Статьи » Писательница Наталья Солнцева
– Эй, Мельникова, помогай, чего рот раскрыла?
Зычный голос принадлежал Глафире, старшей по костюмам и прочему киношному инвентарю. Когда Лариса, на школьный манер, назвала ее завхозом, Глафира страшно обиделась.
– Ты кто? – возмутилась она. – Новенькая что ли?
– Ага.
– Сразу видно! Я, милая, никакой не завхоз. Я администратор.
– Извините, – растерялась Мельникова.
– Ладно, – смягчилась администраторша. – Будешь пока при мне.
Вещей и вещиц, которыми ведала Глафира, было столько, что новая сотрудница запуталась в их названиях. Многие предметы и технику Лариса вообще видела впервые. Они с Глафирой занимались тем, что упаковывали всю эту разнокалиберную утварь в большие деревянные ящики, помеченные жирным черным клеймом «Дебют». Работа была не тяжелая, только очень суматошная. Все бегали, кричали, ругались, забывали то одно, то другое, беспрерывно что-то выясняли и уточняли. К концу дня бывшей учительнице Мельниковой казалось, будто она немного оглохла, а перед глазами мелькали разноцветные круги. Киностудия уже не представлялась Ларисе сонным царством, как при первом посещении. Наоборот, жизнь здесь кипела и бурлила.
Через неделю Глафира подошла к ней с ведомостью.
– Получи аванс и распишись вот здесь.
– Ой! – обрадовалась Лариса. – А мне положено?
Сумма в три тысячи рублей оказалась как нельзя кстати. Об уплате долга, конечно же, речь не шла, но хоть на питании не придется экономить.
– Чудеса! – удивился Мельников, когда Лариса, радостная, пришла домой с полной сумкой продуктов. – Неужели заплатили?
– Как видишь.
Прошло еще две недели, и Глафира предложила Ларисе командировку.
– Да это недалеко, – сказала она. – В Геленджик. Там какой-то эпизод снимать будут. Поедешь?
– Не знаю. С мужем хочу посоветоваться.
Мельников не пришел в восторг от перспективы на десять дней остаться одному, но… подумал и согласился, что ехать надо. Тем более, за поездку обещали заплатить вдвое больше.
В Геленджике снег выпадал и таял, с моря дули влажные ветры, а сахарные вершины гор напоминали Ларисе сказочные картинки. Она бродила по мокрой прибрежной гальке и слушала прибой. Работы было не много – приносить к съемочной площадке горячие обеды, выдавать и приводить в порядок костюмы, кое-какой инвентарь.
Мельникова никогда не видела моря зимой. Впрочем, она его и летом-то видела всего один раз, когда они с Володей ездили дикарями в Крым.
Время съемок пролетело незаметно. Москва встретила непроглядной метелью и холодом, от которого все успели отвыкнуть. Ларисе бросилось в глаза, что Мельников осунулся и похудел, пока ее не было.
– Соскучился? – спросила она, входя в знакомый теплый уют комнаты. – А я нет!
– Понравилось гулять?
Володя ревниво оглядывал ее фигурку в синем трикотажном костюме, купленном на новую зарплату.
– Я не гуляла, а работала, – устало возразила жена. – Вот деньги.
Она постепенно привыкала к работе на киностудии, и даже командировки уже не пугали ее неизвестностью. Ничего страшного в них не было – обычная рутина: принеси, унеси, подай, возьми, найди, убери, сбегай, позови, сложи. Вот и весь нехитрый перечень обязанностей. Наблюдать за съемками оказалось не так интересно, как она думала. Дубли повторялись по нескольку раз, один эпизод совершенно не вязался с другим, актеры нервничали, режиссер срывал голос, операторы требовали чего-то своего, то и дело возникали проблемы с электричеством. Утешала в этой ситуации зарплата, которую платили исправно.
Мельниковы успокоились. Они отдали половину долга за квартиру, послали немного денег бабушке в деревню, где гостила их дочка, и купили новый телевизор. Жизнь налаживалась.
– Слушай, Лорка, ты хоть расскажи, как кино снимается! – просил Владимир.
Ему было скучно сидеть одному в четырех стенах, пока жена пропадала на работе.
– Да так и снимается, – вздыхала Лариса. – Обыкновенно. Все ругаются, кричат, суетятся, а потом… все получается.
– А что за фильм? О чем?
Мельникова пожимала плечами.
– Вроде про любовь… и про спортсменов каких-то. Про горы. Я толком не знаю.
– Как это? Тебе разве не интересно?
