Статьи » Писательница Наталья Солнцева
Да создаст праматерь род человеков,
Бремя Богов на него возложим.
Шумеро-аккадский эпос
Марат Калитин вошел в офис киностудии «Дебют». Он очень спешил. Ему еще нужно было успеть на самолет, вылетающий в Душанбе. Секретарша в малиновом брючном костюме преградила ему дорогу.
– Вы куда?
На ее щеках играл румянец, соперничающий с цветом ее одежды.
– Мне нужен господин Чаров.
– Его нет.
– Отлично. Я сам посмотрю.
Марат решительно отодвинул рассерженную даму и направился по коридору к кабинету кадровика.
– Он занят… – запоздало крикнула секретарша.
Но Калитин уже открыл дверь. За столом сидел упитанный мужчина, черноволосый, черноглазый, с крупными яркими губами на бледном лице. Он был одет в костюм, сшитый хорошим портным.
– Я по поводу работы! – выпалил Марат, опережая вопрос хозяина кабинета.
Глаза Чарова возмущенно блеснули.
– Разве вас не предупредили, что я занят? – сдерживая раздражение, спросил он.
– Нет.
– Странно… Впрочем, вы уже здесь, так что говорите.
– Я по объявлению в газете, – соврал Калитин.
Он изображал настырного провинциала, который не признает приличий.
– Мы давно не даем никаких объявлений, – холодно ответил кадровик. – Нам больше не нужны сотрудники.
– Почему?
Чаров барабанил пальцами по гладкой поверхности стола, на котором лежало несколько бумаг. Руки у него были холеные, на безымянном пальце красовался массивный золотой перстень.
– Киностудия закрывается, – вздохнул он и отвел глаза. – Весь штат будет распущен в течение недели.
Эта информация оказалась совершенно неожиданной для Марата.
– У вас работает мой друг…
Чаров равнодушно рассматривал свой перстень, поворачивая его в солнечном свете то в одну, то в другую сторону. Грани перстня ярко вспыхивали.
– Значит, вашему другу придется искать новую работу, – лениво процедил он.
– Мы собирались работать вместе, – гнул свое Калитин. – Я могу поговорить с ним?
– Конечно, можете. Разговаривайте, сколько вам угодно… При чем здесь я? Вы меня отвлекаете, молодой человек!
– Мой друг находится на Памире, в командировке, с вашей съемочной группой.
– Да? – вскинул глаза Чаров. – Ну так подождите немного. Они все скоро приедут.
Назойливый посетитель переминался с ноги на ногу, вздыхал, почесывал затылок, но уходить не собирался.
Кадровик потерял терпение.
– Что-то еще? – недовольно спросил он.
– Н-нет… – промямлил Марат. – Вы меня так расстроили. А господин Ревин обещал, что я буду у вас работать.
Он ничего не собирался говорить о Ревине. Слова вылетели как бы сами собой.
– Даниил Петрович? – удивился Чаров, и его глаза сразу приобрели иное выражение. – Почему же вы сразу не сказали?
«Так и есть! – подумал Марат. – Ревин и тут приложил руку. Можно было раньше догадаться. Памир, туннель, строительная фирма, киносъемки… все это как-то связано между собой».
– Ну, я… растерялся… – бубнил Калитин, лихорадочно соображая, как теперь быть. – А что, вы мне не отказываете?
Кадровик перестал разглядывать свой перстень и поднял голову.
– Раз вас рекомендовал господин Ревин, это меняет дело, – сказал он. – Думаю, что-нибудь найдется. Зайдите через неделю.
Марат с облегчением вздохнул. Если бы Чаров предложил ему работу прямо сейчас, выкрутиться из сложившейся ситуации оказалось бы сложнее. А так… через неделю столько воды утечет!
– Спасибо! – он изобразил на лице радостную улыбку. – Я обязательно зайду.
Но Чаров уже потерял к посетителю интерес и уставился в свои бумаги.
Выйдя из офиса киностудии, Марат Калитин поспешил в аэропорт. На голубом небе ярко сияло весеннее солнце. С крыш капало, в голых кустах суетились воробьи и синицы. На лицах людей появилось то особое выражение ожидания весны и того, что она может принести с собой, которое нравилось Марату. Он и сам чувствовал некий таинственный трепет в груди… «Неужели, я влюбился?» – спросил он себя. Сам вопрос показался ему глупым и одновременно восторженно-приятным. Вчерашняя встреча с Ангелиной Львовной и состоявшийся между ними разговор поразили Марата нежностью и внезапно вспыхнувшей страстью, которую оба старались подавить. Предстоящая, хотя и недолгая разлука взволновала их, особенно Марата. Ему вдруг стало страшно, что он может больше никогда не увидеть Лины, ее горячих глаз, мягкой улыбки, не услышать ее шуток или неторопливых, очень взвешенных рассуждений. Она была самой спокойной из всех женщин, которых он знал.
Калитин всегда считал, что ему нравятся взбалмошные кокетки. До этого последнего дня в Москве. Разумеется, он не сказал Закревской, куда едет. А она не расспрашивала. Не хотела проявлять излишнего любопытства.
– Меня некоторое время не будет, – как бы между прочим сообщил он. – В командировку еду, по делам «Профиля». Товарища одного повидать надо. Вот, позвонил, совместный бизнес предлагает. Хочу лично встретиться.
– Тебя проводить?
– Нет! – поспешно отказался он. – Не люблю прощаться.
Ангелина Львовна не стала настаивать. Они пили коньяк и кофе почти до самого утра, а потом он вызвал ей такси.
– Позвонишь? – спросила она, садясь в машину.
Господин Калитин повел плечами.
– Как получится.
Такси, поднимая брызги, развернулось и исчезло за углом дома. Марат почувствовал себя таким одиноким, как будто он остался на необитаемом острове. Миллионный город смотрел на него желтыми глазами окон, но это все были чужие окна. Над городом стояло сумеречное, беззвездное небо. И оно тоже показалось Марату чужим.
По сути, в его жизни все было чужим: биография, адрес, род занятий и даже фамилия. Только имя он не захотел менять. Его вторая, скрытая жизнь, как ему казалось, была важна и полна смысла. А та, которую он вел напоказ, существовала в виде прикрытия, скучного и бессодержательного спектакля. Да и сам он был человеком-маской, который давно забыл свое истинное лицо. Маска приросла к коже, а дешевая игра на публику заменила ему собственные чувства и переживания. Он запутался. Роль начала управлять актером? Или актер устал от роли? Марат жил, словно в тумане, из которого не имел права выйти на свет. Во имя чего? Этот вопрос возник у него впервые. Получалось, что вся его видимая жизнь была придумана для окружающих людей. А лично ему, Марату Калитину, предназначались только звонки по мобильному телефону, сообщающие, что он должен включить компьютер и прочитать задание. Дальше Марат мог действовать на свое усмотрение – либо приступать к делу, либо отказаться. Агент такого ранга, как он, пользовался определенной свободой. Задания были скорее предложениями, чем приказами, и если Калитин их выполнял, то щедро оплачивались. Обычно он охотно брался за работу и блестяще справлялся с ней. Хоть какое-то развлечение!
Марату было скучно, и недавно накатившая на него депрессия являлась одним из проявлений угасающего интереса к жизни. Так он познакомился с Ангелиной Львовной. Она не только помогла ему выкарабкаться из болота невыносимой скуки, но и пробудила в нем чувства, о которых он не подозревал. Женщины тоже были для него чем-то не настоящим, частью игры, которую он вел. И даже разочарование и боль, испытанные им по вине Аллы-Алины, напоминали скорее фарс, нежели трагедию.
Он настолько привык изображать чужую жизнь, как будто занимался этим давным-давно. Нахлынувшие на него «видения» внесли свежую струю в унылое существование, и, когда они прекратились, Калитин расстроился. Ему стало их не хватать. Там, в свалившейся на него иллюзорной реальности, он тоже притворялся кем-то другим. Он жил и действовал, преследуя неведомую ему цель, ради которой выдавал себя не за того, кем являлся. Эта цель не давала ему покоя. Он пытался вспомнить ее и не мог. Устав от бесплодных попыток, Марат погружался в сомнения по поводу того, нормален ли он. Что, если та депрессия была первым признаком начинающегося психического заболевания?
Самолет на Душанбе вылетел с небольшим опозданием. Марат сидел с закрытыми глазами, тщетно пытаясь заснуть. Раньше это ему удавалось без труда. А сейчас… Нечто изменилось. Он еще не понимал, не мог в полной мере осознать, что именно произошло. Но чувствовал стремительно нарастающее напряжение. Наверное, так снежный барс чует предстоящий сход лавины. Ровно гудели двигатели, и господин Калитин провалился в тревожное забытье. Он все-таки задремал, и перед ним возник милый образ Лины. Она – его единственная настоящая, подлинная связь с этим миром. Не что-то выдуманное, прикрывающее истинную суть вещей, а сама эта суть. Его искреннее, глубокое переживание любви к ней есть самое ценное из всего, испытанного им до сих пор. Остаток полета прошел для Марата в эйфорическом блаженстве, поглотившем время и пространство.
Столица Таджикистана встретила пассажиров рейса Москва-Душанбе ярким солнцем, теплом и запахом цветущих деревьев. Мокрые тротуары блестели. У здания аэровокзала молодые таджички продавали тюльпаны. Цветы тоже были мокрые.
– Недавно дождь прошел, – сказал спутник Марата, пожилой человек в очках с толстыми стеклами.
За этими стеклами его глаза казались неестественно большими. Марату снова все показалось чужим – и здание аэровокзала, и небо, и деревья, и женщины, наперебой предлагающие купить цветы, и этот семенящий рядом старик. «Меня утомил перелет», – подумал господин Калитин.
Место катастрофы было оцеплено солдатами внутренних войск, на дорогах расставлены блок-посты. Милиционеры и военные, изнемогая от жары, проверяли документы, осматривали проезжающие автомобили. Все эти меры, хоть и вовремя предпринятые, не давали никакого результата.
Марат приехал к туннелю вместе с другими членами комиссии по расследованию чрезвычайных ситуаций. Его представили как эксперта из Москвы. Первым делом он познакомился с Хушкадамом Батыркуловым, председателем комиссии.
