, гулял. А однажды прихожу с улицы домой, смотрю, а папа достал крючки и рюкзак из шкафа вытащил. И я сразу понял, что мы едем на рыбалку. А тут и папа говорит:
- Ну что, Сашка, махнём денька на три на реку Лугу?
- Конечно, - говорю, - махнём! – и побежал тоже собирать рюкзак.

Я рыбу ловить не люблю, мне скучно. Сиди часами на берегу, держи удочку, жди, когда клюнет. Нет, не люблю. Другое дело грибы собирать. Их ещё найти надо, и такие они иногда попадаются интересные. Бывают сросшиеся, как «Двое из ларца». Бывают кривые, если их, пока они росли, какой-нибудь веткой придавило. А бывают огромные, размером с голову, честное слово! Поэтому удочки у меня нет, а грибной нож я положил в рюкзак первым делом. Мы с папой довольно быстро собрались.

- Познакомишься завтра с одним парнишкой, - сказал папа. – С нами ещё дядя Слава едет. Помнишь, он был у нас на Новый Год? У него сын Витька, хороший парень.
- А Валерка? – спросил я.
Обычно мы ездим рыбачить с Александром Васильевичем и его сыном Валеркой. Валерка на год меня старше.
- И Валерка с Александром Васильевичем, - говорит папа. – Давай-ка спать ложись, вставать рано.

Я лёг спать, но долго не мог заснуть. Я всё думал, как завтра мы поедем на реку, и как я пойду в лес, и как обязательно найду там что-нибудь интересное. Я долго об этом думал, а потом как-то незаметно заснул. А утром мы встали, взяли свои рюкзаки, спальные мешки и палатку и пошли к машине.

Я люблю ездить в нашем микроавтобусе. Мама говорит, что папа ужасно гонит, но, по-моему, она просто боится, как все женщины. Папа здорово ездит. Автобус высокий, выше других машин, и получается, что ты сидишь высоко, почти как в грузовике, и из окошка поэтому здорово смотреть, всё видно.

Сначала мы заехали за Валеркой с его папой, они ждали нас уже на улице.
- Здорово, - сказал Валерка, втискиваясь со своим рюкзаком и садясь рядом со мной. – А у нас новый котелок!

И всю дорогу потом мы с ним обсуждали, как будем в этом котелке варить уху сами, отдельно от взрослых, и как пойдём в лес, и как построим шалаш. И мы заболтались и не заметили, как въехали в какой-то незнакомый двор, папа кому-то позвонил, и через минуту дверь парадного открылась, и показался дядя Слава с каким-то мальчишкой. Я сразу понял, что этот мальчишка и есть тот самый Витька, про которого папа мне говорил. Он был какой-то весь худенький, всклокоченный и ниже меня, наверное, на целую голову.

Рюкзак у Витьки был огромный, непонятно было, как он его тащит. Казалось, что вот-вот под тяжестью ношы упадёт. Но он каким-то чудом всё-таки доволок его до машины. Дядя Слава через окно поздоровался за руку с папой и Александром Васильевичем, и они с Витькой тоже загрузились. Мы с Валеркой сказали:
- Здорово!
- Здорово, - ответил Витька и сел в угол.
- Тебя Витькой зовут? – спрашиваю.
- Витькой, - ответил Витька и стал смотреть в окно.
- А меня Сашка, а это вон Валерка. А у тебя топорик есть?
- Есть, - прошептал Витька и покраснел.
- Ребята, он стеснительный, - сказал, повернувшись к нам с переднего сиденья, дядя Слава. – Вы его растормошите.

Но Витьку никак было не растормошить. Мы ему и в «Города» поиграть предлагали, и рассказывали, как здорово нам будет строить шалаш, и как мы сделаем плот и спустим его на воду. Но Витька сидел какой-то тихий, не смеялся и не особо с нами разговаривал. И мы от него отстали.

А потом мы приехали на реку! Выгрузили из автобуса своё имущество и стали обустраиваться. Вокруг была просто красота. Наступил полдень, стало солнышко припекать. Река блестела, как фольга, в траве стрекотали какие-то неизвестные жуки. Мы с Валеркой тут же разделись и в одних плавках вместе с нашими папами принялись ставить палатки и таскать из автобуса вещи. И за этой суматохой совсем как-то забыли про Витьку. А когда вспомнили, то оказалось, что он уже успел срезать две рогатины, врыть их в землю и повесить котелок.

- Что же вы его бросили? – спросил мой папа, заметив, что Витька работает от нас отдельно.
- Да ну его, - ответил Валерка. – Он, как девчонка, молчит и краснеет только.
- Скромность - не недостаток, - сказал папа и пошёл к дяде Славе и Александру Васильевичу ставить сети.

А мне стало как-то немножко стыдно.
- Витька! – крикнул я. Он поднял голову от своего рюкзака, в котором что-то искал.
- Пошли с нами в лес, - говорю. – Мы тут недалеко пойдём, где лес редкий.
- Если папа отпустит, - говорит Витька тихо.
- Вот даёт! – засмеялся Валерка. – Большой парень, а всё у папы отпрашивается!
Но Витьку сразу отпустили, и мы пошли.