– Не-а, – лениво отвечала Лариса. – Неинтересно. Наверное, Глафира права: я не создана для кинематографа. Это особый мир, который подходит далеко не каждому.
– Неужели, тебе не хотелось быть актрисой, играть разные роли?
– В детстве, может, и хотелось, а с возрастом прошло. Думаешь, приятно, когда на тебя все уставятся?
– А что здесь такого?
– Вот представь, тебе надо плакать или в любви объясняться при всех?! Или целоваться? Ты бы смог?
Мельников долго думал, но так и не нашел, что ответить.
– Я бы не смогла, – сказала за него Лариса. – Мне бы стыдно было. Как это люди могут все самое сокровенное выставлять напоказ?!
– Привыкли, наверное.
– Разве к такому можно привыкнуть?
– Люди ко всему привыкают, – философски рассуждал Владимир.
– Ну, да… – вроде бы соглашалась Лариса.
После этих разговоров у нее портилось настроение. Работа на киностудии «Дебют» вызывала непонятное беспокойство. Гораздо комфортнее Мельникова чувствовала себя в школе, где ей все было мило и знакомо.
– Вот рассчитаемся с долгами, и снова буду преподавать свою биологию.
Владимир кивал головой. Ему тоже не по душе пришлась новая работа Ларисы. Но… человек предполагает, а Бог располагает.
– Я скоро снова в командировку уеду, – сказала Лариса.
– Надолго?
– Кажется, да. И надолго, и далеко.
– Куда, если не секрет?
– Точно не знаю пока. Ходят слухи, что снова в горы. На Памир, кажется.
– На Памир? – удивился Мельников. – В такую даль? Что киностудия «Дебют» забыла на Памире?
Ларису и саму интересовал этот впорос. Единственный человек, с которым она тесно общалась по работе, была Глафира. Но суровая администраторша хранила молчание. Мельникова все ходила вокруг да около, намекала так и сяк на предстоящую поездку, но безрезультатно. Глафира как в рот воды набрала. Тем не менее съемочная группа усиленно готовилась к работе в горных условиях. Лариса понимала это по характеру инвентаря, который они с Глафирой упаковывали все в те же деревяные ящики с клеймом «Дебют». Сборы скорее напоминали подготовку группы альпинистов к штурму горного хребта, чем к съемкам фильма: подвозились и укладывались палатки, бухты капроновых веревок, скальные крючья, карабины, примусы, сахар и сухари в тюках, банки со сгущеным молоком и тушенкой, медикаменты и многое другое.
– А что за фильм будет сниматься? – в очередной раз спросила Лариса, уже не ожидая ответа.
Но Глафира вдруг сменила гнев на милость: ее лицо смягчилось, губы тронула легкая улыбка, а монументальная грудь взволнованно колыхнулась. Она доверительно наклонилась к помощнице и прошептала:
– «Взрыв в туннеле»!
– Что? – не расслышала Мельникова. – Где взрыв? Какой?
– Да не «какой», а фильм так будет называться – «Взрыв в туннеле»! Про катастрофу!
– Как интересно! – преувеличенно восхитилась Лариса.
– Я сама только вчера узнала. У нас начет болтовни строго! Начальство не любит, чтобы работники обсуждали творческий процесс.
– Почему? Ведь…
– Это дело художественного совета, – перебила ее администраторша. – У нас на киностудии все они решают.
Лариса согласно кивнула, хотя подобная секретность ее удивила и только сильнее раззадорила любопытство.
– Глафира Дормидонтовна, миленькая, – взмолилась она. – Расскажите еще что-нибудь!
– Ну… меня особо тоже никто в тонкости не посвящает. Так… что случайно услышу, о чем сама догадаюсь… Вот, давеча актеры обсуждали, что Чаров нанял группу каскадеров: среди них есть и пиротехники, и альпинисты бывшие, и даже один циркач.
– А циркач зачем?
Глафира пожала плечами.
– Разве я знаю, что режиссер замыслил? Ему такое может в голову взбрести, что нарочно не придумаешь! Наверное, супертрюки какие-нибудь будет снимать.
– Вы тоже поедете? – поинтересовалась Лариса.
– Обязательно. На этот раз без меня никак не обойдутся. Во-первых, добираться далеко, а во-вторых, уж больно барахла всякого много. А в нем только я одна быстро разобраться могу.
– Мы на поезде поедем? – не унималась Мельникова. – Я самолетов ужасно боюсь.
– Туда на поезде неделю пилить придется, так что предстоит тебе, дорогуша, опасный перелет! – захохотала Глафира, увидев, как вытянулось и побледнело лицо помощницы. – Да ты не дрейфь, я уже не первый раз летаю и до сих пор жива.