– Мне звонили по поводу Вас, – сказал этот красивый восточный мужчина с седыми висками. – Господин Вагров, кажется?
– Вагров, Алексей Юрьевич, – слегка поклонился Марат.
– Каковы ваши полномочия?
– Самые широкие, – ушел от ответа Калитин. – Я бы предпочел оставаться в тени. Могу я назваться вашим помощником?
– Разумеется… – неохотно согласился Батыркулов. – Я получил распоряжение не мешать Вам. Вы специалист…
– Широкого профиля, – закончил его фразу Марат.
Батыркулов мрачно кивнул. Его задела скрытность московского эксперта, но продолжать разговор в том же духе он посчитал нецелесообразным. Какое его дело, в конце концов? Москвича прислали по просьбе высокопоставленного лица, и Батыркулов не несет за действия этого Вагрова никакой ответственности. Большим людям виднее.
– Понимаю Вас, – только и сказал он. – Если что-то понадобится, обращайтесь в любую минуту дня и ночи.
– Спасибо.
Господин «Вагров» с воодушевлением пожал протянутую ему руку и откланялся. Самый скользкий момент «легализации» прошел гладко. Теперь можно было спокойно работать. И Марат отправился на поиски начальника строительства.
Паршин лежал в своем комфортабельном вагончике, едва живой от боли. Известие о взрыве в туннеле отняло у него последние силы.
– Меня уже расспрашивали, – простонал он при виде Марата. – Сколько можно?
– Простите, но я должен выполнять свои обязанности, – сухо ответил «эксперт». – У меня к Вам несколько вопросов.
– Черт бы Вас побрал!
На Калитина не произвел никакого впечатления свирепый тон строителя. Отчасти он даже сочувствовал Паршину.
– И все-таки… Предварительного заключения о причине взрыва пока нет. Что Вы лично думаете по этому поводу? Как насчет технических нарушений?
– Мы все делали по инструкции! – взревел Паршин, пытаясь приподняться. У него это не получилось, и он со стоном рухнул обратно на подушки. – Как положено! Ясно Вам? Хотите все свалить на строителей? Не выйдет. У меня с самого начала было предчувствие, что с этим туннелем не все в порядке. Черт…
От боли и досады он сболтнул лишнее и тут же пожалел.
– Не все в порядке? Что Вы имеете в виду?
– Ничего особенного… Просто интуиция. Мне не хотелось руководить этим строительством, вот и все.
– Должна же быть какая-то причина? – настаивал Марат.
Паршин помолчал, морщась и ерзая. Он не мог удобно устроиться на койке. Дотошный «эксперт» страшно раздражал его.
– Ну… раньше тут уже пытались прокладывать туннель… Давно. Еще в семидесятых. А потом передумали.
– Почему?
– Вот и я думал, почему. То ли средств не хватило, то ли… Не знаю. Место тут удобное, как раз для автомобильной трассы. А строить не стали. Слухи всякие ходили…
– Какие слухи?
– Не люблю я сплетни пересказывать! – разозлился Паршин. – Это к делу не относится.
– Ладно, – согласился Марат. Он решил поговорить с Паршиным еще раз, когда тому полегчает. – Вы давно болеете?
– Дней десять. Так прихватило… что шевельнуться не мог.
– Кто руководил строительством вместо Вас?
– Валера Изотов, мой заместитель.
– Он не мог допустить серьезную оплошность или технический просчет?
– Послушайте… – Паршин глубоко вздохнул. – Во-первых, Изотов – грамотный инженер, классный специалист, а во-вторых, порядочный человек. Я исключаю техническую ошибку. И потом, у нас ведь не саперный взвод! Ну отчего мог произойти взрыв? Газ? Сомнительно. Это ведь не шахта, где идет выработка породы. Землетрясение? Но тогда был бы просто обвал. Да и не трясло в ту ночь. Изотов сразу с сейсмологами связался, они уверяют, что землетрясения не было. Значит…
– Вывод напрашивается сам собой, – задумчиво произнес Марат. – Вы использовали при строительстве взрывчатку?
– Конечно. Бурили шурфы и взрывали.
– А говорите – не саперный взвод.
– Так то давно было.
– Взрывчатка осталась?
– Да, – ответил Паршин. – Она хранится на складе с соблюдением всех условий безопасности.
– Склад оборудован сигнализацией?
– Разумеется. А как же? Мы с Изотовым лично следили за этим. Если Вы думаете, что кто-то взял взрывчатку с нашего склада, то напрасно. Валерий Михайлович с представителями органов в первую очередь это проверили. Все взрывчатые вещества на месте. Они относятся к материалам строгой отчетности.
Марат задумался.
– Человеческие жертвы есть?
– В туннеле работают спасатели, – ответил Паршин. – Пока ни одного трупа не нашли. Но двое рабочих из ночной смены пропали. Предположительно, они могли находиться в районе взрыва.
– Почему так поздно спохватились?
– Сигнал тревоги не сработал. Да и потом… взрыв произошел ночью, когда в туннеле почти никого нет. Он ведь длинный, люди могли быть далеко, пока выбрались наружу, сообщили... А те, кто спал, и вовсе не обратили внимания. Звук взрыва глухой, а к толчкам все привыкли. Здесь постоянно трясет. Горы, сейсмическая зона…
– Понятно. Могли в туннель попасть посторонние?
Паршин отвел глаза. Ему не хотелось подводить Изотова, но о киносъемочной группе знали все, так что молчать не имело смысла.
– Могли… – мрачно ответил он.
– Кто? Каким образом?
– Да киношники проклятые! Приехали на нашу голову… Пристали, как пиявки. Пустите, мол, эпизод снимать надо! План горит! Финансы горят! Я бы ни за что не пустил. А Валера, добрая душа… Вот теперь будет расхлебывать. Мало не покажется.
– Что за киношники? Откуда приехали? – спросил Марат, догадываясь, что речь идет о съемочной группе киностудии «Дебют».
– Из Москвы! Надо было им аж на Памир переться? Людям деньги девать некуда, вот что я вам скажу.
Марат согласно кивнул. Он думал примерно так же. Перед самым отлетом в Душанбе он успел проверить источник финансирования киностудии «Дебют». Их спонсором действительно оказался Даниил Петрович Ревин.
– А что они снимают? Какой фильм? – на всякий случай поинтересовался он.
– Про катастрофу, – буркнул Паршин. – Знаете, как их кино называется? «Взрыв в туннеле»! А?! Каково?
– Да… интересно все складывается.
Этого Калитин не ожидал. Странное совпадение.
– Изотов пустил их в туннель снимать взрыв, – сказал Паршин. – Дурак!
– Они сняли этот эпизод?
– Ага, сняли. А на следующую ночь нате вам, получите! Может, это они все подстроили?
Марат уже знал, что съемочная группа расположилась в кишлаке, недалеко от стройки. Но побывать там не успел.
– Как с ними поговорить? Никто не собирается в кишлак?
– Их автобус здесь, – сказал Паршин. – На нем каскадеры приехали. Режиссера своего искать. Можете с ними побеседовать.
У Калитина в голове воцарился полнейший хаос.
– Искать режиссера? Он что, пропал?
Паршин в очередной раз вздохнул. Он устал. Но отвязаться от «эксперта» было не так просто.
– Я уже сам запутался, – признался начальник строительства. – После съемок режиссер куда-то делся. Говорят, заблудился. Они его искали, но не нашли. Так и уехали. А утром вернулись. Не все, конечно, а только каскадеры с Борисом. Это их главный.
– А где режиссер пропал? В туннеле?
– Он уже нашелся, – зло сказал Паршин. – Утром явился, невесть откуда. Говорит, плохо ему стало, заблудился среди скал, промерз. Ребята его в медпункт отвели. Он до сих пор там. Доктор не велел трогать, пока ему не полегчает. Вот Борис и ждет.
Марат решил, что от Паршина он узнал достаточно. Теперь следует осмыслить полученную информацию. Он попрощался с больным и вышел.
День клонился к вечеру. Сахарные верхушки гор покрылись сумеречной дымкой. Похолодало. Марат прогуливался по территории, прилегающей к порталу туннеля и думал. Мысли скакали в полнейшем беспорядке. Главным действующим лицом раздумий Марата являлся не кто иной, как господин Ревин. Получается, что Даниил Петрович вкладывает деньги сначала в проект туннеля, потом создает проходческую фирму, потом финансирует строительство, потом… спонсирует киностудию. Съемочная группа опять-таки на его же деньги едет черт знает куда – на Памир! – и содействует… взрыву туннеля? Абсурд! С какой стороны ни посмотри.
В строительство вложены огромные средства, и не только Ревина. Зачем, спрашивается, сначала строить, а потом взрывать? «Это только в том случае, если взрыв туннеля организовали именно киношники, – думал Марат. – А если все же не они, то кто? И зачем тогда они здесь? С какой целью? Снимать кино? Неужели господин Ревин такой рьяный поклонник кинематографа? И почему они назвали свой фильм «Взрыв в туннеле»? Слишком откровенно и привлекает внимание. Глупо… С другой стороны, всякое бывает. Может, они не имеют к настоящему взрыву никакого отношения».
Калитин решил поговорить с Борисом. Вдруг что-то да прояснится? Но каскадер не сообщил ему ничего нового. Кроме того, что режиссеру Бахмету стало плохо в туннеле, он вышел, побрел, куда глаза глядят, и заблудился.
– Мы хотели забрать Лаврентьича, – охотно рассказывал Борис, – да доктор не позволил. Сказал, только утром. Ну, а ночью… сами знаете, что случилось. Теперь нас не выпускают, хотя всех уже допросили.
– Расспросили… – мягко поправил его Марат. – Вы уверены, что Вам больше нечего добавить?
– Вроде нечего, – покачал головой Борис.
* * *
«Сны видит лишь тот, кто спит».
(из папирусов Древнего Египта).
– Я буду скучать по тебе, – сказал Марат, когда они подошли к машине.
