"Человек может все". Интервью с актером Сергеем Гармашем

Сергей Гармаш родился 1 сентября 1958 в Херсоне в рабочей семье. Был непростым ребенком, пару раз его исключали из школы. Об актерской профессии не думал - мечтал после школы поступить в "мореходку". В Днепропетровское театральное училище решил поступать, поскольку ему показалось, что там проще сдать экзамены.

Окончив училище, получил специальность актера кукольного театра. После службы в армии отправился в Москву и поступил в школу-студию МХАТ. По окончании ее был принят в труппу Московского театра "Современник". В кино начал сниматься с 1984 года ("Отряд"). Частичная фильмография: "Моонзунд" (1987), "А был ли Каротин" (1989), "Бесы" (1992), "Пистолет с глушителем" (1993), "Время танцора" (1997), "Ворошиловский стрелок", "Поклонник" (1999), "Нежный возраст" - премии "Ника" и "Золотой Овен", "Механическая сюита" (2001), "Дневник камикадзе", "Марш-бросок", "Любовник" (2002), "Свои" - премия "Золотой Орел", "72 метра", "Мой сводный брат Франкенштейн" (2004), "Бедные родственники" (2005), "Охота на пиранью" (2006).

Психологический Навигатор: Сергей Леонидович, не могли бы Вы выразить Ваше отношение к психологии?
Сергей Гармаш: Я знаю, что сейчас психология – это модно, в какой-то мере людей это интересует. Но если бы меня спросили, существуют ли у меня какие-то знания по психологии, я бы, конечно, не смог бы сформулировать научно, что такое психология. Но на уровне внутреннего самообразования, внутренних ощущений знания о психологии у меня существуют. И, прежде всего, из литературы.

ПН: А какая литература дала Вам эти знания?
СГ: В первую очередь, безусловно, Достоевский. Если вы что-то хотите узнать о человеке как таковом, если вы хотите узнать на что способны его психика, его душа, каких высот и падений она может достигать, то читайте Достоевского. Конечно, сюда можно также добавить и Толстого, и Чехова, и Бунина, который был тончайшим психологом. Чего стоят, например, его «Тёмные аллеи», говорящие об исключительно тонком знании психологии женщин и мужчин.

ПН: А в школе-студии МХАТ Вы не изучали психологию?
СГ: Отдельных занятий по психологии у нас не было. Но то, чем мы там занимались, чему нас учили, безусловно, вытекает из этой области. Например, система Станиславского, которая сложилась в нашей школе, предполагала всевозможные упражнения, которые занимали у нас практически весь первый курс. Это были упражнения на внимание, на развитие фантазии, на воображение, на взаимодействие, на чувства партнёра. В итоге это приводит к тому, что ты можешь ощутить, что такое Я в предлагаемых обстоятельствах. Думаю, что где-то на подсознательном уровне я занимаюсь психологией всю свою жизнь.

Например, мы на первом курсе занимались такими вещами, как наблюдение. Перед занятиями мы все собирались и должны были рассказать, как прошло твоё утро, что случилось такого, что было интересным или необычным. Если ты был наблюдателен, то наверняка мог описать внешность людей, которых встретил в метро, может быть, даже процитировать их реплики. А может быть, ты смог увидеть особенность их характера или их настроение. Я, наверное, на протяжении всей своей жизни людей наблюдаю. Наблюдаю своих коллег на сцене, просто окружающих меня людей. Я не делаю этого специально, это такая подсознательная работа.

Помню, я снимался в 1985 году у Володи Хотиненко. Мы жили в псковских Печорах. Это малюсенький городишко, там даже кинотеатр не работал. И было два места: либо ресторан, либо монастырь. Мы то водку пили, то в монастырь ходили. В монастырь ходить было невероятно интересно. Интересно наблюдать за монахами, но не как за некой экзотикой, хотя ее там тоже хватало (я, например, там впервые увидел монаха с бородой ниже пояса). Но, прежде всего, наблюдая за людьми, начинаешь более глубоко думать о самом себе, о своей жизни.

Однажды я увидел на службе человека. Он стоял босиком, в расстёгнутой рубашке, без креста. И человек, когда начиналась служба, крестился, а после последнего приложения к плечу клал земной поклон. Склонялся до земли. И от этого поклона начинал креститься в достаточно медленном ритме на протяжении всей службы. Вот я смотрел на него и думал: «Господи, что же сделал этот человек, чего он просит, за что он просит прощения или за что благодарит?» И этот человек, его действия заставили меня задуматься о многих вещах: «А как бы я себя вел, если бы на мне был страшный грех?» или «Мог бы я таким образом избавиться от душевной боли?».

