Сон в руку, заноза в сердце

Кто из нас не слышал (а может, и сам не говорил): «Снится мне в ночь на пятницу сон... (и так далее, у каждого своя история). И что вы думаете? Именно так все потом и случилось в реальности!» У кого-нибудь из слушателей обязательно промелькнет скептическая улыбка: в бабушкины, мол, сказки, верит, а еще серьезный человек!

«Устроены так люди...»

Желают знать, что будет. А как придет к ним это знание: через гадание на картах, предсказание ясновидцев или же в собственных ночных грезах - роли не играет и значения не имеет. Еще наши далекие предки даже мало-мальски интересный сон объявляли вещим и, затаив дыхание, ждали его осуществления в реальности. И, что удивительно, он сбывался! Еще бы - увидит какая-нибудь купеческая дочка во сне голубя сизокрылого, расскажет маменьке, та поохает: «Не к жениху ли, слава тебе, Господи? Пора уж, засиделась девка!» - и полистает засаленный «Сонник мадам Фифи», а там без всяких психоанализов и прочих мудреных теорий интерпретация любого элемента любого сновидения как на ладони: «Голубок - удачное приобретение чего-либо». Не суженый, конечно, но тоже приятно. И начнут они вдвоем на главу семейства наседать: «Поехали да поехали, папенька, голубчик, в Пассаж!» А уж там у «вещего сна» шансов не сбыться практически нет. Подтасовка фактов, однако!

«Один глазик спит, другой глазик спит...»

А третий глазик не спит. Иначе говоря, вещий сон - удел избранных, наделенных если не гениальностью, то способностью целиком и полностью отдаваться любимому делу. Когда такой человек дни напролет посвящает одной проблеме, мозг начинает работать на автомате, мысли приобретают характер навязчивости, не отпуская его и во время сна. Но если все же расслабиться удается, мозг отступает в сторону от привычного хода размышлений и искомое решение возникает, словно само собой, в виде так называемого интуитивного «озарения» или «третьего глаза».

Классический пример - сон Дмитрия Менделеева, в котором он наконец-то увидел прославившую его периодическую таблицу химических элементов. Это вовсе не значит, что ученый получил ее на блюдечке с голубой каемочкой, он годами упорно работал над классификацией элементов, и неважно, что окончательная взаимосвязь между ними открылась ему таким необычным способом. Ведь по сути знаменитый химик сам создал в своем бессознательном сюжет этого так называемого «вещего сна».

Кстати, такой «ночной» метод работы не столь уж необычен для творчески мыслящих людей: Фридрих Кекуле, тоже химик, только немецкий, спал и видел формулу бензола; датский физик Нильс Бор «подглядел» в сновидении структуру атома; французский философ Рене Декарт только и знал, что смотреть вещие сны, приступая к каждому новому трактату; российский авиаконструктор Олег Антонов начертил схему самолета «Антей» сразу после пробуждения; Роберт Луис Стивенсон, будь его воля, вообще бы не вылезал из постели, ведь книги он писал по мотивам сновидений. А чудесные сны, в свою очередь, возникали под влиянием реальных литературных занятий. Вот и вся мистика, это вам любой физиолог скажет.

«Где имение, а где река...»

Еще одно объяснение вещим снам предложил человек, которого эти самые сны просто замучили. Причем он не был ни шарлатаном-медиумом, жаждущим дешевой славы предсказателя будущего, ни новомодным психоаналитиком, изводящим разговорами на кушетке даже самых болтливых сновидцев. Англичанин Джон Уильям Дунн был серьезным человеком, достигшим уже вершин успеха в качестве создателя первого британского военного самолета. Сначала вещие сны открывали мистеру Дунну будущее, качающее его лично и членов его семьи, поэтому он просто записывал их с свой дневник. Но когда видения начали приобретать государственный и даже глобальный масштаб, Джон, как человек военный, молчать больше не мог.

В конце 1916 года в разгар Первой мировой войны ему приснился взрыв на заводе боеприпасов, который в реальности он в глаза не видел. Взрыв не заставил себя ждать. Затем проектировщик самолетов увидел ночной кошмар о гибели четырех тысяч человек во время извержения неизвестного ему вулкана на Дальнем Востоке. Над перепуганным Дунном, сообщившем об увиденном, куда следует, посмеялись, мол, где мы, а где Восток, да еще Дальний. Тем временем извержение произошло, только жертв было ровно в десять раз больше, в том числе подданные Ее Величества.

В 1927 году Джон Дунн, не найдя ни одной стоящей книги о вещих снах во всей огромной Британской библиотеке, опубликовал собственный труд под названием «Мысли о времени». Увы, мысли оказались изложены столь путаным стилем, что ясности в вопрос не внесли.