Это было так на него не похоже, что у Ангелины Львовны сжалось сердце. Она почувствовала острую, необъяснимую печаль. Ведь он вернется! Командировка – не дальний поход и не война. Почему же ей стало так одиноко, когда он захлопнул дверцу такси? Она перебирала в памяти подробности их последнего разговора. Марат расспрашивал кое-что о Ревине, какие-то мелочи… потом они просто болтали. Ни о чем. Потом он неожиданно сказал:
– Я хочу вспомнить, кто я. Или кем был.
Она не поняла.
– Что ты имеешь в виду?
– Сам не знаю. Наверное, эти «видения» навеяли на меня странные мысли. Тот человек, который там… словом, я ведь так и не знаю, кто он. Может, я? Или кто-то другой?
– Это важно? – удивилась Ангелина Львовна.
Он помолчал.
– Наверное, раз я все время об этом думаю.
– А ты все время думаешь об этом?
– Часто, – вздохнул Марат. – И это меня настораживает.
Ангелина Львовна молча смотрела на него. Он обнял ее и поцеловал. Поцелуй был коротким, как бы не настоящим. Но приятным. Очень.
– Хочешь выпить?
Она впервые была у него дома и с интересом разглядывала обстановку. Хорошая мебель, видеотехника, книги… дорогие вещи. За всем этим не вырисовывалась индивидуальность. Типовая квартира с евроремонтом.
Марат принес коньяк и фрукты.
– Знаешь, что мне напоминает все это? – она повела рукой. – Гостиничный номер.
– Твои комплименты потрясающи, Лина! – засмеялся Марат. – Никому бы не удалось сделать это лучше.
– Я надеюсь…
Им было легко вдвоем. Никаких обид, никаких претензий. Никакой фальши. Даже Марат почти не притворялся. Он просто существовал рядом с женщиной, которая будила в нем странные желания, томительный трепет юности… Казалось, весь его предыдущий опыт испарился, исчез в прошлом. Может быть, так чувствовал себя Адам, первый мужчина на земле?
– Над чем ты смеешься? – возмутилась она. – Прекрати!
– Если бы ты знала, какие глупые мысли приходят мне в голову…
Они долго целовались в темноте, полной ночных шорохов и запаха апельсинов. Потом пили коньяк и снова целовались. Потом, когда Ангелина захотела его по-настоящему, сильно, как никогда в жизни не хотела мужчину, начало светать. Марат еле справился со своим собственным желанием. Это не должно произойти между ними так, впопыхах. Он вызвал ей такси и проводил до машины. Госпожа Закревская ехала домой по сонной Москве, утопающей в сиреневой дымке рассвета, и вспоминала поцелуи Марата, его лицо, когда он смотрел, как она садится в машину.
– Я буду скучать по тебе, – прошептала она, оглядываясь на его крепкую фигуру.
– Что вы сказали? – спросил водитель.
– Нет-нет… ничего.
Дома она набрала номер Самойленко.
– Олег?
– Черт тебя возьми, Ангелина! Ты хоть иногда, для разнообразия, смотришь на часы? – проворчал он.
– Нет.
– Это заметно.
– Твоя школа. Ты сможешь завтра… то есть сегодня принять моих пациентов?
– Если они захотят… А что случилось?
– Я не приду на работу. Очень устала и хочу спать.
Она уснула, когда уже стало совсем светло. Мысли о Марате плавно перетекли в странную молитву…
О, одновременность, пребывающая вне времен,
Раскрой мне объятия интуитивного постижения!
Приподними покров противоречий, скрывающий суть вещей!
Хвала Великому Солнцу, творцу миров, освещающему путь!
Мы молим, чтобы Сын Солнца,
Стоящий сейчас здесь, был принят как ваш сын…
Заставьте же этот мертвый камень звенеть священным голосом!
О, лучезарный Владыка Вечности, позволь нам плыть
По реке бытия, сохраняя ум пустым, а сердце легким…
О, священные символы полночного Солнца,
Скрытые в Шу – Великой Пустоте – благословляющие Проникновение и Уход…
Ее произносили нараспев высокие, облаченные в золотистые одежды существа. Плечи их покрывали львиные шкуры, а лица – золотые маски в виде львиных голов. Пространство большого зала дрожало в вибрациях таинственного света. Свод опирался на огромные колонны, покрытые иероглифами. Стены зала украшали чудесные фрески, выполненные красной, коричневой, черной и белой красками. Посреди зала, на выложенном пестрой мозаикой полу, стояла огромная золотая статуя, вокруг которой и совершалась загадочная церемония, исполненная некоего дикого, захватывающего дух величия.
– В полночь я вижу Солнце, сияющее восхитительным светом! – провозглашал жрец с золотым диском на голове.
Ему вторили все присутствующие, голоса которых, подхваченные гулким эхом, как бы обрушивались сверху вниз, теряясь между колонн.
– Полночное Солнце – Дух, сияющий во мраке!
«Мра-а-а-ке-е-е…» – подхватывало эхо.
– Солнце Духа! Таинственный свет, оживляющий сущее! Видимый в полночь так же хорошо, как и в полдень! Все бессильно перед лучами твоими, о, Божественный шар!
«Ша-а-а-а-р-р-р…» – раздавалось под высокими сводами.
– О, Светило, при восходе одетое в голубой туман! О, Просветленный, посланный быть свидетелем перед всеми мирами! Ты – небесный шар в полдень, сияющий и блистательный Золотоволосый Спаситель Мира! Твой цвет желтый, и власть твоя безгранична!
«…грани-и-и-чна-а-а-а…»
– На закате ты исчезаешь в красном огненном одеянии за горизонтом, чтобы с триумфом возникнуть из объятий тьмы!
«…ы-ы-ы-ы…»
Ангелина Львовна в ужасе вскочила. Сидя на постели, она медленно возвращалась из своего странного путешествия, которое с натяжкой могла назвать сном. Таких ярких, осязаемых, полностью реальных снов она раньше не видела. Захотелось вдохнуть свежего воздуха. Госпожа Закревская поспешила к окну и распахнула форточку. Холодная сырость хлынула в легкие…
– Мне никогда не снилось ничего подобного, – пробормотала она, делая судорожные вдохи. – Никогда… ничего подобного…
И тут же память услужливо подсунула ей предыдущее сновидение о смерти алхимика. В сущности, ничего особенно пугающего ни в первом, ни во втором сне не было. Но эта невероятная пронзительная ясность, достоверность происходящего наводили на Ангелину Львовну жуть.
«Откуда берутся такие сны? – думала она. – Великий Фрейд сказал бы, что из подсознательного. В таком случае, откуда берется это подсознательное?»
На ее мысли как будто опустился испещренный золотыми знаками полупрозрачный занавес, сквозь который она не могла смотреть ни вперед, ни назад. Прошлое и будущее оказались одинаково размытыми, запутанными и недоступными для постижения.
Желание спать пропало. Только теперь она поняла пациентов, которых мучили кошмары. Они все боялись ночи. За окнами сгущались сумерки. День клонился к вечеру, и Ангелина Львовна растерялась. Спать ей больше не хотелось, а чем занять себя, она не знала. Позвонить Марату? Он же уехал! Она впервые остро ощутила, как ей его не хватает. Калитин покинул Москву и не сказал, когда вернется. Время от времени он уезжал в свои непонятные командировки. Интересно, почему он обставляет их такой таинственностью? Может быть, старается быть загадочным и необъяснимым? Это определенно возбуждает женщин. Имидж этакого «крутого», слегка разочарованного супермена… И ведь прекрасно работает! Впрочем, все равно.
– Мне все равно! – громко произнесла госпожа Закревская.
Собственный голос показался ей незнакомым. В памяти снова возникли фигуры жрецов в золотых львиных масках, залитый необычным светом зал, огромная золотая статуя посередине…
«Странно. Я не хочу об этом вспоминать, а картина сна сама лезет в голову, – подумала Ангелина Львовна. – Надо отвлечься. Помечтать о чем-нибудь. Хотя бы о встрече с Маратом. Как долго мы знакомы, а интимные отношения до сих пор не сложились. Мы оба делали вид, что нас связывает только дружба, взаимная симпатия. А ведь это не так».
Мысли о Марате навеяли на нее грусть. Лучше почитаю что-нибудь, – решила она. Открыла книжный шкаф, постояла в раздумье. На глаза попалась книга Юнга. На третьей странице Ангелина осознала, что смысл написанного не доходит до нее. В воображении появляются те самые образы, которые она упорно гонит от себя. Золотая статуя, мерцающая в переливах сумеречного света, словно спящее Божество, излучала первозданную величественную мощь… Доктор Закревская тряхнула головой, отгоняя назойливое видение. Золотая статуя отдалилась, но не исчезла.
– Буду читать книгу, – вслух произнесла Ангелина, думая, что это поможет ей углубиться в психологические изыски господина Юнга.
Не тут-то было. Столь привлекательное раньше чтение вызывало зевоту и ломоту в висках. Строчки расплывались перед глазами, не хотели складываться в стройную последовательность. Каждое предложение поражало монотонностью и отстутствием ясно выраженной идеи. Все изложенное напоминало блуждание в тумане. Золотая статуя из сна казалась гораздо более реальной, чем все эти рассуждения о предмете, который так же непонятен автору, как и читателю.
– Неужели я долгие годы всерьез увлекалась подобным вздором? – спросила себя Закревская. – Я пыталась объяснить душу человеческую языком, предназначенным для материального мира. Но внутренний мир каждого существа живет и развивается по иным законам. Невозможно постигать дух, используя логику, предметы и формы. Все это только лишь слабая, слабая тень…
Община гуру Нангавана.
Здесь, чуть выше в горах, никто не знал о взрыве в туннеле. «Шраваки» продолжали жить по своему обычному распорядку. Утренняя медитация не обещала сюрпризов. Но… иногда нечто происходит неожиданно.
– Вдохните и представьте себе, что вы выдыхаете, – монотонно бубнил Нангаван. – Выдохните и представьте себе, что вы вдыхаете.
Он повторял эту фразу раз за разом, сидя в позе лотоса на теплом шерстяном ковре. Летом они медитировали, сидя на циновках, но сейчас приходилось пользоваться толстыми коврами. Пол оставался холодным, хотя печку топили каждый день. Нангаван не выспался и чувствовал себя скверно. Ночь он провел в лихорадочных раздумьях, метаясь между двух огней. То проклиная себя за принятый им дьвольский дар, то бормоча молитвы, то успокаивая свою совесть тем, что сверхъестественные способности были даны ему Высшим Разумом не случайно, а для выполнения миссии. Следом возникал вопрос, какова же эта миссия?
