Слеза полдневного светила. Часть 1. Главы 17-18

15 век нашей эры, Южная Америка.

Я без сожаления покинул Теночтитлан. Этот город изрядно утомил меня своими жестокими нравами и непрестанно льющимися реками крови. Миктони подарила мне на прощанье коробочку с золотым порошком, за что я был ей премного благодарен. Вдыхая порошок, я ощущал необыкновенный прилив сил, и моя миссия казалась мне легко достижимой. Путь мой лежал в перуанские Анды, в империю «капак-куна», что означало «великие», «прославленные». Добирался я туда долго, со многими приключениями, неоднократно рискуя жизнью. Мне приходилось противостоять не только стихии, но и дикой воинственности племен, населявших территории, через которые я следовал. Наконец, я оказался почти у цели. Природа страны инков очень красива. Отроги Анд испещрены глубокими лесными долинами и бурными реками, а к югу и востоку простираются высокогорные плато – травянистые долины с жаркими солнечными днями и прохладными ночами.
Я направлялся в Куско – столицу империи, где обитала высшая знать, жрецы и, конечно же, сам Инка – император.

Миктони немного рассказала мне об инках.
– По желтому знаку в небе все узнали о прибытии Единственного Инка, – шепотом сообщила мне она. – С тех пор он правит империей.
Инка имеет главного советника – Верховного Жреца Храма Орлов. В этом храме проходят обучение молодые жрецы, готовятся к посвящению в сан Орлов. Когда Единственный Инка отправляется в плавание, жрец с небольшим отрядом воинов и рабов ожидает его парусные суда на скальной площадке отрога Анд. На склоне отрога выбит знак в виде трезубца. Только имеющий сан Орла «Парящий высоко» удостаивается чести увидеть первым и оповестить всех инков о возвращении правителя.
– А куда плавает Единственный Инка? – спросил я.
Но Миктони не ответила. Они приложила палец к моим губам в знак молчания. Тогда я решил перевести разговор на другое.
– Почему вы так любите перья? – задал я невинный вопрос. – Все знатные ацтеки украшают перьями не только свою одежду, но и оружие, жилища, храмы…

Миктони, озадаченная моими словами, шикоро раскрыла свои несколько удлиненные, вытянутые к вискам глаза и задумалась.
– Ты говоришь так, будто не являешься одним из нас, – наконец, произнесла она. – Разве тебе самому не известен ответ на твой вопрос?
Тут я понял, что дал маху, и начал оправдываться. Близкий отъезд так возбуждал мое воображение, что бдительность совсем притупилась. Нужно было срочно исправлять положение.
– Да, конечно… – пробормотал я, лихорадочно соображая, как выкрутиться. – Но… меня всегда больше привлекала война, ты же знаешь. Я подолгу находился в дальних походах, воевал с дикими племенами. Моя мать родила меня в военном шатре, я вырос в чужих краях. Мой отец преданно служил империи, усмиряя непокорных, захватывая новые плодородные земли, собирая дань и поставляя в Теночтитлан и другие города пленных и рабов для жертвоприношений. Мои родители не захотели отправить меня в калмекак, где жрецы обучили бы меня истории, астрономии и управлению. Военными навыками я овладел благодаря моему отцу и старшим братьям. Они все погибли…
Я так искусно впал в глубочайшее горе, что Миктони сжалилась надо мной.
– Не продолжай, прошу тебя, – сочувственно поглаживая меня по плечу, сказала она. – Мне не следовало ворошить твое прошлое. Прости…

Я возблагодарил ацтекских Богов, что мне удалось завладеть чувствами столь нелюбопытной женщины. Калмекак – так ацтеки называли школы для детей знати. Я, разумеется, никак не мог обучаться там. Я постигал жизнь этого народа, будучи абсолютно чужим в нем. Моя цель привела меня к ним так же, как теперь она властно звала меня дальше, в империю инков.
– Твой брат, принц Микаутемок, кажется, побывал в Куско? – ушел я от опасной темы, в то же время продолжая выведывать необходимые мне сведения. Я должен был быть уверен, туда ли я направляюсь.
Миктони не стала интересоваться, откуда я знаю о брате, считая мою осведомленность само собой разумеющейся.
– Да… – подтвердила она мои догадки. – И привез оттуда много интересных вещей. Среди них вот это перо.
Она ловко отстегнула от своего головного убора ничем не примечательное перышко и поднесла его к моим глазам.
– Это перо из Храма Орлов, – шепотом добавила она.
При этом ее лицо выражало губочайшее почтение, перемешанное с восхищением и благоговейным восторгом.
Я не понимал ее благоговения.

– О, легкая, пушистая косточка крыла рожденных для полета! – начала она молиться, глядя на перо. – Как ты совершенна! Ту чудо легчайшее, и тебя не сломаешь! Твой твердый стержень обеспечивает жесткость там, где требуется поддержка. Но ближе к кончику он становится упругим, как того требует полет. От твоего стержня отходят волшебные бородки, от которых ответвляются в обе стороны маленькие бородки. Они переплетаются с совсем крошечными, обеспечивающими прочность…
– Дай мне перо, – перебил я поток ее красноречия, грозящего перейти в молитвенный экстаз. – Я хочу рассмотреть его как следует.
Миктони с величайшей торжественностью передала перо мне в руки. Оглядывая его со всех сторон, я заметил тонкую золотую пластину, прикрепленную к стержню в виде кольца. На пластине был выбит незнакомый мне символ.
– Это Знак Храма Орлов, – сказала Миктони, заметив мой пристальный интерес. – Возьми перо себе! Оно убережет тебя от многих бед и проложит тебе дорогу повсюду, куда ты пожелаешь направиться. Береги его. Это магический амулет и залог моей любви к тебе.