А в лесу ещё лучше, чем у реки! Птички поют, на деревьях капы – бурые такие полосатые наросты. Если такой нарост отломить от дерева, а потом распилить напополам, то внутри он похож на мрамор. Мы видели дупло, в котором, наверное, жили белки, но белок в этот раз не было дома. Мы решили, что они собирают шишки и грибы, чтобы сделать запасы на зиму. Слышали, как стучит дятел, и встретили ежа. Он быстро пробежал перед нами и скрылся где-то за деревьями. И Витька немножко развеселился и рассказал, что ему только восемь лет и что он учится во втором классе и ходит в музыкальную школу. Валерка сказал, что лучше заниматься спортом.

- Ты погляди на себя, - сказал он Витьке. – Хоть тебе и восемь лет, но всё равно ты маленький, а от спорта растёшь быстрее и становишься сильнее. Я уже два года занимаюсь боксом и почти всех в классе побить могу.

Я вспомнил, как в прошлом году Валерка довольно-таки больно врезал мне в ухо. А Витька сказал, что музыка ему нравится больше, чем бокс, и вообще, играть на пианино ничуть не легче, чем руками махать. Валерка обиделся и надулся.

По дороге нам попался ручеёк, и я, пока перебирался, промочил ноги. Я не сильно расстроился, но так противно было ногам в мокрых кроссовках, что я их снял и пошёл босиком.

Мы долго так гуляли, а потом вдруг нашли полянку, на которой было много кустиков черники, и стали её есть, и скоро руки и языки у нас стали тёмно-фиолетовые, и мы устали и присели отдохнуть. И тут оказалось, что Витька человек предусмотрительный. Как только мы уселись, он полез в карман и вытащил оттуда пакет с бутербродами. И мы сидели, слушали птичек, жевали бутерброды, и так славно пахло лесом, сосновыми иголками и солнышком. А когда стали собираться, оказалось, что я совершенно не помню, куда положил свои кроссовки, пока ползал по поляне. Мы обшарили всю траву и все кусты, но кроссовок нигде не было.

- Ох, и влетит тебе, - говорит Валерка. – Как же ты их потерял?
- Ничего, - говорю. – Кроссовок жалко, конечно, но у меня ещё резиновые сапоги в автобусе есть. А завтра мы сюда снова придем, и, может быть, найдём кроссовки. Надо идти обратно, а то наши папы волноваться будут.

И мы пошли. Я так и шёл босиком, и, хоть я и потерял кроссовки, настроение у меня было отличное. Мох был замечательный, похожий на губку в ванной. Ноги проваливались в него глубоко, по самую щиколотку, и ступням было прохладно и сыро. А потом что-то впилось мне в ногу так больно, что я даже закричал.
- Кажется, - говорю, - я на что-то наступил и поранил ногу.

Кое-как я добрался до толстого корня сосны, сел на него и принялся рассматривать свою ступню. И точно – на пятке была довольно большая ранка, и из неё лилась кровь.
- Наверное, это ты на сучок наступил, - сказал Валерка. – Как будто ты не знаешь, что в лесу босиком ходить нельзя!
- Я кроссовки потерял, - сказал я. – А кроме того, они и так были мокрые.
- Ничего с тобой не сделалось бы, дошёл бы в мокрых, - говорит. – Какой ты безалаберный. А теперь мы из-за тебя, может, до темноты не доберёмся до палаток, и нашим отцам придётся нас искать.

Витька вдруг говорит:
- Одевай мой кроссовок, а то как же ты с пораненной ногой пойдёшь?
- Ты что, - говорю. – Во-первых, он же мне мал, а во-вторых, ты же тогда тоже в одном кроссовке останешься.
Тут опять встрял Валерка.
- До палатки ещё далеко, а у тебя нога воспалиться может и распухнуть. Тогда мы точно до темноты из леса не выберемся. Надо ж быть таким бестолковым, чтобы босиком по лесу ходить. Тебя змея могла укусить.
Тут я разозлился и даже забыл, что у меня нога болит.
- Отстань, - говорю, - Валерка. А то я тебя сейчас тресну. Иди себе к палаткам, если тебе быстро надо.
- Ну и пойду, - говорит.
- Ну и иди.

И Валерка ушёл.

- Слушай, - говорит Витька, - Я же в носках. Можно на твою больную ногу одеть два моих носка. Носки же - не ботинки, они жать не будут. А внутрь на ранку лопух положить или подорожник. Мне бабушка всегда к царапинам подорожник прикладывает. И пакет от бутербродов остался, можно его сверху на носки привязать, чтобы не промокли.
- Давай, - говорю. – Всё-таки лучше, чем босиком с раной идти.

И Витька быстро сбегал, сорвал лопух, и я надел два его носка вместе с пакетом и привязал верёвочкой. И мы отправились к палатке. Мы и правда долго шли, потому что моя раненая нога здорово болела, и я хромал и еле плёлся. Видя такие мои мучения, Витька срезал где-то палку и дал мне, чтобы я на неё опирался. Так мы и шли и всё-таки дошли до палаток. Мне заклеили ногу пластырем.

А Валерка, когда меня увидел, говорит:
- Вот из-за твоей глупости вся прогулка испортилась.
Но я ничего ему не ответил.

А вечером, когда мы сидели около костра и ели из железных мисок пахучую уху и грызли чёрный хлеб, я подумал, что хорошо иметь такого друга, как Витька. Хоть он и маленький ещё, и не сильный, потому что занимается музыкой, а не боксом.