«Что я должен делать? – думал Нангаван, теряясь в догадках. – Может быть, производить золото и раздавать его страждущим? Накормить нищих? Защитить убогих? А может быть, мне следует на эти неиссякаемые средства заняться строительством больниц? Или финансировать новейшие медицинские исследования? Что?» В его воображении разворачивались грандиозные картины благотворительности, в которых он играл главную роль защитника обиженных и покровителя несчастных. Этот образ выглядел так: Нангаван держал в руках рог изобилия, из которого под восторженные крики толпы нескончаемым потоком лилось золото. Потом вдруг сию благостную картину сменяла трагическая судьба Фауста. Дьявол сначала дает насладиться роковым подарком, а затем… взыскивает с должника страшную плату.
– Чур меня, чур, чур… – бормотал Нангаван.
Кроме золотого самородка, найденного им в пещере, никаких других проявлений чудесных способностей не было, хоть тресни. Он старался и так, и сяк… никакого результата. Ни ясновидения, ни телепатии, ни умения двигать взглядом предметы, ни волшебных превращений – ничего. И Нангавану захотелось проверить свой дар. Поздно ночью он крадучись выскользнул из дому и поспешил в пещеру. Там он долго сидел, изо всех сил стараяясь вообразить себе, как буквально из воздуха возникает кусок золота… Напрасно. Вокруг него на полу пещеры валялись обыкновенные камешки, даже отдаленно не напоминающие желтый металл. Нангаван похолодел. Судя по всему, Высший Разум разочаровался в нем и решил наказать недостойного. Зачем человеку способности, которые пугают? Вместо того, чтобы радоваться и благодарить провидение, он дрожит от ужаса, мучается и не спит ночами. Такой глупец не заслуживает внимания Высших Сил.
– Господи! – взмолился Нангаван, ползая по полу и судорожно перебирая камни. – Прости меня за мои сомнения! Я дурак! Мне не хватило мудрости понять, чего я удостоился. Я искренне раскаиваюсь и умоляю вернуть чудесный дар! Клянусь, что сумею правильно распорядиться им!
По щекам Нангавана текли слезы. Он уже забыл все свои страхи по поводу дьявольских проделок и мечтал только об одном – вернуть себе Божественный дар. Время либо остановилось, либо пролетело слишком быстро. Над горами затеплился хмурый рассвет. Нангаван, измученный, отчаявшийся, не заметил, как уснул. По небу низко плыли сизые тучи. Моросил дождь. Весенняя сырость пробирала до костей, и Нангаван проснулся. Он замерз. Было слышно, как по редким арчовым кустикам у входа в пещеру шуршат капли. Становилось все светлее. Нангаван с трудом поднялся. Тело затекло, голова гудела, во рту ощущалась противная горечь. Тяжело ступая, он побрел к выходу. И вдруг… среди камешков что-то блеснуло. Боясь поверить своим глазам, Нангаван встал на колени, нерешительно протянул дрожащую руку… На ладонь тепло лег маленький, похожий на фисташку, кусочек золота. Учитель гнал от себя мысль, что это мог оказаться самородок, незамеченный им в прошлый раз. Нет! Только не это! Высший Разум сжалился над Нангаваном и вернул ему волшебную способность! Он снова имеет власть над золотом…
Возвращаясь в дом, Нангаван, сам того не желая, снова подумал о коварстве Сатаны. Разве «Он» не привык использовать в своих целях пороки людей? Алчность, например. Или гордыню.
– Ведь я хочу стать великим, – признался Нангаван. – Следовательно, я поддался греху гордыни.
Он опять запутался. Отступивший было страх охватил его с новой силой.
– Вдохните и представьте себе, что вы выдыхаете, – продолжал бубнить Нангаван. – Выдохните и представьте себе, что вы вдыхаете.
Он произносил эти слова машинально, они не мешали ему думать о совершенно посторонних вещах. О грехе, например, или о миссии, которая так и оставалась непонятной ему.
– Учитель! Учитель! – завопил Хаким, вскакивая со своего места и возбужденно размахивая руками. – У меня получилось! Я смог!
Нангаван вздрогнул. Он не сразу сообразил, о чем идет речь.
– Я знаю! Я все понял! – продолжал вопить Хаким. – Я свободен! Я…
От избытка чувств у него перехватило горло. Остальные «шраваки» тоже повскакивали. Никто не понимал, что происходит.
Наконец, всеобщее волнение улеглось, и Хаким смог рассказать о своих ощущениях во время медитации.
– Я сидел и выполнял то, что говорил Учитель. И вдруг непонятным образом встал, расправил плечи и вздохнул полной грудью. В этот же самый момент я увидел, что мое тело продолжает сидеть в позе лотоса у моих ног.
– Тебе не показалось? – недоверчиво спросил Криш. – Анаша, гашиш, опиум… Может, ты что-то курил?
– Я не курю, – ничуть не смутился Хаким. – Тем более наркотики. С какой стати? Я сидел, медитировал и…
– А сейчас ты тоже видишь свое тело со стороны? – перебил его Белкин.
– Сейчас? Нет…
Хаким растерянно замолчал.
– Почему?
– Ну… я полагаю, это было мимолетное ощущение. Я слишком обрадовался, вскочил и все испортил, – огорчился Хаким. – Но мне не показалось!
Нангаван не верил своим ушам. Судя по рассказу Хакима, он получил просветление во время медитации. Учитель так долго медитировал, что успел разувериться в результате. Ему пришла в голову миссия. Может, это еще один, полученный им Божественный дар – способствовать просветлению духа? На всякий случай он промолчал. Подумал, как ему отрешиться от его сомнений? Они разъедают душу подобно червям, способным испортить любой, самый прекрасный плод. Остаток дня прошел в обсуждении нового состояния Хакима. Все разволновались. Привычный ход вещей был нарушен. Криш бродил по дому в глубокой задумчивости, Белкин непрерывно жевал орехи. Длинный Витек без конца протирал свои очки, то снимая их, то надевая обратно. И даже молчун Яков сказал по этому поводу пару слов.
– Завидую тебе, брат, – пробормотал он, обнимая Хакима. – Ты вдохновил всех нас. Какое счастье, что надежды сбываются!
Хаким же пребывал в состоянии эйфорического восторга. Что-то должно было измениться. Просветление не дается просто так! За ним следуют еще более изумительные, потрясающие вещи. Замирая в предвкушении неведомого будущего, Хаким уснул. И ему приснился странный сон. Как будто неизвестный голос позвал его куда-то.
– Ты должен найти его! – твердил «голос».
– Кого? – не понял Хаким.
«Голос» затих на время… и зазвучал снова, теперь уже громче.
– Ищи его! Ты должен!
Повинуясь «голосу», Хаким поднялся и зашагал к выходу. У дверей он оглянулся на свое тело, которое неподвижно лежало, укрытое двумя шерстяными одеялами. На улице его обдало холодом. Ветер разогнал тучи, на черном небе висела зловещая желтая луна в мутном ореоле. Хаким брел наугад, послушный некоему внутреннему импульсу, который вел его вперед. Он не запоминал дороги и удивился, оказавшись у пещеры, где любил медитировать в одиночестве Учитель.
– Кто ты? – задал Хаким вопрос «голосу». – И зачем привел меня сюда?
Тишина была ему ответом. Тускло мерцали далекие звезды, и залитые лунным светом скалы казались уродливыми гномами. Хаким хотел испугаться и не смог. Его эмоции притупились. Влекомый все тем же загадочным импульсом, он двинулся дальше.
– Ищи его! Он здесь, рядом! – приказал «голос».
– Да что? Что я должен искать? – возмутился Хаким.
Он заметил, что идет совершенно бесшумно. Под его ногами ничего не похрустывает, не шуршит.
– Теперь сюда! – позвал «голос», увлекая Хакима в отверстие между скалами. Игра света и тени делала эту узкую щель почти невидимой. – Ищи здесь!
Хаким попытался втиснуться в щель, и ему это удалось. «Настоящее тело ни за что не пролезло бы сюда», – подумал он.
Между скалами стояла непроглядная тьма.
– Мне ничего не видно, – успел пробормотать Хаким, и у него открылось второе зрение.
Возможно, это именно так и называется. Он не знал, как сказать об этом более правильно. Темнота оставалась все такой же густой и вязкой, но глаза Хакима видели. Внутри скальной щели поверхность была ребристой, со множеством продольных углублений.
– Ты почти у цели! – сказал «голос».
Хаким стоял и не знал, что ему делать дальше. Он поворачивал голову, рассматривая углубления. Скалы казались зеленовато-голубыми в темноте, и Хаким отметил необычайную четкость рельефа. Одно из углублений показалось ему привлекательным. Рука сама потянулась туда, ощупывая шершавые стенки, пока не наткнулась на что-то гладкое.
– Ты нашел его! – радостно воскликнул «голос», и… все пропало.
Хаким проснулся. Он лежал на своем жестком ложе и слышал храп толстяка Белкина.
– Белыч, черт тебя побери, опять рычишь, – ворчал длинный Витек, вставая в туалет.
Он выходил по малой нужде раза два-три за ночь. И по дороге обязательно будил толстяка, чтобы тот перестал храпеть. На несколько минут в комнате воцарялась тишина. Когда Витек возвращался, Белкин уже снова выводил свои замысловатые рулады.
Хаким так и не смог заснуть до утра. Он лежал с открытыми глазами и вспоминал «ночное путешествие». Дорогу, залитую луной, скалы и узкую щель между ними… Все так ясно стояло у него перед глазами!
Когда жидкий рассвет полосами растекся по комнате, Хаким принял твердое решение пойти и проверить, существует ли на самом деле тот проем в скалах. Его рука еще хранила ощущения прикосновения к чему-то гладкому, не похожему на обычные камни…
Продолжение следует...
Автор: Наталья Солнцева
Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...
Слеза полдневного светила. Часть 2. Глава 26 - 27
Марат Калитин вошел в офис киностудии «Дебют». Он очень спешил. Ему еще нужно было успеть на самолет, вылетающий в Душанбе. Секретарша в малиновом брючном костюме преградила ему дорогу.