– Утешила… Куда лететь-то?
– На Памир. Кажется, это в Таджикистане. С географией у меня в школе не сложилось, – вздохнула администраторша. – Ну, ничего, посмотрим на карте. Может, и на вертолете лететь будем.
Лариса решила держаться поближе к группе каскадеров и слушать все, о чем они между собой разговаривают. Авось, удастся разузнать побольше. Грубые, огромные мужики с обветренными лицами не вызвали у нее особого восторга. Они болтали о каких-то ледниковых речках, перевале Акташ, о долине Западного Пшарта и загадочном «снежном человеке», который, якобы, обитал там. Этого «снежного человека» они называли голуб-яван.
...Утром Ангелину Львовну разбудил телефонный звонок Самойленко.
– У меня для тебя сюрприз! – возбужденно-радостным тоном сообщил он.
– Олег! Ты хоть иногда, для разнообразия, смотришь на часы?
– А что такое? – ничуть не смутившись, спросил психотерапевт.
Олега Ивановича трудно было сбить с толку, особенно когда им овладевала очередная «мания» (так доктор Закревская называла его увлечения).
– Позволь напомнить тебе, что за окнами – тьма тьмущая, а на часах – всего лишь семь утра.
– Ой, я тебя прошу, не будь такой материалисткой! – напирал Самойленко. – Что значит время для свободы духа, который парит…
– Олег! – потеряла терпение Ангелина Львовна. – Поздравляю! Тебе еще до рассвета удалось вывести меня из спокойного состояния. Так что берегись! Я приду на работу страшно злая, и ты не получишь кофе.
– Ерунда. Когда ты увидишь, что я принес, ахнешь! Жду тебя в офисе.
Госпожа Закревская обреченно вздохнула и поплелась в ванную. Все равно заснуть уже не удастся. Она встала под горячий душ, и через десять минут остатки сна улетучились.
Сегодня у нее трудный день: придут три пациента, среди которых бывший спортсмен Ревин. Почему-то сеансы с ним давались Ангелине тяжелее всего. Ревин блуждал вокруг да около, не раскрывая истинных причин своего душевного недомогания. А то, что недомогание присутствовало, доктор Закревская поняла еще во время первой беседы.
Размышляя, как правильно построить диалог с Даниилом Петровичем, она поставила чайник и принялась готовить себе завтрак. Еда по утрам составляла часть ее повседневного ритуала, который нарушался крайне редко и исключительно по серьезному поводу. Выбирая между овсянкой и бутербродом, Ангелина остановилась на последнем. Большой кусок хлеба она густо намазала майонезом, положила сверху два листа зеленого салата, толстый кусок ветчины и посыпала все это тертым сыром.
– Ну, теперь можно наливать кофе, – пробомотала Закревская, откусывая огромный кусок бутерброда. – Олег бы завопил от возмущения, увидев, какое варварское у меня питание.
Самойленко время от времени проповедовал здоровый образ жизни, ел одну только проросшую пшеницу и ужасался, что ему никак не удается приобщить к этому Ангелину Львовну.
– Ты не понимаешь! – с пафосом вещал он, поднимая вверх указательный палец и закатывая глаза. – Тело нуждается в очищении от скверны не меньше, чем душа!
Ангелина кивала, соглашалась и… продолжала поедать колбасу, сливочное масло, копченья, соленья и сладости. Причем это ничуть не вредило ее завидному здоровью, тогда как Олег Иванович то и дело маялся желудком, печенью и общим расстройством пищеварения.
«Однако что там у него за сюрприз? – думала Закревская, сидя в полупустом вагоне метро и перебирая в уме варианты. – Не дай Бог, опять монаха какого-нибудь блаженного притащил! Или бабку-ворожею…»
Она вспомнила, как Самойленко во время приступа «религиозного экстаза» пригласил в офис братьев-отшельников из сомнительной староверческой общины, которые исчертили стены подозрительными иероглифами и двое суток «изгоняли сатану», наводя на клиентов ужас своими черными одеяниями, гнусавым пением и неистово горящими глазами. После вышеописанной процедуры в помещении долго пахло ладаном, свечами, паленой шерстью, а весь пол был укапан воском. Приходящая уборщица ругалась на чем свет стоит, соскабливая с линолеума липкие пятна.
– Антилигенты! – раздраженно ворчала она, ползая на коленях с ножом в руках. – Это ж надо так пол загадить!