Между тем современные ученые-физики утверждают, что было в концепции Дунна и рациональное зерно. Оказывается, новоявленный исследователь осознал такое простое с виду понятие, как время, подобно великому Альберту Эйнштейну, который утверждал: «Различия между прошлым, настоящим и будущим - не более чем иллюзия». Дунн на основе многолетних вещих сновидений писал, что человеческий разум в состоянии бодрствования способен постигать только то, что делается или осмысляется в настоящий момент времени, прошлое и будущее для него недоступны. Зато во сне сознание превращается в некую «психическую зеркальную дыру», с помощью которой человек может мгновенно проникнуть как в прошедшее, так и в грядущее, окунуться в них, словно в реку. Осталось только этой дырой научиться пользоваться себе во благо.

«Я спешу посмеяться над всем...»

«Иначе мне пришлось бы заплакать!» Марк Твен мог бы подписаться под этими словами. Писатель, заслуживший себе всемирную славу тем, что мог высмеять кого и что угодно: от самого себя до «зеркальных дыр», - вспоминая эту историю, становился непривычно серьезным...

В молодости он вовсе не был знаменитостью и даже, собственно, Марком Твеном. Его настоящее имя Сэмюель Клеменс. Вместе с младшим братом Генри будущий писатель пошел в ученики лоцмана на пароход «Пенсильвания», который перевозил пассажиров по многоводной Миссисипи. Стать лоцманом в середине XIX века означало почет, уважение и, что самое главное для молодых людей без гроша в кармане, хороший заработок.

Однажды Сэмюель захворал и остался на берегу, судно ушло в рейс без него. А ночью ему приснился сон: будто бы он находится в незнакомом темном помещении, которое постепенно озарилось призрачным светом, и он увидел в центре комнаты на двух стульях металлический гроб. На непослушных ногах Сэмюель подошел ближе и с ужасом узнал в покойнике любимого брата Генри. На его груди лежал букет белых цветов с единственной кроваво-красной розой.

Картина была настолько реальной, что, проснувшись, Клеменс не сразу осознал, что это был всего лишь сон. Он встал, оделся и направился к двери, уверенный, что сейчас вновь войдет в ту самую комнату. Но на полпути остановился, поняв, что не вынесет встречи с матерью, рыдающей над телом младшего сына. Схватил шляпу, выбежал на улицу, куда глаза глядят, и, лишь промчавшись два квартала наконец осознал, что находится под влиянием страшного сна. Ноги его подкосились, он рухнул на мостовую...

Будучи человеком здравомыслящим, Сэмюель приписал все произошедшее болезни, и брату ничего не рассказал. Вскоре стажировка закончилась, и братьев направили работать на разные пароходы, а через два дня пришло сообщение, что судно, на котором Генри Клеменс служил лоцманом, взлетело на воздух, не доплыв до пункта назначения - города Мемфиса - какую-то жалкую милю. Сэмюель бросился в Мемфис. Стоны раненых и умирающих были слышны далеко по реке: берег Миссисипи превратился в госпиталь для тех, кому удалось до него доплыть. Старший Клеменс разыскал среди них младшего брата, но, увы, помочь ему уже ничем не мог. Сэмюелю оставалось одно - быть рядом с умирающим до его последнего вздоха.

Неизвестно, сколько он уже сидел, сжимая руку Генри в своей ладони, пока кто-то из сердобольных горожан не отвел опустошенного горем молодого человека к себе домой и не уложил в постель. Едва Сэмюель сомкнул веки, как на него навалился сон. Все тот же сон. Он вскочил, побежал назад, к брату, но тела уже не было на прежнем месте. Начал расспрашивать, оказалось, что всех погибших стали переносить в городской морг. Он отправился туда и ужаснулся: казалось, небольшое помещение вот-вот треснет по швам от переполнявших его гробов. Как найти среди них последние пристанище Генри?! Все гробы были одинаковые, наскоро сделанные из сосновых досок и уже заколоченные. И тут у Сэмюеля подкосились ноги: посредине на двух стульях возвышался металлический гроб. Он подошел к нему, не веря глазам своим, открыл. Генри. Мелькнула мысль: «Не хватает букета». В тот же миг дверь морга открылась, заполнив сумрачную комнату блеклым светом. Незнакомая пожилая дама, очень похожая на мать братьев Клеменс, подошла к гробу Генри и положила ему на грудь букет роз. Все бутоны были белоснежными, кроме одного - кроваво-красного...

Позднее Марк Твен выяснил, что жительницы Мемфиса, занимавшиеся организацией похорон погибших в той страшной катастрофе, так растрогались при виде красоты и молодости его младшего брата, что собрали огромную по тем временам сумму в 60 долларов, чтобы купить для него металлический гроб и переправить семье. А одна почтенная горожанка, уловив в лице Генри сходство с давно умершим единственным сыном, принесла тот самый букет. Все просто. Не выяснил писатель лишь одно: мог ли он изменить предначертанное судьбой и предотвратить гибель брата? Не для того ли и явился ему сон о его кончине? Больше вещие сны Марку Твену не снились никогда...