– Вы куда?
На ее щеках играл румянец, соперничающий с цветом ее одежды.
– Мне нужен господин Чаров.
– Его нет.
– Отлично. Я сам посмотрю.
Марат решительно отодвинул рассерженную даму и направился по коридору к кабинету кадровика.
– Он занят… – запоздало крикнула секретарша.
Но Калитин уже открыл дверь. За столом сидел упитанный мужчина, черноволосый, черноглазый, с крупными яркими губами на бледном лице. Он был одет в костюм, сшитый хорошим портным.
– Я по поводу работы! – выпалил Марат, опережая вопрос хозяина кабинета.
Глаза Чарова возмущенно блеснули.
– Разве вас не предупредили, что я занят? – сдерживая раздражение, спросил он.
– Нет.
– Странно… Впрочем, вы уже здесь, так что говорите.
– Я по объявлению в газете, – соврал Калитин.
Он изображал настырного провинциала, который не признает приличий.
– Мы давно не даем никаких объявлений, – холодно ответил кадровик. – Нам больше не нужны сотрудники.
– Почему?
Чаров барабанил пальцами по гладкой поверхности стола, на котором лежало несколько бумаг. Руки у него были холеные, на безымянном пальце красовался массивный золотой перстень.
– Киностудия закрывается, – вздохнул он и отвел глаза. – Весь штат будет распущен в течение недели.
Эта информация оказалась совершенно неожиданной для Марата.
– У вас работает мой друг…
Чаров равнодушно рассматривал свой перстень, поворачивая его в солнечном свете то в одну, то в другую сторону. Грани перстня ярко вспыхивали.
– Значит, вашему другу придется искать новую работу, – лениво процедил он.
– Мы собирались работать вместе, – гнул свое Калитин. – Я могу поговорить с ним?
– Конечно, можете. Разговаривайте, сколько вам угодно… При чем здесь я? Вы меня отвлекаете, молодой человек!
– Мой друг находится на Памире, в командировке, с вашей съемочной группой.
– Да? – вскинул глаза Чаров. – Ну так подождите немного. Они все скоро приедут.
Назойливый посетитель переминался с ноги на ногу, вздыхал, почесывал затылок, но уходить не собирался.
Кадровик потерял терпение.
– Что-то еще? – недовольно спросил он.
– Н-нет… – промямлил Марат. – Вы меня так расстроили. А господин Ревин обещал, что я буду у вас работать.
Он ничего не собирался говорить о Ревине. Слова вылетели как бы сами собой.
– Даниил Петрович? – удивился Чаров, и его глаза сразу приобрели иное выражение. – Почему же вы сразу не сказали?
«Так и есть! – подумал Марат. – Ревин и тут приложил руку. Можно было раньше догадаться. Памир, туннель, строительная фирма, киносъемки… все это как-то связано между собой».
– Ну, я… растерялся… – бубнил Калитин, лихорадочно соображая, как теперь быть. – А что, вы мне не отказываете?
Кадровик перестал разглядывать свой перстень и поднял голову.
– Раз вас рекомендовал господин Ревин, это меняет дело, – сказал он. – Думаю, что-нибудь найдется. Зайдите через неделю.
Марат с облегчением вздохнул. Если бы Чаров предложил ему работу прямо сейчас, выкрутиться из сложившейся ситуации оказалось бы сложнее. А так… через неделю столько воды утечет!
– Спасибо! – он изобразил на лице радостную улыбку. – Я обязательно зайду.
Но Чаров уже потерял к посетителю интерес и уставился в свои бумаги.
Выйдя из офиса киностудии, Марат Калитин поспешил в аэропорт. На голубом небе ярко сияло весеннее солнце. С крыш капало, в голых кустах суетились воробьи и синицы. На лицах людей появилось то особое выражение ожидания весны и того, что она может принести с собой, которое нравилось Марату. Он и сам чувствовал некий таинственный трепет в груди… «Неужели, я влюбился?» – спросил он себя. Сам вопрос показался ему глупым и одновременно восторженно-приятным. Вчерашняя встреча с Ангелиной Львовной и состоявшийся между ними разговор поразили Марата нежностью и внезапно вспыхнувшей страстью, которую оба старались подавить. Предстоящая, хотя и недолгая разлука взволновала их, особенно Марата. Ему вдруг стало страшно, что он может больше никогда не увидеть Лины, ее горячих глаз, мягкой улыбки, не услышать ее шуток или неторопливых, очень взвешенных рассуждений. Она была самой спокойной из всех женщин, которых он знал.
Калитин всегда считал, что ему нравятся взбалмошные кокетки. До этого последнего дня в Москве. Разумеется, он не сказал Закревской, куда едет. А она не расспрашивала. Не хотела проявлять излишнего любопытства.
– Меня некоторое время не будет, – как бы между прочим сообщил он. – В командировку еду, по делам «Профиля». Товарища одного повидать надо. Вот, позвонил, совместный бизнес предлагает. Хочу лично встретиться.
– Тебя проводить?
– Нет! – поспешно отказался он. – Не люблю прощаться.
Ангелина Львовна не стала настаивать. Они пили коньяк и кофе почти до самого утра, а потом он вызвал ей такси.
– Позвонишь? – спросила она, садясь в машину.
Господин Калитин повел плечами.
– Как получится.
Такси, поднимая брызги, развернулось и исчезло за углом дома. Марат почувствовал себя таким одиноким, как будто он остался на необитаемом острове. Миллионный город смотрел на него желтыми глазами окон, но это все были чужие окна. Над городом стояло сумеречное, беззвездное небо. И оно тоже показалось Марату чужим.
По сути, в его жизни все было чужим: биография, адрес, род занятий и даже фамилия. Только имя он не захотел менять. Его вторая, скрытая жизнь, как ему казалось, была важна и полна смысла. А та, которую он вел напоказ, существовала в виде прикрытия, скучного и бессодержательного спектакля. Да и сам он был человеком-маской, который давно забыл свое истинное лицо. Маска приросла к коже, а дешевая игра на публику заменила ему собственные чувства и переживания. Он запутался. Роль начала управлять актером? Или актер устал от роли? Марат жил, словно в тумане, из которого не имел права выйти на свет. Во имя чего? Этот вопрос возник у него впервые. Получалось, что вся его видимая жизнь была придумана для окружающих людей. А лично ему, Марату Калитину, предназначались только звонки по мобильному телефону, сообщающие, что он должен включить компьютер и прочитать задание. Дальше Марат мог действовать на свое усмотрение – либо приступать к делу, либо отказаться. Агент такого ранга, как он, пользовался определенной свободой. Задания были скорее предложениями, чем приказами, и если Калитин их выполнял, то щедро оплачивались. Обычно он охотно брался за работу и блестяще справлялся с ней. Хоть какое-то развлечение!
Марату было скучно, и недавно накатившая на него депрессия являлась одним из проявлений угасающего интереса к жизни. Так он познакомился с Ангелиной Львовной. Она не только помогла ему выкарабкаться из болота невыносимой скуки, но и пробудила в нем чувства, о которых он не подозревал. Женщины тоже были для него чем-то не настоящим, частью игры, которую он вел. И даже разочарование и боль, испытанные им по вине Аллы-Алины, напоминали скорее фарс, нежели трагедию.
Он настолько привык изображать чужую жизнь, как будто занимался этим давным-давно. Нахлынувшие на него «видения» внесли свежую струю в унылое существование, и, когда они прекратились, Калитин расстроился. Ему стало их не хватать. Там, в свалившейся на него иллюзорной реальности, он тоже притворялся кем-то другим. Он жил и действовал, преследуя неведомую ему цель, ради которой выдавал себя не за того, кем являлся. Эта цель не давала ему покоя. Он пытался вспомнить ее и не мог. Устав от бесплодных попыток, Марат погружался в сомнения по поводу того, нормален ли он. Что, если та депрессия была первым признаком начинающегося психического заболевания?
Самолет на Душанбе вылетел с небольшим опозданием. Марат сидел с закрытыми глазами, тщетно пытаясь заснуть. Раньше это ему удавалось без труда. А сейчас… Нечто изменилось. Он еще не понимал, не мог в полной мере осознать, что именно произошло. Но чувствовал стремительно нарастающее напряжение. Наверное, так снежный барс чует предстоящий сход лавины. Ровно гудели двигатели, и господин Калитин провалился в тревожное забытье. Он все-таки задремал, и перед ним возник милый образ Лины. Она – его единственная настоящая, подлинная связь с этим миром. Не что-то выдуманное, прикрывающее истинную суть вещей, а сама эта суть. Его искреннее, глубокое переживание любви к ней есть самое ценное из всего, испытанного им до сих пор. Остаток полета прошел для Марата в эйфорическом блаженстве, поглотившем время и пространство.
Столица Таджикистана встретила пассажиров рейса Москва-Душанбе ярким солнцем, теплом и запахом цветущих деревьев. Мокрые тротуары блестели. У здания аэровокзала молодые таджички продавали тюльпаны. Цветы тоже были мокрые.
– Недавно дождь прошел, – сказал спутник Марата, пожилой человек в очках с толстыми стеклами.
За этими стеклами его глаза казались неестественно большими. Марату снова все показалось чужим – и здание аэровокзала, и небо, и деревья, и женщины, наперебой предлагающие купить цветы, и этот семенящий рядом старик. «Меня утомил перелет», – подумал господин Калитин.
Место катастрофы было оцеплено солдатами внутренних войск, на дорогах расставлены блок-посты. Милиционеры и военные, изнемогая от жары, проверяли документы, осматривали проезжающие автомобили. Все эти меры, хоть и вовремя предпринятые, не давали никакого результата.
Марат приехал к туннелю вместе с другими членами комиссии по расследованию чрезвычайных ситуаций. Его представили как эксперта из Москвы. Первым делом он познакомился с Хушкадамом Батыркуловым, председателем комиссии.
– Мне звонили по поводу Вас, – сказал этот красивый восточный мужчина с седыми висками. – Господин Вагров, кажется?
– Вагров, Алексей Юрьевич, – слегка поклонился Марат.
– Каковы ваши полномочия?