Самойленко, боясь ее праведного гнева, невидимкой проскользнул в свой кабинет и до ухода сердитой старухи носа оттуда не показывал.
– Станция «Белорусская», – произнес мелодичный голос, возвращая Ангелину Львовну из малоприятных воспоминаний.
Гулкая пустота станции повторяла ее шаги. У цветочного киоска сонный милиционер заигрывал с дородной продавщицей, которая выставляла товар. Из черноты туннелей тянуло сырыми сквозняками.
Госпожа Закревская вышла из подземки и сразу попала в густую снежную канитель. Огромные снежинки летели в лицо и на воротник, превращая редких прохожих в призрачных Санта-Клаусов. Издалека, сквозь снежную пелену был виден свет в окнах кабинета Самойленко.
К счастью, на сей раз обошлось, никаких посторонних личностей в офисе не оказалось.
– Пришла все-таки?! – восторженно закричал Олег Иванович, встречая ее и помогая раздеться. – Ух ты, сколько снега! Подожди, я вытряхну.
Он вышел на порог и встряхнул ангелинину дубленку.
– Вешай сюда, к печке.
В холле уютно гудела газовая печь, распространяя приятное тепло, пахло свежезаваренным чаем; на стеклянном столике стояла открытая коробка конфет.
– По какому поводу? – удивилась Закревская, бросая жадный взгляд на конфеты.
Она обожала шоколад и все изделия из оного.
– Сейчас узнаешь, – торжественно заявил Олег Иванович, потирая свою бородку, что являлось у него признаком величайшего удовлетворения. – Закрой глаза.
– Ой, Олег, только без этого! – взмолилась Ангелина. – Давай, не томи, показывай.
– Ну, ладно, – смилостивился он. – Идем!
Самойленко взял ее под руку, увлекая в свой кабинет. Там, на середине письменного стола красовался прозрачный шар.
– Что это?
Ангелина Львовна протянула было руку, но Самойленко дернулся и закричал:
– Не трогай! Не прикасайся!
– Ты что, Олег? – возмутилась она. – Белены объелся? Пусти, рукав порвешь.
Психотерапевт смутился, поспешно отпуская рукав ее трикотажного костюма.
– Извини…
– Взбесился совсем?
Вежливая и безукоризненно корректная с пациентами, в общении с хорошо знакомыми людьми Закревская не стеснялась в выражених и вполне могла отпустить крепкое словцо. Самойленко знал эту ее черту и не обижался.
– Понимаешь… – начал оправдываться он. – Это уникальная магическая вещь! Ее нельзя просто так трогать руками. Мне один клиент привез из Японии. Я его просил.
– Ты объяснишь, наконец, что это?
– Конечно! Думаю, мы видим перед собой настоящий гадальный шар. Их делали в Японии пять тысяч лет назад из естественных, то есть натуральных, природных кристаллов кварца. Представляешь?
– С трудом, – вздохнула Ангелина Львовна. Она догадалась, что Самойленко в очередной раз «понесло». – И зачем тебе этот шар? Ты же врач, а не бабка-предсказательница! Насмотрелся по телеку про экстрасенсов всяких, и крыша поехала? Да?
– Какая ты, Ангелина, прозаическая женщина. Просто жуть берет! Ты… калькулятор, а не человек.
– Спаси-и-ибо! – засмеялась Закревская. – Ты, Олежек, признанный мастер изысканных комплиментов. Вот чего у тебя не отнимешь, так это умения доставить даме удовольствие. Сам Ронсар умер бы от зависти, услышь он твои речи.
– Ронсар и так умер.
– Значит, он еще раз умер бы!
– Ты лучше посмотри на это чудо! – воздевая руки к потолку, завопил Самойленко. – Какая прозрачность, какое преломление света! Какая необъятная глубина! Шар живой. В его невидимой бездне можно прочесть не только прошлое, но и будущее…
– Серьезно? – подняла брови Ангелина Львовна. – Ты не шутишь?
– Не веришь? – обиделся психотерапевт. – Напрасно. Все вы, скептики, рано или поздно убедитесь, что в мире существуют не только стетоскопы, градусники и таблетки. Есть нечто неизмеримо большее, непостижимое разумом, сверхъестественное! А вы, вы…
– Давай выпьем, Олег, – перебила его взволнованную тираду Закревская.
Она знала: если вовремя не остановить сей бурный поток, то он унесет Самойленко в такие запредельные дали, что ни у кого не хватит терпения слушать подобную белиберду.
– У тебя есть? – мгновенно переключился Олег Иванович. – Что? Коньяк, водка?
