Светлый, в дымке, образ

Родители Оксаны развелись. Отец ушел к другой женщине, которая была моложе матери Оксаны на добрых полтора десятка лет. Мать очень тяжело переживала разрыв, состарилась в одно мгновение и потеряла то, что порой привлекает мужчин в женщине сильнее, чем самые смелые декольте и открытые наряды – она потеряла блеск в глазах. Блеск этот отражает ощущение смысла бытия. Смысл для матери Оксаны был утерян. Не могли вернуть его ни дети, ни работа.

Муж, превратившийся в бывшего мужа, предложил ей разменять совместно нажитую огромную квартиру на две поменьше. Она отказалась. Переехала в «хрущевку» на окраине города, оставленную ей родителями, и не приняла от предавшего ее человека ничего. Она каждый вечер сидела в своей комнате и смотрела в окно на проносящуюся мимо жизнь, на пешеходов, спешащих домой, на огоньки фонарей, на машины…

Не зарубцевалась рана и спустя годы. Женщина все так же смотрела на чужую жизнь через стекло своей комнаты, отказывалась ходить в гости и не любила гостей. Она удалилась в свой мир одиночества и ушла из мира людей спустя восемь лет после расставания с человеком, с которым прожила всю жизнь. Отец переживал. Он, желая загладить свой поступок, которому не находили объяснения близкие, приглашал Оксану с детьми на дачу, в гости. Его новая жена Эмма принимала дочь мужа, как родную. Всегда с улыбкой, всегда – с угощением. Удивительно, но эта женщина, казалось, увидела в Оксане и ее детях родных людей. У Эммы были дети от первого брака, но жили они в Ленинграде.

- Привет, Ксюша. Приезжайте сегодня, - говорила Эмма в трубку, и Оксана ехала на дачу.

На даче говорили обо всем на свете, оставались на ночь, иногда жили. Частыми гостями была Оксана с детьми и в квартире отца. Огромная «сталинка», по стенам – картины, на полках – раритетные книги, в зале - рояль. Рояль был чрезвычайно интересен детям Оксаны, но Эмма не разрешала дотрагиваться до желтых клавиш слоновой кости. Не разрешала мягко. Знаете, как это - мягко не разрешать?

- Ну, не стоит, право же, этого делать, Володя, - обращалась женщина к мальчишке шести лет.

И мальчишка, уловив, что с ним разговаривают, как со взрослым, слушался. Отходил. Разглядывал бесчисленную вереницу книг на полке. Старых, красивых, в золоченых переплетах.

Шумные застолья, обязательные подарки детям, обязательные пакеты с дефицитными продуктами (отец Оксаны получал спецпаек, в который входила икра, крабы, консервы и всякая вкусная всячина). Эмма поддерживала мужа в его желании помогать дочери и внукам. Всегда улыбчивая, всегда доброжелательная и внимательная, она вызывала искреннюю симпатию у детей Оксаны. Подруга, советчик, помощник, почти вторая мать. С нею можно было говорить на любые темы, и эрудиция этой женщины попросту поражала…

А потом отец умер. Быстро, что называется, скоропостижно. Инфаркт. Все. Казалось бы, ничего более не связывает этих двух женщин – Оксану и Эмму. Ничего нет между ними, нет связующего звена, что помогало бы им не бояться неловких пауз в разговорах. Все связующее, казалось, умерло с отцом. Однако Эмма так не считала. Она позвонила Оксане через четыре дня после похорон и попросила прийти.

- Вот, это тебе. Я на отца получаю паек... А тебе лишним не будет…

И она протянула тугой пакет с продуктами. Кто жил во времена конца перестройки – начала беспредела, да кто работал в веселое то время на заводе или фабрике, поймет, насколько полезными могли быть продукты наподобие «сухой» колбасы, икры, консервов.