– Самые широкие, – ушел от ответа Калитин. – Я бы предпочел оставаться в тени. Могу я назваться вашим помощником?
– Разумеется… – неохотно согласился Батыркулов. – Я получил распоряжение не мешать Вам. Вы специалист…
– Широкого профиля, – закончил его фразу Марат.
Батыркулов мрачно кивнул. Его задела скрытность московского эксперта, но продолжать разговор в том же духе он посчитал нецелесообразным. Какое его дело, в конце концов? Москвича прислали по просьбе высокопоставленного лица, и Батыркулов не несет за действия этого Вагрова никакой ответственности. Большим людям виднее.
– Понимаю Вас, – только и сказал он. – Если что-то понадобится, обращайтесь в любую минуту дня и ночи.
– Спасибо.
Господин «Вагров» с воодушевлением пожал протянутую ему руку и откланялся. Самый скользкий момент «легализации» прошел гладко. Теперь можно было спокойно работать. И Марат отправился на поиски начальника строительства.
Паршин лежал в своем комфортабельном вагончике, едва живой от боли. Известие о взрыве в туннеле отняло у него последние силы.
– Меня уже расспрашивали, – простонал он при виде Марата. – Сколько можно?
– Простите, но я должен выполнять свои обязанности, – сухо ответил «эксперт». – У меня к Вам несколько вопросов.
– Черт бы Вас побрал!
На Калитина не произвел никакого впечатления свирепый тон строителя. Отчасти он даже сочувствовал Паршину.
– И все-таки… Предварительного заключения о причине взрыва пока нет. Что Вы лично думаете по этому поводу? Как насчет технических нарушений?
– Мы все делали по инструкции! – взревел Паршин, пытаясь приподняться. У него это не получилось, и он со стоном рухнул обратно на подушки. – Как положено! Ясно Вам? Хотите все свалить на строителей? Не выйдет. У меня с самого начала было предчувствие, что с этим туннелем не все в порядке. Черт…
От боли и досады он сболтнул лишнее и тут же пожалел.
– Не все в порядке? Что Вы имеете в виду?
– Ничего особенного… Просто интуиция. Мне не хотелось руководить этим строительством, вот и все.
– Должна же быть какая-то причина? – настаивал Марат.
Паршин помолчал, морщась и ерзая. Он не мог удобно устроиться на койке. Дотошный «эксперт» страшно раздражал его.
– Ну… раньше тут уже пытались прокладывать туннель… Давно. Еще в семидесятых. А потом передумали.
– Почему?
– Вот и я думал, почему. То ли средств не хватило, то ли… Не знаю. Место тут удобное, как раз для автомобильной трассы. А строить не стали. Слухи всякие ходили…
– Какие слухи?
– Не люблю я сплетни пересказывать! – разозлился Паршин. – Это к делу не относится.
– Ладно, – согласился Марат. Он решил поговорить с Паршиным еще раз, когда тому полегчает. – Вы давно болеете?
– Дней десять. Так прихватило… что шевельнуться не мог.
– Кто руководил строительством вместо Вас?
– Валера Изотов, мой заместитель.
– Он не мог допустить серьезную оплошность или технический просчет?
– Послушайте… – Паршин глубоко вздохнул. – Во-первых, Изотов – грамотный инженер, классный специалист, а во-вторых, порядочный человек. Я исключаю техническую ошибку. И потом, у нас ведь не саперный взвод! Ну отчего мог произойти взрыв? Газ? Сомнительно. Это ведь не шахта, где идет выработка породы. Землетрясение? Но тогда был бы просто обвал. Да и не трясло в ту ночь. Изотов сразу с сейсмологами связался, они уверяют, что землетрясения не было. Значит…
– Вывод напрашивается сам собой, – задумчиво произнес Марат. – Вы использовали при строительстве взрывчатку?
– Конечно. Бурили шурфы и взрывали.
– А говорите – не саперный взвод.
– Так то давно было.
– Взрывчатка осталась?
– Да, – ответил Паршин. – Она хранится на складе с соблюдением всех условий безопасности.
– Склад оборудован сигнализацией?
– Разумеется. А как же? Мы с Изотовым лично следили за этим. Если Вы думаете, что кто-то взял взрывчатку с нашего склада, то напрасно. Валерий Михайлович с представителями органов в первую очередь это проверили. Все взрывчатые вещества на месте. Они относятся к материалам строгой отчетности.
Марат задумался.
– Человеческие жертвы есть?
– В туннеле работают спасатели, – ответил Паршин. – Пока ни одного трупа не нашли. Но двое рабочих из ночной смены пропали. Предположительно, они могли находиться в районе взрыва.
– Почему так поздно спохватились?
– Сигнал тревоги не сработал. Да и потом… взрыв произошел ночью, когда в туннеле почти никого нет. Он ведь длинный, люди могли быть далеко, пока выбрались наружу, сообщили... А те, кто спал, и вовсе не обратили внимания. Звук взрыва глухой, а к толчкам все привыкли. Здесь постоянно трясет. Горы, сейсмическая зона…
– Понятно. Могли в туннель попасть посторонние?
Паршин отвел глаза. Ему не хотелось подводить Изотова, но о киносъемочной группе знали все, так что молчать не имело смысла.
– Могли… – мрачно ответил он.
– Кто? Каким образом?
– Да киношники проклятые! Приехали на нашу голову… Пристали, как пиявки. Пустите, мол, эпизод снимать надо! План горит! Финансы горят! Я бы ни за что не пустил. А Валера, добрая душа… Вот теперь будет расхлебывать. Мало не покажется.
– Что за киношники? Откуда приехали? – спросил Марат, догадываясь, что речь идет о съемочной группе киностудии «Дебют».
– Из Москвы! Надо было им аж на Памир переться? Людям деньги девать некуда, вот что я вам скажу.
Марат согласно кивнул. Он думал примерно так же. Перед самым отлетом в Душанбе он успел проверить источник финансирования киностудии «Дебют». Их спонсором действительно оказался Даниил Петрович Ревин.
– А что они снимают? Какой фильм? – на всякий случай поинтересовался он.
– Про катастрофу, – буркнул Паршин. – Знаете, как их кино называется? «Взрыв в туннеле»! А?! Каково?
– Да… интересно все складывается.
Этого Калитин не ожидал. Странное совпадение.
– Изотов пустил их в туннель снимать взрыв, – сказал Паршин. – Дурак!
– Они сняли этот эпизод?
– Ага, сняли. А на следующую ночь нате вам, получите! Может, это они все подстроили?
Марат уже знал, что съемочная группа расположилась в кишлаке, недалеко от стройки. Но побывать там не успел.
– Как с ними поговорить? Никто не собирается в кишлак?
– Их автобус здесь, – сказал Паршин. – На нем каскадеры приехали. Режиссера своего искать. Можете с ними побеседовать.
У Калитина в голове воцарился полнейший хаос.
– Искать режиссера? Он что, пропал?
Паршин в очередной раз вздохнул. Он устал. Но отвязаться от «эксперта» было не так просто.
– Я уже сам запутался, – признался начальник строительства. – После съемок режиссер куда-то делся. Говорят, заблудился. Они его искали, но не нашли. Так и уехали. А утром вернулись. Не все, конечно, а только каскадеры с Борисом. Это их главный.
– А где режиссер пропал? В туннеле?
– Он уже нашелся, – зло сказал Паршин. – Утром явился, невесть откуда. Говорит, плохо ему стало, заблудился среди скал, промерз. Ребята его в медпункт отвели. Он до сих пор там. Доктор не велел трогать, пока ему не полегчает. Вот Борис и ждет.
Марат решил, что от Паршина он узнал достаточно. Теперь следует осмыслить полученную информацию. Он попрощался с больным и вышел.
День клонился к вечеру. Сахарные верхушки гор покрылись сумеречной дымкой. Похолодало. Марат прогуливался по территории, прилегающей к порталу туннеля и думал. Мысли скакали в полнейшем беспорядке. Главным действующим лицом раздумий Марата являлся не кто иной, как господин Ревин. Получается, что Даниил Петрович вкладывает деньги сначала в проект туннеля, потом создает проходческую фирму, потом финансирует строительство, потом… спонсирует киностудию. Съемочная группа опять-таки на его же деньги едет черт знает куда – на Памир! – и содействует… взрыву туннеля? Абсурд! С какой стороны ни посмотри.
В строительство вложены огромные средства, и не только Ревина. Зачем, спрашивается, сначала строить, а потом взрывать? «Это только в том случае, если взрыв туннеля организовали именно киношники, – думал Марат. – А если все же не они, то кто? И зачем тогда они здесь? С какой целью? Снимать кино? Неужели господин Ревин такой рьяный поклонник кинематографа? И почему они назвали свой фильм «Взрыв в туннеле»? Слишком откровенно и привлекает внимание. Глупо… С другой стороны, всякое бывает. Может, они не имеют к настоящему взрыву никакого отношения».
Калитин решил поговорить с Борисом. Вдруг что-то да прояснится? Но каскадер не сообщил ему ничего нового. Кроме того, что режиссеру Бахмету стало плохо в туннеле, он вышел, побрел, куда глаза глядят, и заблудился.
– Мы хотели забрать Лаврентьича, – охотно рассказывал Борис, – да доктор не позволил. Сказал, только утром. Ну, а ночью… сами знаете, что случилось. Теперь нас не выпускают, хотя всех уже допросили.
– Расспросили… – мягко поправил его Марат. – Вы уверены, что Вам больше нечего добавить?
– Вроде нечего, – покачал головой Борис.
«Сны видит лишь тот, кто спит».
(из папирусов Древнего Египта).
– Я буду скучать по тебе, – сказал Марат, когда они подошли к машине.
Это было так на него не похоже, что у Ангелины Львовны сжалось сердце. Она почувствовала острую, необъяснимую печаль. Ведь он вернется! Командировка – не дальний поход и не война. Почему же ей стало так одиноко, когда он захлопнул дверцу такси? Она перебирала в памяти подробности их последнего разговора. Марат расспрашивал кое-что о Ревине, какие-то мелочи… потом они просто болтали. Ни о чем. Потом он неожиданно сказал:
– Я хочу вспомнить, кто я. Или кем был.
