Дама с камеей

…Нина Петровна уже третий раз перетасовывала колоду, а карты упрямо показывали «пустые хлопоты». Щеголеватый валет дерзко улыбался, мол, «и как вы ни садитесь, всё в музыканты не годитесь». Нет, валет нам не к месту, нужно, чтобы выпала дама – «исполнение желаний»…

Блузку она наденет ярко-синюю, которую купила в прошлом году. Половину отпускных угрохала на обновку, но вещь того стоила. Глубокий ультрамарин подчеркивал белизну кожи и выгодно оттенял глаза, которые, как ни горько признавать, стали блекнуть, терять небесную голубизну. «Да и как тут не поблекнуть? – Нина Петровна горько усмехнулась. – Мало, что ли, я слёз выплакала?»

***
Ниночка Селезнева и не думала, что с красавцем Павлом намается-наплачется так, что на полноводную реку слёз хватит. Да и кто мог предположить? Обычная 20-летняя девчонка, разве что глаза изумительной синевы в пол-лица распахнуты и фигурка, как у статуэтки, но именно ей достался в мужья офицер, гордость Советской Армии. Мать белугой ревела, не хотела отпускать кровиночку в Богом забытый гарнизонный городок:
- Доченька, зря мы тебя, что ли, на фортепьяно учили? А учительнице-англичанке сколько я платьев бесплатно сшила, чтобы с тобой занималась? Кому в этом медвежьем углу твой иностранный и музыка понадобятся – комарам да мухам?
Ниночка весело отмахивалась:
- Мамочка, не плачь! Может, в школу учительницей устроюсь. А нет – невелика беда, я теперь мужняя жена, буду Пашеньке обеды варить и рубашки стирать…

И р-р-раз – нежный взгляд в сторону мужа. А тот сидит, папироской попыхивает, словно его это и не касается вовсе. Это потом стало ясно, что Павла, кроме собственной драгоценной персоны да чужих жён, ничего не интересует, но разве влюбленное девичье сердечко способно разглядеть в ненаглядном муже будущего изменщика?..

Менялись военные городки и казённые квартиры, всюду Ниночка обустраивалась, наводила уют и комфорт. Сколько специальностей освоила, пока вслед за мужем проехала весь Советский Союз от Калининграда до Сахалина! И малярному делу обучилась, пока километры обоев наклеила, и поварихой заправской стала – Павлу непросто было угодить, гурман попался, даром что из рабоче-крестьянской семьи… Чтобы нравиться мужу, наряды сама себе шила – вот вам и белошвейка.

Однако Павлу до Ниночки, мягко говоря, дела не было. Поначалу, может, и испытывал нежность-привязанность, но скоро им на смену пришли раздражительность и грубость.
- Эх, Нинка, ух какая!.. – и чувствительный шлепок по мягкому месту. Это Павел комплимент «отвесил».
- Нина, сколько раз говорить, не клади мне в борщ лавровый лист! А если попал в тарелку, уж потрудись выловить. Ой, ну какая ты тетеря! – и желваками на скулах играет. Это Пашенька недоволен, не иначе трёпку получил от коллег. А чего он ждал? Ухлёстываешь за чужими жёнами, готовься быть битым.

Да и был битым, три раза по полмесяца на больничной койке валялся. И всё не в коня корм! Чуть придёт в себя, тут же новую зазнобу заводит, а когда полковничьи «звезды» получил, и вовсе с цепи сорвался. И плевать ему, что жена плачет, что сын подрастает и тоже переживает из-за папиных загулов – натура у Павла такая. Ниночка плакала-умоляла, а потом вытерла мокрые щёчки худеньким кулачком и злобно процедила: «Бог тебе судья, Пашенька, видно, чёрного кобеля не отмоешь добела. Да только отольются кошке мышкины слёзки…» «Что говоришь, дура?!» - Павел взметнулся с дивана, грозно нахмурив брови.
- А то и говорю. Ты, наверное, два века себе намерял, в одной жизни будешь гулять-куролесить, а вторую праведником проживешь. Но у меня жизнь одна и ребёнок один, хватит, набедовались мы с тобой…
Собрала вещи, а утром сына подмышку и на вокзал, к маме. Та, встречая, всё охала, щупала Ниночку и внука и причитала:
- Что же вы раньше не приехали, родимые? А худые какие! Ну Пашка, ну ирод! Ничего, Бог не тимошка…

Может, и впрямь Господь заступился, а может, обошлось без высших сил, но той же зимой Павел замерз насмерть. Со свидания, сердешный, возвращался, как водится, под хмельком. Наверное, присел дух перевести и больше не встал. Ниночка, когда узнала, что овдовела, ни слезинки не проронила. Кого ей оплакивать - мучителя? И без того глаза выцвели…

***
Под синюю блузку она обязательно наденет брошь-камею. Купила себе с первой зарплаты, когда на комбинат кадровиком устроилась. Хороша брошка! На черном фоне светится белый женский профиль. Вроде бы недорогая безделушка, но Нина Петровна была твердо уверена: камея особенная. У женского профиля всегда разное выражение лица: то задумчивое, но насмешливое, то настороженное. Стоит надеть её – любые напасти нипочем, словно заговорённая становишься. Если какая проверка случалась по кадровому делу, Нина Петровна без камеи на работу не отправлялась. И ведь обходилось всё! Говорят, с другими кадровиками проверяющий лютовал немилосердно, а вот с ней вёл себя смирно, если и случались замечания, то по мелочи. Это камея заступалась, женскую солидарность проявляла. Интересно, Леониду Семёновичу брошка понравится?..