– Я имела ввиду чай.
– Пф-ф-ф… – разочарованно фыркнул он.
– По-моему, ты и так… навеселе.
Самойленко не стал спорить. Он действительно чувствовал некую эйфорическую приподнятость, и даже сомнения, высказанные доктором Закревской, не могли переубедить его. Она просто не понимает. Женщина! Что с нее взять? Житейский, приземленный ум, трезвый расчет. Ангелина хороший специалист, но интеллект у нее слабенький. Никакого полета фантазии, никаких прозрений. Она ученый сухарь, скучна и правильна, как таблица умножения. Слишком логична, слишком благоразумна. Истинный же гений всегда немного безумен!
– Эх, госпожа Закревская! – преувеличенно сокрушался он. – Не быть тебе ни Платоном, ни Ньютоном! А тем более, Аристотелем! И до знаменитой Ванги тебе далеко.
– А я и не претендую. Меня вполне устраивает то, что есть. Мы будем чай пить или нет?
За чаем Ангелина Львовна поглощала конфету за конфетой, вызвав настоящий ужас на лице своего партнера.
– Как можно есть столько сладкого?! Ты же доктор! Зачем ты столько лет изучала физиологию организма? – не выдержал Самойленко.
– Чтобы безжалостно губить его, – парировала она, запивая чаем следующую конфету. – Зачем же еще?
– Вот так всегда. Не могу понять, шутишь ты или говоришь серьезно.
– Ах, Олег, посмотри лучше на себя. Как, по-твоему, выглядит этот шар? Зачем ты приволок его в офис? Это кабинет врача, а не приемная шарлатана.
– Почему ш-шарлатана? – возмутился Самойленко. – Если у человека нестандартный взгляд на вещи, так он сразу и шарлатан?
Ангелина Львовна всплеснула руками.
– Надеюсь, ты хоть воду не собираешься заряжать космической энергией?
Психотерапевт отрицательно помотал головой, потом призадумался.
– А что? Неплохая мысль…
– Господи! – Закревская отодвинула чашку и встала. – Я, пожалуй, пойду. Почитаю что-нибудь. Сегодня ко мне придет Ревин.
– Иди-иди, госпожа Зануда. Раз тебе не понравился этот чудный, таинственный шар… у тебя точно проблемы.
– Угу, – согласилась Ангелина, – безусловно. Ты действительно собираешься использовать шар во время сеансов? Как ты объяснишь это пациентам?
– Ничего подобного я делать не буду, ваше величество! – дурашливо кланяясь, сказал Самойленко. – Зачем? Народ просто дуреет от всякой там магии и… прочего. Вот увидишь, психи ко мне валом повалят. Думаешь, им хочется глотать таблетки? Да они готовы поверить во что угодно, хоть в черта, лишь бы им полегчало!
– Теперь ясно, почему от тебя уже вторая жена убежала!
Госпожа Закревская, держась очень прямо и громко стуча каблуками, удалилась. А Олег Иванович, затаив дыхание, обошел стол, не отрывая взгляда от шара. В прозрачной его глубине происходило какое-то неуловимое, текучее движение…
Продолжение следует...
Автор: Наталья Солнцева
Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...
Слеза полдневного светила. Часть 1. Глава 4
![Слеза полдневного светила. Часть 1. Глава 4](https://www.myjane.ru/data/cache/2013jul/17/20/16015_18350-250x0.jpg)
– Ага.
– Сразу видно! Я, милая, никакой не завхоз. Я администратор.
– Извините, – растерялась Мельникова.
– Ладно, – смягчилась администраторша. – Будешь пока при мне.
Вещей и вещиц, которыми ведала Глафира, было столько, что новая сотрудница запуталась в их названиях. Многие предметы и технику Лариса вообще видела впервые. Они с Глафирой занимались тем, что упаковывали всю эту разнокалиберную утварь в большие деревянные ящики, помеченные жирным черным клеймом «Дебют». Работа была не тяжелая, только очень суматошная. Все бегали, кричали, ругались, забывали то одно, то другое, беспрерывно что-то выясняли и уточняли. К концу дня бывшей учительнице Мельниковой казалось, будто она немного оглохла, а перед глазами мелькали разноцветные круги. Киностудия уже не представлялась Ларисе сонным царством, как при первом посещении. Наоборот, жизнь здесь кипела и бурлила.
Через неделю Глафира подошла к ней с ведомостью.
– Получи аванс и распишись вот здесь.
– Ой! – обрадовалась Лариса. – А мне положено?
