Ревность

Ревность - это искусство причинять себе больше зла, чем другим. А. Дюма-сын Однако вряд ли с этим мнением согласилась бы Дездемона – самая известная во всём мире жертва ревности. Причём она-то уж точно пострадала невинно. И вслед за ней можно выстроить целую череду не только художественных персонажей, пострадавших от рук ревнивцев либо не вынесших жгучего жара этого деструктивного чувства, причинив боль тем, кто дорог...

Но как такое может быть, что вчерашняя нежность и забота превращаются в агрессию и тиранию? Как происходит метаморфоза возвышенного чувства в крайне неприглядное состояние? Бывает и так, что один из любящих, пытаясь подтвердить искреннюю привязанность к кому-то близкому, сознательно выпускает этого жестокого джинна из бутылки, а вот вернуть его обратно уже не получается.

Ревность – это мучительное сомнение в чьей-нибудь верности, любви.
С.И. Ожегов «Словарь русского языка»

Само это определение возвращает нас к тому, что с незапамятных времён ревность неразрывно связывалась с такими чувствами, как любовь или дружба. Её незаслуженно забыли философы, не включив в свои трактаты, но литературные таланты не позволили ей совсем исчезнуть со страниц произведений. И уже здесь, среди романтических героев и коварных злодеев, ревность встаёт в один ряд с гордостью и честолюбием. «Самые ревнивые из всех любовников – это любящие славу», – пишет Н.-Ш.-Ж. Трюбле. «Гордость и тщеславие делают ревнивыми столько же людей, сколько и любовь», – сказал Пьер Буаст. А Спиноза считал, что ревность происходит от любви и ненависти. Формулируя своё определение, он пришёл к выводу, что любовь стремится к взаимности, и если нас любят меньше, чем любим мы, то это делает нас несчастными.

Но вместе с тем, слово «ревность» имеет второе значение в русском языке: «усердие, рвение». Получается, что в этот вариант вкладывается понятие силы, стремительности, мощи. Как сказал Ломоносов, «Ревнуйте нашему примеру». И тогда ревность приобретает положительный подтекст, подразумевая усердие, внимательность, прилежность, так считал П. Флоренский.

Ревновать можно только того, кем обладаешь.
Анна Сталь

Действительно, разве не свою собственную жену ревновал Отелло? Разве не официальных супругов ревновали все боги древнегреческого и римского пантеонов? Даже им, всемогущим и прекрасным, не было чуждо это чувство, столь человеческое и столь слабое.

Именно смысл обладания подразумевается в общепринятой фразе: «Какое ты имеешь право ревновать?» Значит, если следовать этой логике, то кем-то выдаётся мандат на данное чувство, кто-то должен дать разрешение, признать саму возможность... Как правило, ответом является признание в любви. Почему-то считается, что она даёт подобное право.

Так вот откуда берёт истоки привычка складывать ревность в то же лукошко, что и любовь. Но если задуматься, ревность, на самом деле, скорее являет собой эмоциональную зависимость, чем искреннюю привязанность. И совершенно необязательно, чтобы с нею рука об руку шла истинная любовь. Надо признать, что ревность с самого начала человеческого существования связывалась с чувством собственности, как страх лишиться того, что принадлежит лично тебе, когда кто-то посторонний на это покушается.

Ревность питается сомнениями; она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность.
Ф. Ларошфуко

И в этом вопросе не обошлось без классификаций и типологий. Различают ревность классическую и патологическую. Классическая начинается с недоверия к объекту любви и привязанности. Появившееся волнение питается страхом потерять то, что имеешь, проиграть в сравнении с кем-то. Но подобные чувства не приводят к краху, они вполне разрешимы и в иных ситуациях даже могут способствовать укреплению союза.

А вот патологическая ревность, считается, возникает ещё в детстве и мучает своего обладателя на протяжении всей жизни, на всех этапах развития и становления человека. Причём это, как правило, опасно не только для самого ревнивца, но и для его окружения, когда агрессия может вспыхнуть от любого реального или мнимого повода. А уж кто станет объектом, кто подвернётся под руку, предсказать практически невозможно, потому что вспыхнувший огонь эмоций затмевает разум, снимает все запреты, и тут уже недалеко и до беды. И в ход пойдут любые подручные средства.