Она не поняла.
– Что ты имеешь в виду?
– Сам не знаю. Наверное, эти «видения» навеяли на меня странные мысли. Тот человек, который там… словом, я ведь так и не знаю, кто он. Может, я? Или кто-то другой?
– Это важно? – удивилась Ангелина Львовна.
Он помолчал.
– Наверное, раз я все время об этом думаю.
– А ты все время думаешь об этом?
– Часто, – вздохнул Марат. – И это меня настораживает.
Ангелина Львовна молча смотрела на него. Он обнял ее и поцеловал. Поцелуй был коротким, как бы не настоящим. Но приятным. Очень.
– Хочешь выпить?
Она впервые была у него дома и с интересом разглядывала обстановку. Хорошая мебель, видеотехника, книги… дорогие вещи. За всем этим не вырисовывалась индивидуальность. Типовая квартира с евроремонтом.
Марат принес коньяк и фрукты.
– Знаешь, что мне напоминает все это? – она повела рукой. – Гостиничный номер.
– Твои комплименты потрясающи, Лина! – засмеялся Марат. – Никому бы не удалось сделать это лучше.
– Я надеюсь…
Им было легко вдвоем. Никаких обид, никаких претензий. Никакой фальши. Даже Марат почти не притворялся. Он просто существовал рядом с женщиной, которая будила в нем странные желания, томительный трепет юности… Казалось, весь его предыдущий опыт испарился, исчез в прошлом. Может быть, так чувствовал себя Адам, первый мужчина на земле?
– Над чем ты смеешься? – возмутилась она. – Прекрати!
– Если бы ты знала, какие глупые мысли приходят мне в голову…
Они долго целовались в темноте, полной ночных шорохов и запаха апельсинов. Потом пили коньяк и снова целовались. Потом, когда Ангелина захотела его по-настоящему, сильно, как никогда в жизни не хотела мужчину, начало светать. Марат еле справился со своим собственным желанием. Это не должно произойти между ними так, впопыхах. Он вызвал ей такси и проводил до машины. Госпожа Закревская ехала домой по сонной Москве, утопающей в сиреневой дымке рассвета, и вспоминала поцелуи Марата, его лицо, когда он смотрел, как она садится в машину.
– Я буду скучать по тебе, – прошептала она, оглядываясь на его крепкую фигуру.
– Что вы сказали? – спросил водитель.
– Нет-нет… ничего.
Дома она набрала номер Самойленко.
– Олег?
– Черт тебя возьми, Ангелина! Ты хоть иногда, для разнообразия, смотришь на часы? – проворчал он.
– Нет.
– Это заметно.
– Твоя школа. Ты сможешь завтра… то есть сегодня принять моих пациентов?
– Если они захотят… А что случилось?
– Я не приду на работу. Очень устала и хочу спать.
Она уснула, когда уже стало совсем светло. Мысли о Марате плавно перетекли в странную молитву…
О, одновременность, пребывающая вне времен,
Раскрой мне объятия интуитивного постижения!
Приподними покров противоречий, скрывающий суть вещей!
Хвала Великому Солнцу, творцу миров, освещающему путь!
Мы молим, чтобы Сын Солнца,
Стоящий сейчас здесь, был принят как ваш сын…
Заставьте же этот мертвый камень звенеть священным голосом!
О, лучезарный Владыка Вечности, позволь нам плыть
По реке бытия, сохраняя ум пустым, а сердце легким…
О, священные символы полночного Солнца,
Скрытые в Шу – Великой Пустоте – благословляющие Проникновение и Уход…
Ее произносили нараспев высокие, облаченные в золотистые одежды существа. Плечи их покрывали львиные шкуры, а лица – золотые маски в виде львиных голов. Пространство большого зала дрожало в вибрациях таинственного света. Свод опирался на огромные колонны, покрытые иероглифами. Стены зала украшали чудесные фрески, выполненные красной, коричневой, черной и белой красками. Посреди зала, на выложенном пестрой мозаикой полу, стояла огромная золотая статуя, вокруг которой и совершалась загадочная церемония, исполненная некоего дикого, захватывающего дух величия.
– В полночь я вижу Солнце, сияющее восхитительным светом! – провозглашал жрец с золотым диском на голове.
Ему вторили все присутствующие, голоса которых, подхваченные гулким эхом, как бы обрушивались сверху вниз, теряясь между колонн.
– Полночное Солнце – Дух, сияющий во мраке!
«Мра-а-а-ке-е-е…» – подхватывало эхо.
– Солнце Духа! Таинственный свет, оживляющий сущее! Видимый в полночь так же хорошо, как и в полдень! Все бессильно перед лучами твоими, о, Божественный шар!
«Ша-а-а-а-р-р-р…» – раздавалось под высокими сводами.
– О, Светило, при восходе одетое в голубой туман! О, Просветленный, посланный быть свидетелем перед всеми мирами! Ты – небесный шар в полдень, сияющий и блистательный Золотоволосый Спаситель Мира! Твой цвет желтый, и власть твоя безгранична!
«…грани-и-и-чна-а-а-а…»
– На закате ты исчезаешь в красном огненном одеянии за горизонтом, чтобы с триумфом возникнуть из объятий тьмы!
«…ы-ы-ы-ы…»
Ангелина Львовна в ужасе вскочила. Сидя на постели, она медленно возвращалась из своего странного путешествия, которое с натяжкой могла назвать сном. Таких ярких, осязаемых, полностью реальных снов она раньше не видела. Захотелось вдохнуть свежего воздуха. Госпожа Закревская поспешила к окну и распахнула форточку. Холодная сырость хлынула в легкие…
– Мне никогда не снилось ничего подобного, – пробормотала она, делая судорожные вдохи. – Никогда… ничего подобного…
И тут же память услужливо подсунула ей предыдущее сновидение о смерти алхимика. В сущности, ничего особенно пугающего ни в первом, ни во втором сне не было. Но эта невероятная пронзительная ясность, достоверность происходящего наводили на Ангелину Львовну жуть.
«Откуда берутся такие сны? – думала она. – Великий Фрейд сказал бы, что из подсознательного. В таком случае, откуда берется это подсознательное?»
На ее мысли как будто опустился испещренный золотыми знаками полупрозрачный занавес, сквозь который она не могла смотреть ни вперед, ни назад. Прошлое и будущее оказались одинаково размытыми, запутанными и недоступными для постижения.
Желание спать пропало. Только теперь она поняла пациентов, которых мучили кошмары. Они все боялись ночи. За окнами сгущались сумерки. День клонился к вечеру, и Ангелина Львовна растерялась. Спать ей больше не хотелось, а чем занять себя, она не знала. Позвонить Марату? Он же уехал! Она впервые остро ощутила, как ей его не хватает. Калитин покинул Москву и не сказал, когда вернется. Время от времени он уезжал в свои непонятные командировки. Интересно, почему он обставляет их такой таинственностью? Может быть, старается быть загадочным и необъяснимым? Это определенно возбуждает женщин. Имидж этакого «крутого», слегка разочарованного супермена… И ведь прекрасно работает! Впрочем, все равно.
– Мне все равно! – громко произнесла госпожа Закревская.
Собственный голос показался ей незнакомым. В памяти снова возникли фигуры жрецов в золотых львиных масках, залитый необычным светом зал, огромная золотая статуя посередине…
«Странно. Я не хочу об этом вспоминать, а картина сна сама лезет в голову, – подумала Ангелина Львовна. – Надо отвлечься. Помечтать о чем-нибудь. Хотя бы о встрече с Маратом. Как долго мы знакомы, а интимные отношения до сих пор не сложились. Мы оба делали вид, что нас связывает только дружба, взаимная симпатия. А ведь это не так».
Мысли о Марате навеяли на нее грусть. Лучше почитаю что-нибудь, – решила она. Открыла книжный шкаф, постояла в раздумье. На глаза попалась книга Юнга. На третьей странице Ангелина осознала, что смысл написанного не доходит до нее. В воображении появляются те самые образы, которые она упорно гонит от себя. Золотая статуя, мерцающая в переливах сумеречного света, словно спящее Божество, излучала первозданную величественную мощь… Доктор Закревская тряхнула головой, отгоняя назойливое видение. Золотая статуя отдалилась, но не исчезла.
– Буду читать книгу, – вслух произнесла Ангелина, думая, что это поможет ей углубиться в психологические изыски господина Юнга.
Не тут-то было. Столь привлекательное раньше чтение вызывало зевоту и ломоту в висках. Строчки расплывались перед глазами, не хотели складываться в стройную последовательность. Каждое предложение поражало монотонностью и отстутствием ясно выраженной идеи. Все изложенное напоминало блуждание в тумане. Золотая статуя из сна казалась гораздо более реальной, чем все эти рассуждения о предмете, который так же непонятен автору, как и читателю.
– Неужели я долгие годы всерьез увлекалась подобным вздором? – спросила себя Закревская. – Я пыталась объяснить душу человеческую языком, предназначенным для материального мира. Но внутренний мир каждого существа живет и развивается по иным законам. Невозможно постигать дух, используя логику, предметы и формы. Все это только лишь слабая, слабая тень…
Община гуру Нангавана.
Здесь, чуть выше в горах, никто не знал о взрыве в туннеле. «Шраваки» продолжали жить по своему обычному распорядку. Утренняя медитация не обещала сюрпризов. Но… иногда нечто происходит неожиданно.
– Вдохните и представьте себе, что вы выдыхаете, – монотонно бубнил Нангаван. – Выдохните и представьте себе, что вы вдыхаете.
Он повторял эту фразу раз за разом, сидя в позе лотоса на теплом шерстяном ковре. Летом они медитировали, сидя на циновках, но сейчас приходилось пользоваться толстыми коврами. Пол оставался холодным, хотя печку топили каждый день. Нангаван не выспался и чувствовал себя скверно. Ночь он провел в лихорадочных раздумьях, метаясь между двух огней. То проклиная себя за принятый им дьвольский дар, то бормоча молитвы, то успокаивая свою совесть тем, что сверхъестественные способности были даны ему Высшим Разумом не случайно, а для выполнения миссии. Следом возникал вопрос, какова же эта миссия?