Сумма в три тысячи рублей оказалась как нельзя кстати. Об уплате долга, конечно же, речь не шла, но хоть на питании не придется экономить.
– Чудеса! – удивился Мельников, когда Лариса, радостная, пришла домой с полной сумкой продуктов. – Неужели заплатили?
– Как видишь.
Прошло еще две недели, и Глафира предложила Ларисе командировку.
– Да это недалеко, – сказала она. – В Геленджик. Там какой-то эпизод снимать будут. Поедешь?
– Не знаю. С мужем хочу посоветоваться.
Мельников не пришел в восторг от перспективы на десять дней остаться одному, но… подумал и согласился, что ехать надо. Тем более, за поездку обещали заплатить вдвое больше.
В Геленджике снег выпадал и таял, с моря дули влажные ветры, а сахарные вершины гор напоминали Ларисе сказочные картинки. Она бродила по мокрой прибрежной гальке и слушала прибой. Работы было не много – приносить к съемочной площадке горячие обеды, выдавать и приводить в порядок костюмы, кое-какой инвентарь.
Мельникова никогда не видела моря зимой. Впрочем, она его и летом-то видела всего один раз, когда они с Володей ездили дикарями в Крым.
Время съемок пролетело незаметно. Москва встретила непроглядной метелью и холодом, от которого все успели отвыкнуть. Ларисе бросилось в глаза, что Мельников осунулся и похудел, пока ее не было.
– Соскучился? – спросила она, входя в знакомый теплый уют комнаты. – А я нет!
– Понравилось гулять?
Володя ревниво оглядывал ее фигурку в синем трикотажном костюме, купленном на новую зарплату.
– Я не гуляла, а работала, – устало возразила жена. – Вот деньги.
Она постепенно привыкала к работе на киностудии, и даже командировки уже не пугали ее неизвестностью. Ничего страшного в них не было – обычная рутина: принеси, унеси, подай, возьми, найди, убери, сбегай, позови, сложи. Вот и весь нехитрый перечень обязанностей. Наблюдать за съемками оказалось не так интересно, как она думала. Дубли повторялись по нескольку раз, один эпизод совершенно не вязался с другим, актеры нервничали, режиссер срывал голос, операторы требовали чего-то своего, то и дело возникали проблемы с электричеством. Утешала в этой ситуации зарплата, которую платили исправно.
Мельниковы успокоились. Они отдали половину долга за квартиру, послали немного денег бабушке в деревню, где гостила их дочка, и купили новый телевизор. Жизнь налаживалась.
– Слушай, Лорка, ты хоть расскажи, как кино снимается! – просил Владимир.
Ему было скучно сидеть одному в четырех стенах, пока жена пропадала на работе.
– Да так и снимается, – вздыхала Лариса. – Обыкновенно. Все ругаются, кричат, суетятся, а потом… все получается.
– А что за фильм? О чем?
Мельникова пожимала плечами.
– Вроде про любовь… и про спортсменов каких-то. Про горы. Я толком не знаю.
– Как это? Тебе разве не интересно?
– Не-а, – лениво отвечала Лариса. – Неинтересно. Наверное, Глафира права: я не создана для кинематографа. Это особый мир, который подходит далеко не каждому.
– Неужели, тебе не хотелось быть актрисой, играть разные роли?
– В детстве, может, и хотелось, а с возрастом прошло. Думаешь, приятно, когда на тебя все уставятся?
– А что здесь такого?
– Вот представь, тебе надо плакать или в любви объясняться при всех?! Или целоваться? Ты бы смог?
Мельников долго думал, но так и не нашел, что ответить.
– Я бы не смогла, – сказала за него Лариса. – Мне бы стыдно было. Как это люди могут все самое сокровенное выставлять напоказ?!
– Привыкли, наверное.
– Разве к такому можно привыкнуть?
– Люди ко всему привыкают, – философски рассуждал Владимир.
– Ну, да… – вроде бы соглашалась Лариса.
После этих разговоров у нее портилось настроение. Работа на киностудии «Дебют» вызывала непонятное беспокойство. Гораздо комфортнее Мельникова чувствовала себя в школе, где ей все было мило и знакомо.
– Вот рассчитаемся с долгами, и снова буду преподавать свою биологию.
Владимир кивал головой. Ему тоже не по душе пришлась новая работа Ларисы. Но… человек предполагает, а Бог располагает.
– Я скоро снова в командировку уеду, – сказала Лариса.
– Надолго?
– Кажется, да. И надолго, и далеко.
– Куда, если не секрет?
– Точно не знаю пока. Ходят слухи, что снова в горы. На Памир, кажется.