ПН: А были ли в Вашей жизни еще какие-нибудь ситуации, которые заставили очень сильно задуматься?
СГ: Когда я первый раз попал в псковсую Печору, там был один монах. Он был удивительным. Когда я встречался с ним взглядом, он спокойно смотрел, не на меня, но одновременно и не сквозь меня. Чтобы иметь такой взгляд, нужно много работать. Я чувствовал, что у этого монаха какое-то особенно глубокое внутреннее содержание. И мне до того захотелось внутренне прикоснуться к этому содержанию, что я начал ходить вокруг него, ходить. Наконец, подошел к нему и говорю: «Святой отец, могу я Вас спросить?» Он говорит: «Да». Я говорю: «А вот когда царь сюда приезжал, эта церковь уже существовала?» Он говорит: «Да». Теперь понимаю, что, отвечая, он знал, что меня, на самом деле, интересует не это.

И дальше почти дословно. Я говорю:
- А могу я Вас спросить?
- Да.
- Скажите, а Вы давно здесь, в этом монастыре?
И дальше он говорит без всякого нравоучения, очень спокойно.
- Молодой человек, когда Вы задаёте эти вопросы, то Вы думайте, для чего Вы их задаёте. Вот скажите, что в Вас изменит то, что Вы узнаете, что я здесь три года или тридцать три года?
И вдруг праздность моего вопроса становится абсолютно материальной, такой определенной. Но я с упорством кретина задаю ещё вопрос:
- А Вы могли бы отсюда уйти в мир?
- А зачем?

Вот что такое для меня психология. Сидит человек, который сказал мне две-три фразы, но который вызывает невероятный интерес. Не просто своим обликом, своей бородой или тем, что находится в одном из старейших монастырей России. Нет, он интересен потому, что в нем есть содержание. Может, я и ошибаюсь, но думаю, что многие психологические проблемы идут как раз от этого – от нехватки внутреннего содержания.

ПН: Что, по Вашему мнению, может помочь человеку обрести это внутреннее содержание?
СГ: Я думаю, что важен следующий момент. И это касается всех основных сторон нашей жизни. Мы хотим больше выигрывать, чем проигрывать. А в первую очередь нужно научиться проигрывать.

ПН: Что значит научиться проигрывать?
СГ: Например, вы мне говорите «какая прелесть Сейшельские острова», а я там ещё не был. С одной стороны, я могу закусить губы и пожалеть себя, трижды за день вспомнить, что я там не был, испортить настроение себе и другим. А с другой стороны, я могу сказать себе: «Если я хочу туда поехать, то я сделаю все возможное, чтобы это осуществить». И тогда проигрыш превращается в выигрыш.

У меня такое правило: никогда в проигрыше не нужно искать виновных. Проигрыш – это твой проигрыш. Его надо правильно принять, сделав определенные выводы. У меня был такой случай. Когда я поступал в Щукинское училище, я вызвался первым читать и провалился с таким грохотом, что, казалось, земля разверзлась предо мной. При чём я уже был дипломированный специалист, до армии уже работал. Я страшно испугался людей, которых там увидел, у меня дрожали колени, и произошёл так называемый актёрский зажим. И вот после такого «падения» я пошёл бесцельно бродить по Москве. И вдруг меня посетила совершенно простая мысль: что тебе даёт этот испуг? Он тебе ничего не даёт. Зачем позволять испугу руководить своей жизнью? И тогда я подумал, что если это повторится, я просто развернусь и уеду. Эта мысль прибавила немного бодрости. А потом я подумал: «А почему я выбрал новый репертуар? Почему бы не почитать то, что я знаю давно?»

И вот я ходил, думал. И в понедельник пришел в Щукинское театральное училище спокойный, как танк. Бабах, и выхожу сразу во второй тур. После чего бегу на экзамены в студию МХАТ. Читаю там, а мне говорят: «Погоди, не уходи, придёшь на второй тур прямо сегодня». И потом сразу: «Сдавай документы, проходи врача, не будет тебе третьего тура, придёшь прямо на конкурс». На следующий день бегу в ГИТИС. И там тоже прохожу второй тур. Короче, одно поражение трансформировалось в несколько побед. А почему? Я думаю, что внутри моего сознания произошёл какой-то щелчок. Когда я вот так ходил, я созерцал город, и подспудно во мне шла беседа. И что-то внутри меня сказало, что если повести себя по-другому, то всё можно исправить. Важно только постараться попасть в то состояние, когда этот щелчок возможен.