«Что я должен делать? – думал Нангаван, теряясь в догадках. – Может быть, производить золото и раздавать его страждущим? Накормить нищих? Защитить убогих? А может быть, мне следует на эти неиссякаемые средства заняться строительством больниц? Или финансировать новейшие медицинские исследования? Что?» В его воображении разворачивались грандиозные картины благотворительности, в которых он играл главную роль защитника обиженных и покровителя несчастных. Этот образ выглядел так: Нангаван держал в руках рог изобилия, из которого под восторженные крики толпы нескончаемым потоком лилось золото. Потом вдруг сию благостную картину сменяла трагическая судьба Фауста. Дьявол сначала дает насладиться роковым подарком, а затем… взыскивает с должника страшную плату.
– Чур меня, чур, чур… – бормотал Нангаван.
Кроме золотого самородка, найденного им в пещере, никаких других проявлений чудесных способностей не было, хоть тресни. Он старался и так, и сяк… никакого результата. Ни ясновидения, ни телепатии, ни умения двигать взглядом предметы, ни волшебных превращений – ничего. И Нангавану захотелось проверить свой дар. Поздно ночью он крадучись выскользнул из дому и поспешил в пещеру. Там он долго сидел, изо всех сил стараяясь вообразить себе, как буквально из воздуха возникает кусок золота… Напрасно. Вокруг него на полу пещеры валялись обыкновенные камешки, даже отдаленно не напоминающие желтый металл. Нангаван похолодел. Судя по всему, Высший Разум разочаровался в нем и решил наказать недостойного. Зачем человеку способности, которые пугают? Вместо того, чтобы радоваться и благодарить провидение, он дрожит от ужаса, мучается и не спит ночами. Такой глупец не заслуживает внимания Высших Сил.
– Господи! – взмолился Нангаван, ползая по полу и судорожно перебирая камни. – Прости меня за мои сомнения! Я дурак! Мне не хватило мудрости понять, чего я удостоился. Я искренне раскаиваюсь и умоляю вернуть чудесный дар! Клянусь, что сумею правильно распорядиться им!
По щекам Нангавана текли слезы. Он уже забыл все свои страхи по поводу дьявольских проделок и мечтал только об одном – вернуть себе Божественный дар. Время либо остановилось, либо пролетело слишком быстро. Над горами затеплился хмурый рассвет. Нангаван, измученный, отчаявшийся, не заметил, как уснул. По небу низко плыли сизые тучи. Моросил дождь. Весенняя сырость пробирала до костей, и Нангаван проснулся. Он замерз. Было слышно, как по редким арчовым кустикам у входа в пещеру шуршат капли. Становилось все светлее. Нангаван с трудом поднялся. Тело затекло, голова гудела, во рту ощущалась противная горечь. Тяжело ступая, он побрел к выходу. И вдруг… среди камешков что-то блеснуло. Боясь поверить своим глазам, Нангаван встал на колени, нерешительно протянул дрожащую руку… На ладонь тепло лег маленький, похожий на фисташку, кусочек золота. Учитель гнал от себя мысль, что это мог оказаться самородок, незамеченный им в прошлый раз. Нет! Только не это! Высший Разум сжалился над Нангаваном и вернул ему волшебную способность! Он снова имеет власть над золотом…
Возвращаясь в дом, Нангаван, сам того не желая, снова подумал о коварстве Сатаны. Разве «Он» не привык использовать в своих целях пороки людей? Алчность, например. Или гордыню.
– Ведь я хочу стать великим, – признался Нангаван. – Следовательно, я поддался греху гордыни.
Он опять запутался. Отступивший было страх охватил его с новой силой.
– Вдохните и представьте себе, что вы выдыхаете, – продолжал бубнить Нангаван. – Выдохните и представьте себе, что вы вдыхаете.
Он произносил эти слова машинально, они не мешали ему думать о совершенно посторонних вещах. О грехе, например, или о миссии, которая так и оставалась непонятной ему.
– Учитель! Учитель! – завопил Хаким, вскакивая со своего места и возбужденно размахивая руками. – У меня получилось! Я смог!
Нангаван вздрогнул. Он не сразу сообразил, о чем идет речь.
– Я знаю! Я все понял! – продолжал вопить Хаким. – Я свободен! Я…
От избытка чувств у него перехватило горло. Остальные «шраваки» тоже повскакивали. Никто не понимал, что происходит.
Наконец, всеобщее волнение улеглось, и Хаким смог рассказать о своих ощущениях во время медитации.
– Я сидел и выполнял то, что говорил Учитель. И вдруг непонятным образом встал, расправил плечи и вздохнул полной грудью. В этот же самый момент я увидел, что мое тело продолжает сидеть в позе лотоса у моих ног.
– Тебе не показалось? – недоверчиво спросил Криш. – Анаша, гашиш, опиум… Может, ты что-то курил?
– Я не курю, – ничуть не смутился Хаким. – Тем более наркотики. С какой стати? Я сидел, медитировал и…
– А сейчас ты тоже видишь свое тело со стороны? – перебил его Белкин.
– Сейчас? Нет…
Хаким растерянно замолчал.
– Почему?
– Ну… я полагаю, это было мимолетное ощущение. Я слишком обрадовался, вскочил и все испортил, – огорчился Хаким. – Но мне не показалось!
Нангаван не верил своим ушам. Судя по рассказу Хакима, он получил просветление во время медитации. Учитель так долго медитировал, что успел разувериться в результате. Ему пришла в голову миссия. Может, это еще один, полученный им Божественный дар – способствовать просветлению духа? На всякий случай он промолчал. Подумал, как ему отрешиться от его сомнений? Они разъедают душу подобно червям, способным испортить любой, самый прекрасный плод. Остаток дня прошел в обсуждении нового состояния Хакима. Все разволновались. Привычный ход вещей был нарушен. Криш бродил по дому в глубокой задумчивости, Белкин непрерывно жевал орехи. Длинный Витек без конца протирал свои очки, то снимая их, то надевая обратно. И даже молчун Яков сказал по этому поводу пару слов.
– Завидую тебе, брат, – пробормотал он, обнимая Хакима. – Ты вдохновил всех нас. Какое счастье, что надежды сбываются!
Хаким же пребывал в состоянии эйфорического восторга. Что-то должно было измениться. Просветление не дается просто так! За ним следуют еще более изумительные, потрясающие вещи. Замирая в предвкушении неведомого будущего, Хаким уснул. И ему приснился странный сон. Как будто неизвестный голос позвал его куда-то.
– Ты должен найти его! – твердил «голос».
– Кого? – не понял Хаким.
«Голос» затих на время… и зазвучал снова, теперь уже громче.
– Ищи его! Ты должен!
Повинуясь «голосу», Хаким поднялся и зашагал к выходу. У дверей он оглянулся на свое тело, которое неподвижно лежало, укрытое двумя шерстяными одеялами. На улице его обдало холодом. Ветер разогнал тучи, на черном небе висела зловещая желтая луна в мутном ореоле. Хаким брел наугад, послушный некоему внутреннему импульсу, который вел его вперед. Он не запоминал дороги и удивился, оказавшись у пещеры, где любил медитировать в одиночестве Учитель.
– Кто ты? – задал Хаким вопрос «голосу». – И зачем привел меня сюда?
Тишина была ему ответом. Тускло мерцали далекие звезды, и залитые лунным светом скалы казались уродливыми гномами. Хаким хотел испугаться и не смог. Его эмоции притупились. Влекомый все тем же загадочным импульсом, он двинулся дальше.
– Ищи его! Он здесь, рядом! – приказал «голос».
– Да что? Что я должен искать? – возмутился Хаким.
Он заметил, что идет совершенно бесшумно. Под его ногами ничего не похрустывает, не шуршит.
– Теперь сюда! – позвал «голос», увлекая Хакима в отверстие между скалами. Игра света и тени делала эту узкую щель почти невидимой. – Ищи здесь!
Хаким попытался втиснуться в щель, и ему это удалось. «Настоящее тело ни за что не пролезло бы сюда», – подумал он.
Между скалами стояла непроглядная тьма.
– Мне ничего не видно, – успел пробормотать Хаким, и у него открылось второе зрение.
Возможно, это именно так и называется. Он не знал, как сказать об этом более правильно. Темнота оставалась все такой же густой и вязкой, но глаза Хакима видели. Внутри скальной щели поверхность была ребристой, со множеством продольных углублений.
– Ты почти у цели! – сказал «голос».
Хаким стоял и не знал, что ему делать дальше. Он поворачивал голову, рассматривая углубления. Скалы казались зеленовато-голубыми в темноте, и Хаким отметил необычайную четкость рельефа. Одно из углублений показалось ему привлекательным. Рука сама потянулась туда, ощупывая шершавые стенки, пока не наткнулась на что-то гладкое.
– Ты нашел его! – радостно воскликнул «голос», и… все пропало.
Хаким проснулся. Он лежал на своем жестком ложе и слышал храп толстяка Белкина.
– Белыч, черт тебя побери, опять рычишь, – ворчал длинный Витек, вставая в туалет.
Он выходил по малой нужде раза два-три за ночь. И по дороге обязательно будил толстяка, чтобы тот перестал храпеть. На несколько минут в комнате воцарялась тишина. Когда Витек возвращался, Белкин уже снова выводил свои замысловатые рулады.
Хаким так и не смог заснуть до утра. Он лежал с открытыми глазами и вспоминал «ночное путешествие». Дорогу, залитую луной, скалы и узкую щель между ними… Все так ясно стояло у него перед глазами!
Когда жидкий рассвет полосами растекся по комнате, Хаким принял твердое решение пойти и проверить, существует ли на самом деле тот проем в скалах. Его рука еще хранила ощущения прикосновения к чему-то гладкому, не похожему на обычные камни…
Продолжение следует...
Автор: Наталья Солнцева
Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...
Оставить комментарий
|
11 февраля 2008, 8:00 4224 просмотра |
Единый профиль
МедиаФорт
Разделы библиотеки
Мода и красота
Психология
Магия и астрология
Специальные разделы:
Семья и здоровье
- Здоровье
- Интим
- Беременность, роды, воспитание детей
- Аэробика дома
- Фитнес
- Фитнес в офисе
- Диеты. Худеем вместе.
- Йога
- Каталог асан