Потом она рассказала мне, как жрецы Храма строят крылья «мотыльков» и «пеликанов» – примитивные летательные аппараты для жителей империи. На маленьких «мотыльках» можно было прыгать в восходящих потоках водуха. Они быстро набирали высоту для полета, и для них требовалась только одна быстроногая лама. Я догадался, что ламу использовали для разгона. «Пеликаны» же служили для перевозки грузов. Их большие широкие крылья обтягивались специальной тканью, пропитанной желчью животных.
– Брат говорил, что они гудят, как кожа барабанов, – хихикнула Миктони. – И ужасно дурно пахнут. Этот отвратительный запах долго не выветривается.
– Выходит, «мотыльки» лучше?
Она помолчала, вспоминая рассказы брата.
– Не знаю. «Мотыльки» сразу поднимаются в небо, а «пеликану» нужен длинный разгон по земле. Такой длинный, что иногда ему даже не хватает площадки, и ламы, тянущие его, срываются вниз с крутого склона и ломают ноги. Бедные животные…

Я в очередной раз подивился, как это может сочетаться в людях: жестокость к своим собратьям и нежная любовь к животным. Равнодушно взирающая, как окровавленные человеческие тела с вырванными из груди сердцами скатываюся вниз по ритуальным храмовым лестницам, Миктони едва не плачет от жалости к ламам. Воистину, империя ацтеков и ее жители полны контрастов!
– Зато в небе «пеликан» устойчив и парит ровно, – закончила свою мысль Миктони, отвлекая меня от философских рассуждений.
Она, как и большинство ее соплеменников, не могла долго печалиться. Тучки, набежавшие было на ее милое личико, тут же рассеялись.
– Твой брат научился летать на «пеликанах» и «мотыльках»? – спросил я.
Миктони засмеялась.
– Разве это можно назвать полетом? Подобные неуклюжие твари годятся только для простолюдинов. Мой брат не стал бы даже пробовать.
– Чему же его учили в Храме Орлов?
Она хотела было ответить, но тут же опомнилась, зажала рот ладошкой.
– По-настоящему летать умеют только жрецы…– поднявшись на цыпочки и приблизившись вплотную к моему уху, прошептала Миктони. – Я слишком много болтаю. Боги не любят этого. Они накажут нас обоих, тебя и меня.

Что ж, она и так рассказала достаточно. Благодаря болтливости моей покинутой «возлюбленной», я получил неплохие ориентиры, и мои скитания носили не беспорядочный, а весьма определенный характер. Я мог бы еще долго блуждать по плоскогорьям и долинам, но случай подсказал мне, что я достиг страны «капак-куна» быстрее, чем ожидал.
Ночами я старался забираться на деревья, устраивая себе ложе в их густых кронах. Там меня труднее было обнаружить как людям, так и хищным зверям. Да и видимость с высоты была просто прекрасная. Проснувшись в одно теплое солнечное утро, я раздвинул ветки и осмотрелся. Внизу, недалеко от скрывающего меня дерева, из-за скалы выскочили и побежали два воина в легких плащах из светлой ткани с короткими бронзовыми мечами на бедрах. Они направлялись к некоему летательному аппарату, окрашенному в яркий желтый цвет. Я догадался, что это и есть «мотылек». Значит, воины – инки. Они-то мне и нужны!
Воины возились у валунов, отсоединяя ременные тяги. «Мотылек» лег на крыло. Из расположенной поблизости пещеры рабы вывели лохматую ламу в красивой сбруе, «запрягли» ее, и лама натянула ремень. Воины выпрямили крылья «мотылька». Я увидел под ними жестко прикрепленную корзину, сплетенную в виде капли. В корзину залез человек, и подстегнутая бичом лама рванулась вперед. Отпущенный «мотылек» сдвинулся с места, легко скользнул по камням и лег крыльями на упругую волну встречного ветра. Я невольно залюбовался его полетом. Конец буксирного ремня упал… Впереди «мотылька» парила в небе какая-то огромная птица. Мне показалось, что это орел.

Ангелина Львовна отложила исписанные Маратом листки и закрыла глаза. Перед ней ясно стояла живая картина давно исчезнувшей жизни. Удивительно! Так описывать ее мог только тот, кто видел все своими глазами. Повествование идет от первого лица, значит… Как это возможно? Она набрала номер телефона Марата, и только когда он ответил, сообразила, что уже час ночи.
– Ты спишь?
– Уже нет, – сказал господин Калитин.
По его голосу Ангелина Львовна поняла, что он улыбается. Рад ее звонку, несмотря на поздний час.
– Марат, постарайся вспомнить, о какой тайне идет речь в твоих записках?
– Если бы я знал!
– Это многое сделает понятным.
– К сожалению, ничем помочь не могу, – усмехнулся Марат. – Он мне не говорит.
– Кто?
– Тот, второй человек…
Закревская нервно кашлянула. Кого Марат называет «вторым человеком»?