Оксана была благодарна. Она говорила с подросшими детьми об Эмме:

- Что вы думаете? Она, наверное, вину чувствует… А я давным-давно ее простила… К тому же вы ей уже как родные стали… Настолько чистый, бескорыстный человек…

И дети кивали. Действительно, никто и ничто не могло заставить Эмму поддерживать дочь и внуков своего покойного мужа. Не было связующей нити, но в голове у Эммы жили свои мысли по этому поводу. Она устроила младшему сыну Оксаны посещение бассейна. С учетом того, что денег в семье Оксаны не было в принципе, это являлось поистине царским подарком. Иногда она помогала и деньгами. Не помногу, но суммы эти были очень нужны. Приходились «кстати». То на куртку старшему не хватало, то на брюки младшему…

Как-то раз она пообещала помочь устроить старшего сына Оксаны в университет. Мальчишка был попросту влюблен в Эмму. Он ждал звонка от нее, ждал, когда она пригласит в огромную дедову квартиру. На юбилей славного города Ленинграда, ставшего Санкт-Петербургом, Эмма уезжала, провожаемая Оксаной и ее детьми. Она помахала приветливо и обещала вернуться через две недели. А потом исчезла…

Ее телефона в Питере Оксана не знала. А Эмма не звонила. Просто пропала.

- Что могло случиться, мама? – спрашивали сыновья.

Они по-настоящему волновались за Эмму. Они волновались за нее, как за любимого, родного человека.

- Кто знает… Она ведь в возрасте… Ох-хо-хо… - вздыхала мать.

Шли месяцы, годы. Спустя пять лет старший сын, гуляя с девушкой в районе, где располагалась квартира дедушки, увидел в окне на ставшем родным, до боли знакомом третьем этаже свет. Эмма! Она приехала! Взбежал по лестницам, позвонил. Дверь никто не открыл. Спустившись вниз, увидел, что свет в окне погас. Или показалось? Показалось двоим?

- Ты свет видела?

- Видела, - подтвердила девушка.

- Странно…

…Телефон в квартире отца не отвечал. Сколько ни пыталась дозвониться Оксана, лишь длинные, бесконечно длинные гудки были ей ответом. Прошло еще пять лет. Сыновья Оксаны обзавелись семьями, и об Эмме вспоминала она лишь в минорной ноте.

- Скорее всего, она умерла там, в Питере… Сколько же ей сейчас? Ого…

Действительно, у Эммы был столь почтенный возраст, что случиться с ней могло все, что угодно.

Так бы и осталась она в памяти Оксаны и детей ее светлым, в дымке, пятном, воспоминанием об отце и дедушке, если бы не жена старшего сына.

Как-то раз сидели на даче вечерком, чай попивали. Беседа текла неспешной рекой и была под стать неспешно уходящему вечеру, теплому и тихому.

- Слушайте, а ведь у деда квартира была? – спросила вдруг невестка, когда кто-то упомянул светлой души человека – Эмму.

- И дача, - подтвердил один из сыновей Оксаны.

- А Эмма ваша не продала ее случайно?

- Откуда? Из Питера продала? Она пропала.

- Пропала? Хм… - девушка задумалась, - а с дачей что случилось?

- Кто знает… - протянула Оксана.

- Послушай, ну ведь нельзя быть такими лохами! – не выдержала жена сына.

- Почему лохами? – не понял муж девушки, - В чем лоховство-то?

- Потому что. В том. Дед твой завещание писал?

- Нет, он всегда был против завещаний, - ответила за сына Оксана.

- Угу… Понятно… Говорите, пайками подкармливала? Хотите, скажу, в течение какого времени?

Младший сын уже понял. Улыбался странно, смотрел в одну точку. До старшего никак «не доходило».

- Ну, понимаешь, мама могла претендовать на часть квартиры и дачи. И претендовать могла вполне, потому что она наследник первой категории. Но так как она не подала заявления в нотариальную контору и не вступила во владение наследственным имуществом, то считается мама наследником, от наследства отказавшимся. И доля ее, на которую имела она полное право, перешла к другим наследникам, то есть к Эмме! Вы ведь пропустили шестимесячный срок на принятие наследства…

- Постой… То есть, ты хочешь сказать, что все это – и дружба, и единение какое-то, в общем, все… Было игрой?

- Да. Именно это я и хочу сказать. И именно так все и было.

Оксана смотрела в глаза невестки. На лице ее не было ровным счетом никаких эмоций. Она услышала то, о чем подумать не могла. Она знала, что невестка говорит чистую правду. И было грустно, было невыносимо грустно оттого, что уничтожился, стерся в один миг из памяти светлый, в дымке, образ женщины по имени Эмма, которая любила чужих детей, как своих, и была настоящим, бескорыстным другом…