Упоминаемые ранее греческие боги не гнушались подлостями и каверзами поистине гигантских масштабов, терзаясь банальной ревностью не только по отношению друг к другу, но и относительно имущественных вопросов. Карандышев, например, и вовсе предпочёл уничтожить предмет своего чувства, чтобы не досталась она никому, воспользовавшись так «кстати» подвернувшимся пистолетом. Как показывает история всемирной литературы, Дездемона не одинока в своём несчастье, но гораздо печальнее, что таких случаев немало и в жизни.

Но хочется верить, что:

Бывает такая любовь, которая в высшем своём проявлении не оставляет места для ревности.
Ф. Ларошфуко

Сегодня на тему "Ревность" рассуждают замечательный режиссер Павел Лунгин и знаменитый психолог, доктор психологических наук Вадим Петровский.

Лунгин Павел Семенович - известный российский сценарист и режиссер, автор таких замечательных фильмов, как "Такси-блюз", "Дело о "Мертвых душах", "Бедные родственники", "Олигарх", "Свадьба", "Остров" и многих других:

Я абсолютный враг ревности. Считаю, что это одно из самых чудовищных психических проявлений человека и очень яркий симптом душевного неблагополучия. Ревность – это когда один человек вдруг предъявляет права собственности на другого. Уверен, что ревность не имеет никакого отношения к любви, а только к чувству собственности. Это не любовь, а отражение архаического сознания обезьяны, бьющей себя в грудь кулаком и пытающейся завладеть тем, что, как ей кажется, «по праву принадлежит». Конечно, мы все можем обнаружить эту обезьяну в себе.

Каждый из нас, я думаю, проходил через спазмы ревности. Думаю, что в таких случаях надо эту обезьяну учиться дрессировать. К сожалению, есть много людей, позволяющих этому чувству их съедать. Они объясняют свои чувства любовью. Но любовь не может быть источником насилия и подозрительности. Поэтому любовь и ревность никак не могут соседствовать друг с другом. Ревность живет сама по себе и, как правило, заполняет жизнь людей не очень удачливых, не очень успешных, не очень духовных. Я не видал, чтобы люди, которые живут полной жизнью, сходили бы с ума от ревности. Потому что ревность, на самом деле, вообще не имеет никакого отношения к другому человеку, а имеет отношение к собственной неуверенности и неудачности.

Я где-то читал, что один из симптомов алкоголизма – это ревность. Это ещё раз говорит о том, что она - механическая вещь. Все алкоголики бьют своих жён из-за ревности. А когда пьяный 90-летний дед бьёт свою 90-летнюю бабку – это, по-моему, очень красочно иллюстрирует, что прекрасное чувство «любовь» не имеет ничего общего с таким отвратительным чувством, как «ревность».

Петровский Вадим Артурович - эксперт в области трансактного анализа, доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент РАО, заведующий лабораторией персонологии развития Института развития дошкольного образования РАО, профессор кафедры психологии личности МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор Московского психолого-педагогического университета, профессор ГУ Высшая школа экономики:

Часто ревность объясняют попранным правом собственности. И это первая гипотеза – она очевидна. В любви она (или он) принадлежат мне и только мне, и вдруг выясняется, что это вовсе не так. Я теряю контроль. Я теряю голову…

Вторая гипотеза – «подстановка». Мы бессознательно подставляем себя на место тех, кого любим, идентифицируемся с ней или с ним. Это одно из возможных объяснений терзающих переживаний, основанное на «бессознательном умозаключении».

Третья гипотеза – «виртуального присутствия». Она погружает нас в глубокое детство. Перед нами подсмотренные, подслушанные, а то и пригрезившиеся ситуации: «мама + папа = любовь». В сумме, конечно, любовь, да только здесь есть некое роковое вычитание. Исключен жаждущий любви ребенок, испытывающий при этом острое чувство отторженности, невостребованности.

Само собой разумеется, ревнуя, мы не думаем о наших родителях, но ситуации из нашего семейного прошлого бессознательно проецируются на тех, кого мы подозреваем в тайных соитиях. Представляя ее и его, ревнующий неизбежно погружает себя в ситуацию действа, творимого, как ему кажется, обоими, становится его виртуальным соучастником, оказывается третьим, испытывает то, что не может не испытывать, представляя это. Но так же, как в детстве, он вычеркнут, ему не место среди двоих.

Невозможно отдать предпочтение одной из высказанных гипотез, поскольку они не исключают друг друга.