Лариса не хотела признаться себе, что ей нравится Изотов. Мужик и мужик… Ничего в нем нет особенного. Валерий Михайлович чем-то напоминал ей директора школы, в которой она преподавала биологию. Такой же молодой, серьезный и галантный. Боже! Как давно это было – школа, уроки, классный журнал, шумные переменки, звонки, ученики! Ларисе казалось, прошлая жизнь никогда не вернется. Москва, Володя, их квартира, вечная погоня за деньгами, достатком… Куда все ушло? Горы встали непреодолимой, покрытой снегами стеной между нею и прошлым. Здесь началось что-то другое, новое.

Лариса и Изотов прогуливались недалеко от входа в туннель, разговаривали.
– А сколько вам лет, Валера? – спросила она.
– Тридцать шесть, – вздохнул Изотов. – Это моя вторая стройка.
– Вы женаты?
– Был… развелся два года назад. Какой из меня муж? Дома не бываю, все в разъездах да в разъездах. Какой женщине это понравится? Кочевая жизнь по-своему формирует характер, взаимоотношения. Случайные пристанища, случайные знакомства, случайные связи… Все случайное.
Лариса улыбнулась. Ей было приятно узнать, что инженер Изотов – свободный мужчина. Только бы он ее не спрашивал о семье!
– Вы мне обещали экскурсию! – увела она разговор от опасной темы. – Помните?
– Конечно, – кивнул Изотов. – Хоть сегодня. У вас есть свободное время?
Мельникова захлопала в ладоши, как школьница.
– Ой, вот здорово!
– Эй, Панчук! – подозвал инженер низенького, коренастого проходчика. – Дай женщине каску.
– Сей момент.
Панчук понимающе ухмыльнулся, но проворно сбегал и принес каску с фонариком, подал Ларисе.

– Не боитесь? – спросил Изотов. – Женщины у нас в туннеле еще не бывали. Вы первая.
– А там страшно?
Он задумался, зябко повел плечами.
– Как сказать? Мне было страшно. Я когда первый раз под землю спустился, думал, больше не смогу. Если наверх выберусь, все! Никто меня сюда силой не загонит! А потом ничего… привык. Но это давно было, еще в Москве, когда мы метро строили. Здесь не так опасно. Скалы все-таки! А там… мама родная! Толща земли над тобой, почти никаких креплений, ничего. Одна темнота и шорохи. Ну как все это завалится?! Куда бежать? Пробрало меня, как положено. Мне тогда проходчики казались храбрецами, настоящими героями. Верите?
– Верю. – Лариса кое-как напялила каску поверх вязаной шапочки. – Мне идет?
– Очень.

Вход в туннель показался ей вратами в преисподнюю – сырой, мрачный, зияющий непроглядной чернотой. Она не сразу заметила, что внутри горят электрические лампочки.
– А это что? – Лариса показала на арочную конструкцию, напоминающую гигантский скелет. – Я чувствую себя, как в горле у динозавра!
– В горле у динозавра? – засмеялся Изотов. – Интересное сравнение. Можно и так сказать. Это тюбинги, которыми укрепляется грунт внутри туннеля. Их подгоняют один к другому с точностью до миллиметра. Там, где они установлены, вероятность обвала минимальна.
– Но все-таки возможна?
– Все возможно, – ответил инженер. – Несоблюдение технических требований проходки. Или землетрясение, например. Здесь сейсмически опасная зона. Вот вам и обвал!
По мере того, как вход оставался все дальше, Ларисе становилось не по себе. Они с Изотовым шли по туннелю в полном одиночестве. Откуда-то издалека доносились приглушенные звуки – стук, голоса, стрекот отбойных молотков.
– Нигде так не чувствуется оторванность от мира, как под землей, – сказал Валерий, уловив ее настроение.
Она промолчала. Подумалось, что если погаснет электричество, то фонарики на их касках будут единственными источниками света, пока не сядут батарейки.

– Преставляете, какая махина над нами, какая огромная, необъятная толща? – сказала Лариса, задрав голову. – Просто жуть берет.
– Думайте о чем-то хорошем, – посоветовал Изотов. – Есть вещи, которым не стоит придавать значение.
Неприятный рокочущий гул заставил ее вздрогнуть.
– Что это?
– Вентиляцию включили, для продувки пыли, – объяснил инженер. – Да не бойтесь вы так, Лариса! Люди в туннеле годами работают, и ничего. Это вас с непривычки колбасит.
– Почему вокруг никого нет?
– Все там, – инженер махнул рукой в глубину туннеля. – У нас непредвиденные осложнения со стыком. Вы, наверное, слыхали. Вообще, с этим туннелем много странностей. Паршин все списывает на горы, а я сомневаюсь.
– В чем сомневаетесь?
– Ну… известно, например, что горы дают сильное уклонение отвесных линий за счет гравитации и плотности скального грунта. Но не до такой же степени? И еще. Я нигде не видел, чтобы проходчики, крепкие, здоровые мужики, вдруг ни с того ни с сего теряли сознание. А здесь это сплошь и рядом. Особенно в одном месте. Я даже сигнальный колышек там поставил. Думал сначала, что газ какой-нибудь просачивается. Оказалось, ничего подобного. Решил сам проверить, но один идти не рискнул. Взял Панчука, говорю ему: «Постой тут, в отдалении. Если меня долго не будет, придешь на помощь». Он согласился. Только, говорит, ты особо не задерживайся, Михалыч. Место худое. Я всех ребят предупредил, чтобы без нужды там не останавливались. Сам не пойму, что за оказия. Чудно даже.

