Осенняя меланхолия

Осень. Безусловно, она красива, романтична и изысканна. Осень непостоянна и переменчива. Мне кажется, многие люди не задумываются, какое это чудо природы. Кто-то живет ностальгией по приятно проведенному отпуску, кто-то – в предвкушении весны и новых перемен в жизни. Осень мы переживаем на бегу, между делом, как переход из летнего состояния в зимнее, когда нас окружит фейерверк новогодних праздников: с чудесами и шумными застольями.

Так уж случилось, что каждую осень, в течение двух-трех недель, жизнь моя замирает, и я смотрю на осеннюю Москву с высоты 7 этажа. Я смотрю на осень из окна престижной кардиологической клиники и вижу, как прохожие торопятся спрятаться от дождя, спешат, как календарный лист побыстрее перевернуть пасмурную, дождливую осень.

Каждую осень я даю себе слово начать новую жизнь, вернее дать себе шанс. Но, как только мое тело окутывают провода, я напрочь забываю об этом обещании, думая только об одном: пусть все будет, как прежде.
Я шепчу про себя заготовленные фразы, что это совсем не больно, что это будет быстро и это даст мне шанс продвинуться в бесконечной борьбе за мою жизнь. Но я никак не могу заставить себя проглотить этот ужасный электрод. Ласковые уговоры врачей сменяются более деловыми беседами, деловая беседа перетекает в ультиматум, ультиматум переходит в откровенное раздражение: на меня сыплются обвинения, что я капризна, избалованна и что даже дети ведут себя приличнее и терпят. Страх, сковавший мое тело, переходит в судороги, а судороги в истерику. Тело, против воли, вспоминает как через тоненький электрод, который находится внутри меня, посылаются слабые импульсы. Импульсы сбивают ритм моего сердца: тук…тук… провал. Меня охватывает паника, холодеют руки, я начинаю задыхаться от ужаса, от боли. Хотя боли, кажется, я не чувствую, или чувствую. Я чувствую лишь, как сердце оборвалось и я мчусь, куда то на огромной скорости. Я сжимаю руки: сейчас я умру, что-то больно впивается в мою ладонь…Кольцо! На минутку вспыхивают кусочки моей прежней жизни, и я начинаю рыдать. Громко, не стесняясь и не сдерживаясь: от страха, от стыда, от обиды. На судьбу, на родителей, на тебя. Сердце замерло и становится не понятно, то ли электрод сбивает с ритма сердце, то ли сердце одерживает верх над бесчувственными проводами и своенравно навязывает свой ритм, свои правила.

Я открыла глаза: приятный полумрак, на стене тени от настольной лампы. Окно приоткрыто. С улицы доносятся звуки: вшик, вшик. Это мчатся по Рублевскому шоссе бесконечной вереницей машины. Пахнет дождем. Осенью. Я люблю ночью смотреть на Москву. Люблю разглядывать как колышутся от ветра деревья и как листья, кружась в своем замысловатом танце, не спеша и степенно, покрывают тротуар. Люблю смотреть как в темноте капли дождя, переливаясь в огнях ночных светофоров, словно серебристый ковер окутывают машины, здания, дороги. Странно, осенью люди видят только грязь, не замечая какой прозрачной она бывает.

– Очнулась, горе мое!
Я вздрогнула. В углу, прислонившись к стене, сидел мой врач, и против правил курил, выдыхая дым в окно.
– Простите меня, я не могу. Прошептав эти слова, слезы снова начинают предательски подступать к горлу.
Илья Сергеевич, тяжело вздохнув, сел на край кровати. Он был очень хорош собой: высокий, широкоплечий, с умным, интеллигентным лицом. Взгляд его внимательных глаз окутывал меня. Он берет мою руку в свои и нежно гладит ладошки. У него сильные, уверенные руки. То ли от природы такие, то ли профессия наложила свой отпечаток. От его малейшего неверного движения зависит чужая жизнь.
– У тебя удивительно красивые руки.
– Знаю. Я снисходительно улыбнулась. Мне так часто об этом говорят, что комплимент перестал иметь для меня значение. Илья Сергеевич разглядывает мои пальчики.
– Какое странное кольцо. Похоже на обручальное.
– Похоже. Я закусила губы, чтобы снова не зарыдать.
Все самые важные события в моей жизни происходили осенью. По всем законам времени это было очень давно, но я помнила все до мельчайших подробностей.

Уже несколько часов мы ходили по выставке товаров народного потребления: рассматривали изумительные ковры ручной работы, восхищались причудливыми плетениями из соломки. Это чудо я увидела еще издали среди вереницы дамских шляпок. И сразу поняла: мастер точно знал, какая женщина должна носить эту шляпку. Маленькая, с кокетливо загнутыми небольшими полями, удивительно красивого вишневого цвета. То, что подошла она мне идеально, было ясно по тому, как в изумлении округлились глаза моей подруги. Наташа была очень хороша: высокая, стройная, длинноногая блондинка. Всегда снисходительно раздавая советы по поводу стиля в одежде, сейчас смотрела на меня, открыв рот. Из соседних павильонов стали выглядывать продавцы. А проходившие мимо женщины, с завистью разглядывали меня. Продавец, без слов подала зеркало. Я смотрела и не узнавала себя: мои огромные глаза казалось, лучились счастьем и рассыпали вокруг алмазы. Темно-каштановые волосы блестели, отсвечивая вишневым цветом шляпки. Я как дурочка крутилась перед зеркалом и чувствовала себя просто царицей. Конечно, я понимала, что все хорошее стоит дорого. Но 150$... Ну и пусть. Зато теперь, в самые трудные минуты жизни, я буду одевать как шапку невидимку эту очаровательную шляпку, наивно полагая, что она спасет меня от всего.
На улице были сумерки. Осень. Моросил мелкий дождь. Я шла, не замечая луж, и улыбалась.
Ты увидел меня издалека и, нарушая все правила, перестраивал свою машину из ряда в ряд. А потом, не обращая внимания на возмущенные сигналы водителей, и вовсе бросил свое авто, боясь потерять «чудо в шляпке».

Всю осень мы уезжали в сокольники и бродили по самым дальним аллеям парка. Я обожала дождь: ты ловил губами дождинки на моем лице, и сердце замирало от счастья.
Я смотрела на хмурые лица прохожих и не понимала, как можно не любить такое чудесное время года, когда тепло другого человека начинаешь чувствовать как никогда остро.
А потом. Потом была снова осень. Ты стоял под окнами роддома и, ошалев от счастья, прыгал по лужам в вишневой шляпке, распугивая прохожих.
Это была золотая осень. Но бывает еще и поздняя: хмурая, мрачная. Когда как не вглядывайся в темноту, не разглядеть, где ты, с кем.

– Таня, - Илья Сергеевич нежно сжимает мою ладонь, - У тебя все будет хорошо!
– У меня есть шанс?
– Довольно большой.
– Мне страшно!
– И мне.
Я с тревогой посмотрела на Илью Сергеевича.
– Мне страшно, Таня, что в следующую осень у тебя будет другая жизнь и в ней не будет места для меня. – Илья Сергеевич лукаво улыбнулся.
– Так может быть?
– Так будет. Я уверен!
Золотая Осень. Другая жизнь. Я и ты возьмем билет на самолет и полетим в любую точку земли. Вдвоем, вместе. И я не буду прислушиваться к ритму своего сердца, а ты не станешь с тревогой замирать каждый раз, когда я стану считать удары.
– Я обязательно найду для Вас место, если Вы пообещаете, что у меня будет другая жизнь.
– Обещаю!
Я беру ручку, чтобы подписать свое согласие.