– На Памир? – удивился Мельников. – В такую даль? Что киностудия «Дебют» забыла на Памире?
Ларису и саму интересовал этот впорос. Единственный человек, с которым она тесно общалась по работе, была Глафира. Но суровая администраторша хранила молчание. Мельникова все ходила вокруг да около, намекала так и сяк на предстоящую поездку, но безрезультатно. Глафира как в рот воды набрала. Тем не менее съемочная группа усиленно готовилась к работе в горных условиях. Лариса понимала это по характеру инвентаря, который они с Глафирой упаковывали все в те же деревяные ящики с клеймом «Дебют». Сборы скорее напоминали подготовку группы альпинистов к штурму горного хребта, чем к съемкам фильма: подвозились и укладывались палатки, бухты капроновых веревок, скальные крючья, карабины, примусы, сахар и сухари в тюках, банки со сгущеным молоком и тушенкой, медикаменты и многое другое.
– А что за фильм будет сниматься? – в очередной раз спросила Лариса, уже не ожидая ответа.
Но Глафира вдруг сменила гнев на милость: ее лицо смягчилось, губы тронула легкая улыбка, а монументальная грудь взволнованно колыхнулась. Она доверительно наклонилась к помощнице и прошептала:
– «Взрыв в туннеле»!
– Что? – не расслышала Мельникова. – Где взрыв? Какой?
– Да не «какой», а фильм так будет называться – «Взрыв в туннеле»! Про катастрофу!
– Как интересно! – преувеличенно восхитилась Лариса.
– Я сама только вчера узнала. У нас начет болтовни строго! Начальство не любит, чтобы работники обсуждали творческий процесс.
– Почему? Ведь…
– Это дело художественного совета, – перебила ее администраторша. – У нас на киностудии все они решают.
Лариса согласно кивнула, хотя подобная секретность ее удивила и только сильнее раззадорила любопытство.
– Глафира Дормидонтовна, миленькая, – взмолилась она. – Расскажите еще что-нибудь!
– Ну… меня особо тоже никто в тонкости не посвящает. Так… что случайно услышу, о чем сама догадаюсь… Вот, давеча актеры обсуждали, что Чаров нанял группу каскадеров: среди них есть и пиротехники, и альпинисты бывшие, и даже один циркач.
– А циркач зачем?
Глафира пожала плечами.
– Разве я знаю, что режиссер замыслил? Ему такое может в голову взбрести, что нарочно не придумаешь! Наверное, супертрюки какие-нибудь будет снимать.
– Вы тоже поедете? – поинтересовалась Лариса.
– Обязательно. На этот раз без меня никак не обойдутся. Во-первых, добираться далеко, а во-вторых, уж больно барахла всякого много. А в нем только я одна быстро разобраться могу.
– Мы на поезде поедем? – не унималась Мельникова. – Я самолетов ужасно боюсь.
– Туда на поезде неделю пилить придется, так что предстоит тебе, дорогуша, опасный перелет! – захохотала Глафира, увидев, как вытянулось и побледнело лицо помощницы. – Да ты не дрейфь, я уже не первый раз летаю и до сих пор жива.
– Утешила… Куда лететь-то?
– На Памир. Кажется, это в Таджикистане. С географией у меня в школе не сложилось, – вздохнула администраторша. – Ну, ничего, посмотрим на карте. Может, и на вертолете лететь будем.
Лариса решила держаться поближе к группе каскадеров и слушать все, о чем они между собой разговаривают. Авось, удастся разузнать побольше. Грубые, огромные мужики с обветренными лицами не вызвали у нее особого восторга. Они болтали о каких-то ледниковых речках, перевале Акташ, о долине Западного Пшарта и загадочном «снежном человеке», который, якобы, обитал там. Этого «снежного человека» они называли голуб-яван.
...Утром Ангелину Львовну разбудил телефонный звонок Самойленко.
– У меня для тебя сюрприз! – возбужденно-радостным тоном сообщил он.
– Олег! Ты хоть иногда, для разнообразия, смотришь на часы?
– А что такое? – ничуть не смутившись, спросил психотерапевт.
Олега Ивановича трудно было сбить с толку, особенно когда им овладевала очередная «мания» (так доктор Закревская называла его увлечения).
– Позволь напомнить тебе, что за окнами – тьма тьмущая, а на часах – всего лишь семь утра.
– Ой, я тебя прошу, не будь такой материалисткой! – напирал Самойленко. – Что значит время для свободы духа, который парит…
– Олег! – потеряла терпение Ангелина Львовна. – Поздравляю! Тебе еще до рассвета удалось вывести меня из спокойного состояния. Так что берегись! Я приду на работу страшно злая, и ты не получишь кофе.