– А что там такое? – спросила Лариса, ощущая, как ею постепенно овладевает лихорадочное возбуждение.
Изотов пожал плечами.
– Да вроде ничего… Подошел я туда, стою. Все обычное: крепления, порода… Тюбинги там еще не установили, не успели. Поднял голову, вижу, несколько лампочек не горят. Мне электрики жаловались, что в этом месте лампочки постоянно перегорают. Так и есть. Ну, думаю, чертовщина! Насторожился. Присматриваюсь, прислушиваюсь… Ничего. Начал принюхиваться. Может, все-таки газ? Не похоже. И тут… чувствую, плывет все… Дурнота такая накатила! В глазах темно, тошнит… сердце прыгает, как бешеный заяц. Не помню, как выполз оттуда. Панчук говорит, я на четвереньках выбирался. Смешно?
– Нет.
– Вот и он не смеялся. Говорит, что еще минут десять не мог меня в привести в нормальное состояние. А сам я ничего больше не помню. Очнулся, надо мной Панчук. Чуть не плачет от радости. «Напугал ты меня, Михалыч! – говорит. – Я уж не чаял, что ты оклемаешься». Такие дела…

– Да, странно… – согласилась Лариса. – Как же через туннель автомобили будут ездить? Это не опасно? Вдруг какому-нибудь водителю плохо станет?
– Если в том месте не задерживаться, то, наверное, ничего, – с сомнением ответил инженер. – Там ведь шли работы, как положено. Грунт выбирали, крепили, электрику тянули… Нормально.
– А вы своему начальству докладывали, что происходит?
– Кто нас станет слушать? – махнул рукой Изотов. – Знаете, какие средства вложены в это строительство? Да и что говорить-то? Если уж разбираться, как положено, то надо медиков вызывать, ученых, проводить эксперименты. Кто сейчас на это денег даст? И так все в обрез. Не то, что раньше. Мы обыкновенной техникой безопасности вынуждены пренебрегать. Какие уж тут специальные исследования?
– Пожалуй, вы правы, – согласилась Лариса.
Некоторое время они шли молча. Под ногами похрустывали мелкие камешки, пахло пылью.

– Проходка в этих горах дается тяжело, – нарушил молчание Изотов. – Порода то твердая, то сыпучая. Не знаешь, как приспособиться. Но зато интересно. Я тут целую коллекцию камней насобирал. У меня еще в институте появилось увлечение геологией. А Памир – просто пещера Али-Бабы.
– Вы серьезно?
– Не уверен, везде ли такое изобилие кристаллов, но в горах вокруг туннеля полно всякой всячины. Можно порыться в отвалах породы. Хотите, возьму вас с собой на охоту за драгоценностями?
– Хочу! – повеселела Лариса.
Было видно, что Валерию доставляет удовольствие рассказывать о камнях.
– В пустотах и расщелинах попадается горный хрусталь, – с увлечением продолжал он. – Есть и более редкие минералы: аметист, лазурит, яшма. Вам нравится яшма?
Лариса немного смутилась. В ее обремененной вечными нехватками жизни не было места украшениям и даже мыслям о каких-либо драгоценностях.
– Я не знаю…
– Это мы легко поправим! – обадовался Изотов. – Вы станете настоящим экспертом. Я недавно нашел даже небесный камень, столь любимый владыками Востока.
– Небесный камень?
– Ну да. Бирюза! На востоке ею украшали все – уздечки, седла, оружие и мебель. – Он помолчал. По его лицу пробегали мимолетные тени. – А вообще… моя заветная мечта найти благородную шпинель. По-моему, этот кристалл украшает корону Екатерины II. Точно не помню…

– Вы меня потрясаете, – улыбнулась Мельникова. – Никогда бы не подумала, что у вас такое увлечение.
– Считали меня тупым технарем?
Ей стало неловко.
– Нет, но…
– Ладно, я не обижаюсь, – вздохнул Изотов. – А кем же еще вы могли меня считать? Все правильно.
Лариса решила направить разговор в прежнее русло.
– А какой камень вам по душе? – спросила она.
– Мне? Гранат… Здесь полно сланцев с россыпями гранатов. Знаете, необработанные камни имеют не тот вид, к которому привыкли любители ювелирных украшений. Поэтому человек, который ничего не понимает в кристаллах, запросто пройдет мимо. У меня полно горошинок граната, похожих на красноватые камешки.
– Покажете?
– С удовольствием! – искренне ответил Изотов. – Знаете, поделки из благородной бадахшанской шпинели приводят в восторг знатоков драгоценных камней. Этот минерал известен с древних времен как лал. По преданию, именно лал украшал шапку Мономаха.

