Стрейнчерс ин ве найт

Метро Маяковская. Время между вечером и ночью. Взявшись за руки, словно школьники, мы вышагиваем из вагона. Спешим наверх, на воздух, вдохнуть хрустальную свежесть начала октября. «Тайру пару рам, тара-ра-раааа-рам» - встречает нас нежный, с царапающей душу хрипотцой голос саксофона. Голос мужчины до или женщины после ночи страсти…

- Шербурские зонтики? – чуть склоняет голову мой Спутник.
- Синатра. Незнакомец в ночи.
- Да! Стреееейнчерс ин веээ найт, тарара-ра-рам! – подхватывает Он разлитую по подземке музыку. Я не смею петь вслух, и сакс наполняет меня изнутри без остатка, звучит в голове, груди, ладошке, что уютно поместилась в Его руке. Звук проходит сквозь меня, освещает стены, пол, потолок вокруг меня. Он становится сильнее, ближе – это мы убыстряем шаги, лица идущих навстречу людей озарены улыбками. Чудо накрыло даже дяденьку милиционера, его обычная напряженно-вытянутая поза сменилась до смешного пасторальной картинкой: служивый мягко оперся о турникет и подпер щеку ладонью. «Тайру пару рам, тара-ра-раааа-рам» осветило и его бледную от подземного воздуха физиономию. Еще пара шагов, и мизансцена меняется. Идя на звуки музыки, мы выходим прямо на Музыканта. Благоговейно кладем нашаренную по карманам денежку в открытый футляр. Мало, мало – кажется мне:
- Как можно отблагодарить за подаренное Чудо?
- Сказать «спасибо»! Его губы легонько соприкасаются с моими под насыщенно-сладкие звуки сакса.
- Это реальность или кадр из кинофильма? – улыбаюсь я про себя...
А Музыкант не смотрит ни на нас, ни на содержимое футляра. Кажется, еще чуть-чуть, и маленький, щуплый, лысоватый мужчина неопределенного возраста целиком уйдет в огромный, сверкающий золотом Сакс.
- Ты знаешь, что когда бельгиец по фамилии Сакс хотел запатентовать изобретенный им новый музыкальный инструмент, ему отказали с формулировкой: «Такого инструмента, как «саксофон», нет и быть не может»? – блещу эрудицией я.
- А он вот, перед нами. Чуду не нужны документы.
Мы продолжаем свой путь, а «тайру пару рам» льется нам вслед.
- Интересно, почему этот человек играет здесь, в метро? Что им движет?
- Могу предложить версию… - и я плыву вслед за «Незнакомцем в ночи»…

…Он встал сегодня, как обычно. Не глядя на себя в зеркало, умылся и почистил зубы. Натянул одежду. Ноги сами повели его к остановке, потом к дверям конторы. Он смотрел на монитор 8 часов подряд с перерывом на дежурный кофе. Куда-то звонил, отвечал на вопросы, даже улыбался. Он ждал. Ждал наступления сумерек, когда, наконец, придет время, и он спустится под землю, на Ее станцию. Когда-то это была Их станция. Они встречались здесь, брали друг друга за руки, чтобы разнять их лишь тогда, когда он играл для Нее. Она любила слушать Синатру, а он любил Ее. А потом наступала ночь... Нет, о ночах лучше не вспоминать, иначе уже не Сакс заплачет прекрасной музыкой, а он сам разрыдается при всем честном народе. Впрочем, что ему люди, он даже лиц не различал. Однажды она не приехала на Их станцию, и мир в одну секунду потерял краски. Остался лишь звук Сакса. Он звучал для Нее одной. Звал Ее, манил, умолял вернуться. Метро закрывалось, он бережно укладывал Сакс в футляр, из которого – что это? Зачем?! - сыпались бумажки, звенели по полу монетки… Ноги несли его домой, скорей, скорей: чем раньше он ляжет спать, тем быстрее придет Завтра, а завтра Она обязательно вернется!..

…Мы тоже домой почти бежали, от Завтра нас отделяла целая ночь, долгая, нежная, особенно если включить Синатру…

...Метро закрывалось. Музыкант бережно спрятал Сакс в футляр. Аккуратно сложил деньги стопочкой, монетку на монетку на грязном полу подземки. Хоть и знал, что через секунду после его ухода их подберут, однако любил порядок во всем. Достал блокнотик, остро отточенный карандашик, сделал пометки. Достался же ему инструмент – каждый день требовал новых условий, где они с ним только не побывали… Так-так-так, следующая станция «Пушкинская». Завтра попробуем, какой Звук там…