Они уже два месяца работают вместе. Вначале Нина Петровна не обрадовалась новости, что ей подселят помощника-коллегу, попыталась возразить, дескать, сама справится, но директор был непреклонен: «Нина Петровна, золотая моя, ну что вы иголки-то повыставили? Производство растет, нам нужен не кадровик, а отдел кадров, вот Леонид Семёнович и поможет вам. Кстати, может, он вам по сердцу придется – он мужчина свободный, три года как овдовел»… Как в воду глядел.

…Едва новый коллега переступил порог, Нину Петровну словно ледяной водой окатили: он это, о нем сердце болело! Высокий, видный мужчина, и не скажешь, что без заботливой женской руки живет: рубашка всегда чистенькая, брюки отутюжены, сам выбрит и одеколоном приятным пахнет…

Каждый день они устраивали чаепитие: Нина Петровна наладилась по вечерам пирожки печь, чтобы в обед Лёнечку (как про себя называла) потчевать. Лёнечка отвечал за сладкое: конфеты, шоколад и засахаренные фрукты. По пятницам в чай добавляли ложечку ликёра – накануне выходных можно, «мы же по капельке»... И говорили, говорили. То есть говорил в основном Леонид Семёнович: как чуть не умер от тоски, когда не стало жены, как одиноко в пустом доме, откуда давно выпорхнули повзрослевшие дети, как хочется ему женского тепла и ласки. И как-то странно, по мнению Нины Петровны, смотрел на свою слушательницу.

Ей очень хотелось сказать, что готова составить компанию, что даже (ох, как же это получилось-то?) любит его. Правда, в последнее время Леонид Семёнович заимел обидную привычку целый день пропадать в приёмной и смешить молоденькую секретаршу Ирочку. Ничего, Ирочка – бабочка-однодневка, с ней душой не отогреешься, Лёнечке нужна женщина обстоятельная, с житейской мудростью, заботливая и понимающая. Поточит лясы с секретаршей, а на обед всё равно к ней, к Нине Петровне приходит.

Вчера Лёнечка перед уходом с работы сказал вдруг:
- Нина Петровна, завтра у меня особенный день. Если всё будет по-моему – угощу шампанским.

Ай да Лёнечка, что задумал? Нина Петровна зарделась стыдливым румянцем и снова перетасовала колоду. Не иначе, завтра Леонид Семёнович признается ей в любви и… Там посмотрим, чего загадывать.

***
Утром полчаса вертелась перед зеркалом, приглаживая блузку по фигуре, подкрашивая губки и подправляя камею. Может, почудилось, но женский профиль будто хмурился. «Пустяки, - думала Нина Петровна, - подумаешь, вчера валет всё время выпадал. Нет, никаких пустых хлопот не будет, ведь даже если не выпало «исполнение желания», моя дама со мной, заступница и помощница!» И ласково провела пальчиком по камее. Женский профиль словно вздрогнул…

Вот те на… Лёнечка не стал обедать, положил на стол Нине Петровне новую коробку конфет и куда-то умчался. А нарядный-то какой, даже Нину Петровну перещеголял. Она в одиночестве размешивала ложечкой остывший чай и чуть не плакала. Вот негодяй, этот валет, по его вышло! Губы красила, завивку делала, камею нацепила, а всё оказалось пустыми хлопотами. Женский профиль откровенно печалился на чёрном фоне.

Леонид Семенович пришёл час спустя. Ничего в нём не изменилась, та же голубая рубашка и дорогой галстук, только словно на десять лет постарел. На вопрос Нины Петровны: «Господи, Лёнечка, что с вами? На вас лица нет!» - отмахнулся и сказал непонятно: «Поделом мне, старому дураку!» - и до конца рабочего дня не проронил ни слова.

***
В темноте кинозала счастливо улыбалась Ирочка, доверив свою ладошку Андрею. Рассказать или нет? Андрюшка ревнивый, хоть и виду не подает. От него вообще ласкового слова не дождешься, но Ирочка знала – любит, любит он ее до одури!

Зачем тревожить человека рассказом о неуклюжем, смешном Леониде Семёновиче, которого угораздило втрескаться в Ирочку по уши. Вы только подумайте! Явился в обед с цветами и заявил: «Ирочка, вы мне очень нравитесь! Понимаю, что у такой красивой девушки наверняка есть молодой человек, но, может быть, вы дадите мне шанс…» И минуты две мямлил что-то про лебединую песню, про верность и заботу, краснел и смущался. Бедная Ирочка еле-еле слова подобрала, чтобы объяснить нафталинному кавалеру, мол, извините, попытайте счастья в другом месте, «не по Сеньке шапка». И все равно обиделся. А, ладно! Знал на что шёл.

…За десять минут до конца рабочего дня Леонид Семёнович вдруг оторвался от бумаг и произнес:
- Нина Петровна, а что мы с вами сидим, как на поминах? Сегодня пятница, вы вон какая красивая, извините, с утра заметил, да забыл похвалить, голова дуростью всякой забита была. На работе только мы с вами остались, может, устроим праздник? У меня в сейфе бутылочка шампанского есть, ликёр, по-моему, остался…
- А у меня конфеты, пирожки с печенью и лимончик свежий! – подхватила Нина Петровна.
- Так чего мы ждём? Ну-ка, убираем писанину, бумаги подальше, давайте-ка посидим с вами на славу. Ради Бога, не пытайтесь сами отодвинуть папки с приказами! Они тяжелые, а вас беречь надо, вон какая хрупкая, дайте я помогу. Займитесь лучше нарезанием лимона и пирожки свои доставайте…

Женский профиль на камее вздохнул с облегчением и улыбнулся.