Лариса была увлечена разговором, но внутреннее напряжение не проходило. Она заметила, что освещение стало более тусклым.
– Напряжение падает, – успокоил ее Валерий. – Обычное дело. Не волнуйтесь.
И тут Мельникова вспомнила, что у нее есть задание Бахмета договориться о том, чтобы Изотов пустил в туннель съемочную группу. Она уже говорила об этом, но инженер пропустил ее намеки мимо ушей. Теперь ей предстояло напомнить о своей просьбе.
– Как здоровье Паршина? – как бы между прочим поинтересовалась она.
– Плохо. Еще неделю, как минимум, будет лежать.
– Как же быть? – притворно испугалась Лариса. – Нам эпизод в туннеле снимать надо! Срочно!
– Придется помочь…
Она ухватилась за его слова и выудила обещание через пару дней позволить группе производить съемки в туннеле. Глафира оказалась права: Изотов не смог отказать Ларисе.
– Покажите мне то самое заколдованное место, – неожиданно попросила она. – Это далеко?
Инженер нехотя согласился. Он уже собирался было поворачивать назад.
– Три минуты ходу, – ответил он.
Вдруг лампочки вверху последний раз мигнули и погасли. Изотова обступила кромешная тьма. «Как же так? – удивился он. – А фонари на касках?». Но и они отказали…

* * *

До рассвета в альпинистском лагере никто не сомкнул глаз. Особенно Вересов. Он решил пока никому не говорить о золотом самородке, найденном в рюкзаке Гоши Маркова. Самородок поверг Илью в полнейшее замешательство. Во-первых, где Марков мог его взять? Во-вторых, зачем? Если нашел, то почему промолчал? Вересов не первый раз был в горах Памира, но о золоте ни от кого слышать не приходилось. Может, он просто такой невезучий? Не похоже. Другие ребята обязательно похвастались бы подобной находкой. Шуточное ли дело? Самородное золото! Многие знали, что на Памире есть медь, свинец, олово, цинковая обманка. Но золото?! Илья никак не мог успокоиться. Он прикидывал, размышлял, сопоставлял и не пришел к сколько-нибудь подходящему выводу. Самородок оставался загадкой.

– Ты чего нервничаешь? – спросил Саша Аксельрод. – Я гляжу, ты сам не свой. Из-за Маркова что ли? Да вытащим мы его! Провал неглубокий…
– Почему он молчит? – перебил Вересов. – Почему на помощь не зовет?
– Мало ли… упал, ушибся… испугался, наконец. Не боись, Илюха, достанем мы Гошу! Все будет в порядке.
– А вдруг его там нет?
Аксельрод уставился на Илью непонимающим взглядом.
– Как это нет? Где ж ему еще быть-то? Следы туда вели, там оборвались… И карниз обсыпался. Не мудри, Вересов, не заводи себя понапрасну. Вот развиднеется, сразу и приступим к «спасательной операции».
– Что база говорит?
– Они пришлют спасателей, но только утром. Просили передать обстановку дополнительно. Может, у нас что-то изменится.
– Ясно.
На самом деле в мыслях у Вересова никакой ясности не было. Сказать Саше о золоте или нет? Была какая-то связь между самородком и ночным происшествием… Илья чувствовал. Только вот какая?

– Саня… у меня новость, – с трудом выдавил он. – Я кое-что нашел в рюкзаке Маркова.
– Что?
Аксельрод сразу насторожился.
– Смотри.
Илья достал из кармана самородок и показал другу. В едва брезжившем свете золото выглядело как обыкновенный камешек. Аксельрод так низко наклонился, что едва не клюнул носом ладонь Вересова.
– Не разгляжу толком. Дай фонарик!
Илья понял, что мысль о золоте даже не пришла Саше в голову. В свете фонаря самородок тускло и зловеще блеснул, как мутный желтый глаз. Аксельрод отпрянул.
– Это что, золото?..
Предположение показалось ему невероятным. Он провел рукой по лицу и снова включил фонарик. Золото все так же лежало на ладони Вересова.
– Ты че, Илюха, дуришь меня? – недоверчиво спросил Аксельрод. – Нашел время!
– Тихо… – Вересов оглянулся. – Никому ни слова. Только ты и я. Понял?

Тут до Аксельрода, наконец, дошло: Илья его не разыгрывает, он говорит совершенно серьезно. И самородок на его ладони самый настоящий.
– Откуда у Гоши золото? – помолчав, спросил он. – Где он его взял?
– Есть три варианта. Первый – золото Марков принес с собой. Почему? А черт его знает! Второй – золото он нашел здесь, в горах.
– И промолчал? – не выдержал Аксельрод. – Никому ничего?!
– Саня, это не сланец и не горный хрусталь. Это… пойми сам. Гоша парень молодой, неопытный… Соблазнился, жадность взыграла! А может, испугался.
– Чего? Что мы его ограбим?
Илья опустил глаза. Ему не хотелось так думать о Маркове.
– Мы должны перебрать все варианты, – сказал он.
– Ладно. Какой третий?
– Самородок могли подсунуть Гоше в рюкзак.

Этого Аксельрод не вынес.
– Ну ты, Илюха, даешь! – возмущенно прошипел он. – Совсем того… загнул! Подсунуть! Это кто ж у нас такой прыткий? Мы с тобой отпадаем. Потапенко тоже. Остается Кострома. Главный злодей! Ты хоть сам в это веришь?
Вересов тяжело вздохнул.
– То-то и оно, что не верю. Если золото Маркову подсунули, то кроме Потапенко и Саворского сделать этого никто не мог.
– Ты Толика подозреваешь?
– Да никого я не подозреваю! – взорвался Вересов. – Но откуда-то появился этот самородок в рюкзаке Маркова? Что он, материализовался из пустоты?
Аксельрод молча качал головой. Он понимал правоту Ильи, а соглашаться с ней не хотел.
– Хорошо, – наконец, сказал он. – Пусть будет по-твоему, и золото Гоше подсунули. Допустим, Потапенко или Кострома. Тогда возникает вопрос. Зачем? С какой целью? Опорочить честного альпиниста? Не вижу смысла. А вдруг бы Марков обнаружил самородок и всем рассказал?
– Не знаю…
Илья вынужден был признать, что третья версия лишена логики.