ПН: Сергей Леонидович, что бы Вы могли сказать человеку, который запутался, не знает, как найти выход из ситуации, находится в состоянии проигравшего?
СГ: Я скажу образно. Если бы у Вас что-то рассыпалось, например, разбилась бы ваза, то я бы Вам не советовал сложить рассыпавшееся. Я бы Вам посоветовал взять цветы, какой-нибудь конструктор, бумагу и краски, глину, другие материалы и из всего этого вместе попробовать сделать что-то новое. Главное - не пытаться собрать разбитое. Не идти никогда одним путём, а проявить фантазию и попытаться соединить вещи другим образом.

ПН: Продолжая тему внутреннего содержания, что еще, по Вашему мнению, нужно уметь делать в жизни, чтобы его обрести?
СГ: Я бы сказал, что нужно уметь искренне радоваться за своих друзей.

ПН: Это сложно.
СГ: Да, и если Вы думаете, что я скажу, что у меня всегда это получается, то это будет неправдой. А ещё труднее искренне радоваться за тех, кто тебе не нравится. Но на самом деле в этом есть смысл. Это может продлить твою жизнь. Я в этом убеждён.

ПН: А что еще может продлить жизнь?
СГ: Еще в советские времена директор института долголетия сказал, что у каждого существуют свои рецепты, но вообще хорошо спать столько, сколько хочешь, выпивать в день стакан хорошего сухого вина, и чтобы абсолютно отсутствовало чувство зависти. Мне этот набор понравился невероятно.

ПН: Сергей Леонидович, если не секрет, сколько лет Вашему младшему сыну?
СГ: Ему 8 месяцев, разница с первой дочкой – 18 лет.
Вы знаете, у меня иногда появляется желание заскочить на подножку троллейбуса сзади. Живо желание вести себя неадекватно своему возрасту. Но это, наверное, лучше, чем пластическая операция. Я не боюсь быть смешным. Потому что знаю, что это делает тебя сильнее.

ПН: А что еще человека может делать сильнее?
СГ: Во-первых, умение до конца признавать свою неправоту. Во-вторых, умение по-настоящему ставить себя на место человека, которого не понимаем или к которому готовы предъявлять претензии. Иногда у меня это получается, а иногда нет.

ПН: Что Вы сами делаете, когда попадаете в сложную ситуацию?
СГ: Когда у меня случаются всякие проблемы, то я никогда не стараюсь решить их в одну секунду, забыв об остальных делах. Почему? По многим причинам. Во-первых, какой-то внутренний механизм мне подсказывает, что всегда нужно какое-то время для обдумывания. Если бросаться сломя голову решать проблемы, можно только все испортить. Не надо дёргаться, жизнь всё равно мудрее нас. И то время, которое я беру на обдумывание сложившейся ситуации, обязательно мне что-то подсказывает. Во-вторых, надо старательно пытаться видеть положительное даже в проблемной ситуации. А на это тоже нужно время. В-третьих, несмотря на проблемы, жизнь все-таки продолжается. А если ты бросишь всё и начнёшь решать только эту проблему, то ты рискуешь, наоборот, увязнуть в ней еще больше. Надо продолжать жить: пить, есть, любить – и параллельно решать эту проблему.

Есть в системе Станиславского такие понятия, как большой и малый круг внимания. Малый круг – это я разговариваю с Вами, на вас такая-то блузка. Большой круг – я сижу с Вами, но вижу, что вот ещё женщина сидит, а вон те двое пошли, а на улице весна. Чем больше ты можешь соединять большой круг с малым, тем ты будешь профессиональнее. Я говорю сейчас об актёрской профессии, но это актуально и для всей жизни. Ты можешь разговаривать, общаться, а при этом ещё и элегантно быть одетым, делать хорошо какие-то вещи, и это не значит, что ты теряешь нить задачи, которую необходимо решить.

ПН: Сергей Леонидович, специально для психологического портала скажите, пожалуйста, что-нибудь жизнеутверждающее и позитивное.
СГ: Я, наверное, скажу вот что. Человек может всё. Мы ничего не знаем о наших потенциальных возможностях. Наш мозг очень мало изучен, и, может быть, если найти определенный код, то завтра мы можем начать писать не хуже, чем Агата Кристи. Я знаю один хрестоматийный случай. Пожилая женщина, домработница у одного профессора, попала в аварию, её привезли в склиф, и она в коматозном состоянии начала говорить на латыни. И когда вызвали специалиста, тот сказал, что она «Илиаду» читает. Оказывается, когда она убирала, профессор учил с учениками «Илиаду», и ее мозг записал всю информацию. Вопрос только в том, чтобы возродить все то, что кроется в глубинах нашего подсознания. Дать толчок.

ПН: Так и хочется сказать, что иногда в этом помогает психология.
СГ: Безусловно. Психология – это часть моей профессии и жизни.