Пока Аксельрод и Вересов пытались разобраться в происшедшем, солнце входило в свои права. По всей восточной стороне неба разлилось розовое сияние. Потапенко и Кострома, не имея представления о том, что они – подозреваемые в деле о появлении самородка, стояли у обсыпавшегося карниза и заглядывали вниз. Маркова видно не было.
– Надо спускаться, – сказал Илья.
– Гоша-а-а! – закричал во все горло Аксельрод. – Гоша-а-а! Марко-о-ов! Ты живой?
Становилось все светлее. На бледном небе виднелись перистые облака. Потапенко поднял голову вверх и скорчил недовольную гримасу.
– Надо бы поторопиться, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он. – К полудню погода испортится.
Вересов уже был готов к спуску. Он стоял и смотрел вниз, в полузасыпанный снегом и камнями провал. Глубина, действительно, небольшая. Где же Марков? Почему его не видно?
– Подстрахуй меня, – обратился он к Аксельроду. – Все. Пошел…

Илья спустился быстро и сразу понял, почему они не видели Маркова. Гоша упал вниз и съехал по льду за небольшой уступ. Слава Богу, он был жив, моргал от радости глазами. На всякий случай Илья расстегнул его пуховку и приложил ухо к сердцу, оно билось слабыми толчками.
– Что ж ты нас так напугал, братец? – боромотал он, умело и ловко готовя парня к подъему. – Почему молчал? Не слыхал, как мы тебя искали?
– Я… – голос Маркова сильно охрип, – не мог… потерял сознание… Нога…
Только теперь Илья заметил, как неестественно вывернута у Гоши нога. Наверное, перелом.
– Вересов, – раздался сверху крик Потапенко. – Нашел Маркова?
– Да! Все хорошо! Поднимайте… Только медленно, у него нога сломана.
Аксельрод и Потапенко прекрасно справились со своей задачей. Сначала из провала подняли Гошу, а потом Илью.
– Кострома, тащи что-нибудь твердое!
Потапенко лучше всех умел оказывать медицинскую помощь. Даже вполне профессионально. В юности он работал фельдшером на Алтае. Из подручных средств соорудили шину, зафиксировали ногу и отнесли Маркова в палатку.
– Будем ждать спасателей, – решил Вересов. – Сами мы его с поломанной ногой вниз не спустим. Что база говорит?
– Ребята вышли к нам на помощь, – ответил Толик. – Скоро будут. Погода бы не подвела!

Он с досадой посмотрел на небо. Казалось, они все делали быстро, а прошло уже несколько часов. Выглянувшее было солнце скрылось за тучами, обещавшими снег. Похолодало.
– Пойду поговорю с Марковым, – шепнул Илья Аксельроду.
Тот понимающе кивнул.
Вересов забрался в палатку, где лежал пострадавший, переодетый в сухую одежду. Кострома поил его горячим чаем. Гоша кашлял, его глаза покраснели и слезились.
– Саворский, выйди на минутку, – Илья кивнул головой в сторону выхода. – Хочу задать Гоше пару вопросов.
Оставшись с Марковым один на один, Вересов устроился поближе, молча смотрел, как тот тяжело дышит.
– Гоша, зачем ты выходил ночью из палатки? – спросил он, понизив голос.
– Н-не знаю…
Парень с трудом ворочал языком, его губы обветрились и распухли.
– А ты вспомни. Постарайся!

Макров закрыл глаза, судорожно вздохнул. Илья приложил руку к его лбу, подумал: «У человека температура, а я его мучаю».
– Меня кто-то звал… – прошептал Гоша. – Я… проснулся… вышел…
– Кто? Кто тебя звал?
– Не знаю… испугался я… побежал… Потом… треск, удар… и все…
Вересов решил рискнуть. Он достал самородок и поднес его к лицу Маркова.
– Узнаешь?
Глаза парня блеснули и погасли, красные веки опустились. Он провалился в забытье.
– Гоша! Гоша! – напрасно звал его Илья. – Ты меня слышишь?
Неровное, хриплое дыхание было ему ответом.
Через час пришли спасатели, забрали не приходящего в сознание Маркова. Разговаривать особо не пришлось, так как Потапенко определил у Гоши двухстороннее воспаление легких и велел как можно быстрее доставить парня в базовый лагерь.

Ангелина Львовна в очередной раз поймала себя на том, что думает о Ревине. Странно… Чем больше времени проходило с их последней встречи, тем чаще она задумывалась о непонятном человеке Данииле Петровиче, муже ее школьной подружки.
Одним пасмурным мартовским утром психотерапевт Олег Иванович сидел в кабинете Закревской и пил кофе.
– Самойленко, – сказала она. – Ответь мне на вопрос.
– Задавай, – с готовностью кивнул он.
– Вот скажи, почему ты о чем-нибудь думаешь? Не хочешь, а думаешь.
Олег Иванович достал сигарету.
– Можно?
– Кури, черт с тобой, – махнула рукой Закревская.
Он закурил, с наслаждением выпуская из ноздрей дым.
– Ну… раз я о чем-то думаю, видимо, у меня есть к этому интерес. Или я разобраться в чем-то не могу. Ум так устроен: он обязательно должен решить задачу. Иначе он не оправдывает свое существование.
Ангелина Львовна склонила голову на бок, проверяя свой внутренний отклик. Совпадает это с ее представлениями или идет с ними вразрез?

– У меня пациент был… – медленно произнесла она. – Я часто о нем думаю. Чаще, чем следовало бы.
– Влюбилась! – с восторгом заключил Самойленко. – Наконец-то! А то я стал серьезно опасаться за тебя.
– Хватит чепуху нести, – отмахнулась Ангелина Львовна.
– Ты уверена, что не стрелы Амура причина твоих дум?
– Уверена.
Самойленко выпустил к потолку большую порцию дыма и закатил глаза.
– Тогда… могу предположить следующее. Пациент остался для тебя загадкой. Ты не проникла в его тайну. И теперь твой ум мечется в поисках ответа.
Закревская промолчала. «А ведь он прав, – подумала она. – Прав, прав… Ревин ушел и унес с собой какое-то новое понимание жизни. Он все о себе понял. А я? Он оставил меня в неведении».

Самойленко истолковал ее молчание по-своему.
– Слушай, Ангелина, а почему бы тебе не выйти замуж?
– Зачем?
Закревская так искренне удивилась, что Олег Иванович опешил. Он считал ее возраст достаточно зрелым для осознания таких вещей, как замужество.
– Затем! Чтобы иметь семью, детей. Избежать одиночества, в конце концов.
– Ты думаешь, брак – лекарство от одиночества? Да и за кого выходить-то? Женихов поблизости не видать, и годы уже не те.
– Выходи за меня, – предложил Самойленко. – Чем я плох?
Закревская так долго хохотала, что он обиделся.
– Ты восхитителен, Олежек, – вытирая выступившие слезы, сказала она. – Спасибо за предложение.
– Так ты его принимаешь?
– Нет, конечно. Разве я похожа на даму, которая стремится замуж? Это не для меня.
– Ошибаешься, – горячо возразил Самойленко. – Мы с тобой идеально подходим друг другу. У нас много общего: профессия, характеры…
– Офис, кофеварка… – дополнила за него Ангелина Львовна. – Пожалуй, стоит подумать.

– Вот ты шутишь, а у меня серьезные намерения. Я, может быть, давно все обдумал. Мне не нравятся обычные женщины. Они или неврастенички, или дуры. Ты – самая умная из всех, кого я знаю. Ты уравновешенная, спокойная… красивая. С тобой можно что-то обсуждать, о чем-то договариваться. В семейной жизни это очень важно.
– Олег, – остановила его Закревская. – Я не собираюсь замуж. Просто не хочу. Мне по душе моя работа, наука, карьера, а главное, свобода. Я не хочу ни от кого зависеть, ни перед кем отчитываться.
– Я составил наш с тобой сексуальный гороскоп! – заявил Самойленко, не обращая внимания на ее возражения. – Мы идеальная пара! Такой шанс упускать нельзя.
– А как же любовь?
– Ой, не смеши! – он докурил сигарету и полез за следующей. – Не хватало еще верить в подобные сказки. Мы с тобой взрослые люди, психоаналитики, и лучше других знаем цену так называемой любви. Временный психоз, иногда в тяжелой форме – вот, что это такое.
Ангелина Львовна не нашла возражений. Она и сама была приблизительно такого же мнения. Знакомство с Маратом ничего не изменило, потому что она считала их взаимоотношения чем угодно, кроме любви.
– Знаешь, Олег, я на досуге обдумаю твое предложение, – усмехнулась она. – Раз ты уже затратил столько усилий, составил сексуальный гороскоп…
– Ты издеваешься! – перебил ее Самойленко. – Ладно, потом, на пороге одинокой старости, тебе придется пожалеть о бесцельно прожитых годах!

Хорошо, что у него было все в порядке с чувством юмора. Именно поэтому Ангелина Львовна так любила болтать со своим коллегой. О чем бы ни шел разговор, какие бы темы ни затрагивались, Олег Иванович умел перевести все в шутку.
– Как там магический шар? – спросила она. – Продолжает снабжать тебя информацией?
Самойленко сразу принял важный вид. Упоминание о шаре сделало свое дело.
– Инопланетяне вокруг нас, – наклонившись к уху Ангелины Львовны, прошептал он. – Их интересует наша планета. Только я не знаю, чем.
– Это последние сведения? – тем же шепотом спросила она, подхватывая его игру.
– Самые последние.
– И как они выглядят?
– Кто?
– Инопланетяне.
Самойленко с сожалением вздохнул. Этого он не знал.
– Понятия не имею, – пробормотал он. – Но они здесь. Совсем рядом… «Семя бесполезно и бессильно до тех пор, пока не попадет в подходящее лоно».

– Что ты хочешь этим сказать?
Самойленко обожал цитировать философов, излагать доктрины тайных обществ и вообще блистать своим интеллектом. Поэтому Закревскую удивила не сама цитата, а ее видимое несоответствие предыдущим словам. Но Олег Иванович, кажется, не слышал вопроса.
– Почему священные руины связаны с Солнцем? – продолжал он. – Все эти пирамиды в Юкатане и Египте, могильные холмы американских индейцев, зиккураты Вавилона и Халдеи, башни Ирландии, гигантские кольца из камней в Британии и Нормандии?
– Самое древнее верование… – попыталась изложить свое мнение Ангелина Львовна. – Языческое поклонение Солнцу. Древние люди не понимали устройства мира, вот они и обожествляли силы природы. По-моему, тут все ясно.
– Я тоже заблуждался так же, как и ты… Но теперь я знаю… Солнце! С ним связано абсолютно все! Оно не просто карликовая звезда, вокруг которой вращается наша планета. Оно… – Самойленко едва не задохнулся от избытка чувств. – …пронизывает все сущее. Вот, например, Геракл. Этот могучий охотник совершает свои двенадцать подвигов, подобно тому, как солнце в путешествии по двенадцати домам зодиакальной ленты совершает благодетельные для человеческой расы изменения. А знаменитый царь Соломон? Что означает его имя? Сол-Ом-Он – есть имя Высшего Света на трех разных языках.

Самойленко остановился, как будто источник, из которого он черпал данные, иссяк.
– Что с тобой? – спросила Ангелина Львовна. – Ты побледнел.
На лице Олега Ивановича появилось выражение крайней усталости, изнеможения и бессилия.
– Мне нехорошо, – пробормотал он. – Выйду на воздух.
Оставшись одна, Закревская решила позвонить Марату. В ее мыслях все перемешалось: Ревин, индейцы, золото, Самойленко с его откровениями, шар, Солнце, Марат и его «художества» – все перепуталось.
Пока в трубке раздавались длинные гудки, Ангелина Львовна вспомнила, как «магический» шар переливался изнутри золотистым сиянием… Или это ей только показалось? «А, ерунда, – без прежней уверенности подумала она. – При чем тут вообще шар? Как это он может передавать информацию? Что за глупости? Я попадаю под влияние Самойленко с его дичайшими фантазиями!»
– Привет! – сказал Калитин, узнав ее голос. – Как дела?
– Вроде бы хорошо, но…
Она замолчала. Как ему объяснить?
– Люблю я это твое «но»! – усмехнулся Марат.
В другой раз Ангелина Львовна нашла бы множество ответных колкостей. Сегодня ей было не до словесных перепалок.

– Калитин, вокруг меня что-то происходит. Я… перестала понимать некоторые вещи. Это странно… и непривычно. Наверное, я боюсь.
Последняя фраза вырвалась так неожиданно, что Закревская поразилась. А ведь ей правда немного страшно. Но в чем причина этого беспокойства, она не знает. Когда же оно возникло? Когда же… О, вспомнила! Все началось с визита Машеньки Ревиной.
Марат что-то говорил, но Ангелина Львовна так увлеклась самокопанием, что ничего не услышала.
– …смогу помочь, – прозвучало в трубке окончание пропущенной ею фразы.
Было неловко просить его повторить сказанное. Пожалуй, стоит прямо перейти к делу.
– Марат, – решительно начала она. – Ты еще не забыл свою прошлую деятельность? Агентство «Барс» и все такое прочее?
– Разумеется, нет.
– Сможешь оказать мне одну услугу?
– Да, – ответил он, не раздумывая.
– Только… это конфиденциально.
Калитин улыбнулся. Конфиденциально! Конечно же. Разве бывает иначе? Услуги подобного рода огласке не подлежат.
– Я понял, – ответил он. – Что от меня требуется?
Агентство «Барс» перестало существовать, и Марат поставил точку на частном сыске. Кому-то другому он непременно отказал бы. Но не Лине. Для нее он готов постараться.

– Видишь ли… меня интересует господин Ревин, – сказала она.
– В каком смысле?
– Ну… чем занимается, куда деньги тратит. И вообще… какие изменения происходят в его жизни.
– Не так уж мало, – серьезно ответил Марат. – Ревин, Ревин… Фирма «Роскомсвязь»?
– Ага. Помнишь, мы о нем говорили?
– Как не помнить? Даниил Петрович Ревин, бывший альпинист, скалолаз… Могу я спросить, чем он тебя заинтересовал?
– Не можешь.
– Вот так всегда! – притворно вздохнул Калитин. – Самое главное остается за кадром.
– Ты поможешь?
– Я уже дал согласие. Придется разузнать побольше о жизни «звезд»!
– Ревин не «звезда».
– Был когда-то! – возразил Марат. – По крайней мере, для меня.

После разговора с бывшим владельцем сыскного агентства «Барс», Ангелина Львовна долго думала, правильно ли она поступила. Как чрезмерное любопытство по поводу частной жизни пациентов согласуется с ее врачебной этикой? Так и не ответив себе на поставленный вопрос, она отправилась домой. Весенние сумерки навеяли на нее приятную грусть. Пахло талым снегом и мокрой землей, на тротуарах к вечеру подмерзало, похрустывало под ногами. Ангелина Львовна рано улеглась спать. Во сне перед ней прошла череда солнечных Богов – Брахма в Индии, Митра у персов, Амон-Ра у египтян, Аполлон у греков…

Продолжение следует...

Автор: Наталья Солнцева

Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...