– Ерунда. Когда ты увидишь, что я принес, ахнешь! Жду тебя в офисе.
Госпожа Закревская обреченно вздохнула и поплелась в ванную. Все равно заснуть уже не удастся. Она встала под горячий душ, и через десять минут остатки сна улетучились.
Сегодня у нее трудный день: придут три пациента, среди которых бывший спортсмен Ревин. Почему-то сеансы с ним давались Ангелине тяжелее всего. Ревин блуждал вокруг да около, не раскрывая истинных причин своего душевного недомогания. А то, что недомогание присутствовало, доктор Закревская поняла еще во время первой беседы.
Размышляя, как правильно построить диалог с Даниилом Петровичем, она поставила чайник и принялась готовить себе завтрак. Еда по утрам составляла часть ее повседневного ритуала, который нарушался крайне редко и исключительно по серьезному поводу. Выбирая между овсянкой и бутербродом, Ангелина остановилась на последнем. Большой кусок хлеба она густо намазала майонезом, положила сверху два листа зеленого салата, толстый кусок ветчины и посыпала все это тертым сыром.
– Ну, теперь можно наливать кофе, – пробомотала Закревская, откусывая огромный кусок бутерброда. – Олег бы завопил от возмущения, увидев, какое варварское у меня питание.
Самойленко время от времени проповедовал здоровый образ жизни, ел одну только проросшую пшеницу и ужасался, что ему никак не удается приобщить к этому Ангелину Львовну.
– Ты не понимаешь! – с пафосом вещал он, поднимая вверх указательный палец и закатывая глаза. – Тело нуждается в очищении от скверны не меньше, чем душа!
Ангелина кивала, соглашалась и… продолжала поедать колбасу, сливочное масло, копченья, соленья и сладости. Причем это ничуть не вредило ее завидному здоровью, тогда как Олег Иванович то и дело маялся желудком, печенью и общим расстройством пищеварения.
«Однако что там у него за сюрприз? – думала Закревская, сидя в полупустом вагоне метро и перебирая в уме варианты. – Не дай Бог, опять монаха какого-нибудь блаженного притащил! Или бабку-ворожею…»
Она вспомнила, как Самойленко во время приступа «религиозного экстаза» пригласил в офис братьев-отшельников из сомнительной староверческой общины, которые исчертили стены подозрительными иероглифами и двое суток «изгоняли сатану», наводя на клиентов ужас своими черными одеяниями, гнусавым пением и неистово горящими глазами. После вышеописанной процедуры в помещении долго пахло ладаном, свечами, паленой шерстью, а весь пол был укапан воском. Приходящая уборщица ругалась на чем свет стоит, соскабливая с линолеума липкие пятна.
– Антилигенты! – раздраженно ворчала она, ползая на коленях с ножом в руках. – Это ж надо так пол загадить!
Самойленко, боясь ее праведного гнева, невидимкой проскользнул в свой кабинет и до ухода сердитой старухи носа оттуда не показывал.
– Станция «Белорусская», – произнес мелодичный голос, возвращая Ангелину Львовну из малоприятных воспоминаний.
Гулкая пустота станции повторяла ее шаги. У цветочного киоска сонный милиционер заигрывал с дородной продавщицей, которая выставляла товар. Из черноты туннелей тянуло сырыми сквозняками.
Госпожа Закревская вышла из подземки и сразу попала в густую снежную канитель. Огромные снежинки летели в лицо и на воротник, превращая редких прохожих в призрачных Санта-Клаусов. Издалека, сквозь снежную пелену был виден свет в окнах кабинета Самойленко.
К счастью, на сей раз обошлось, никаких посторонних личностей в офисе не оказалось.
– Пришла все-таки?! – восторженно закричал Олег Иванович, встречая ее и помогая раздеться. – Ух ты, сколько снега! Подожди, я вытряхну.
Он вышел на порог и встряхнул ангелинину дубленку.
– Вешай сюда, к печке.
В холле уютно гудела газовая печь, распространяя приятное тепло, пахло свежезаваренным чаем; на стеклянном столике стояла открытая коробка конфет.
– По какому поводу? – удивилась Закревская, бросая жадный взгляд на конфеты.
Она обожала шоколад и все изделия из оного.
– Сейчас узнаешь, – торжественно заявил Олег Иванович, потирая свою бородку, что являлось у него признаком величайшего удовлетворения. – Закрой глаза.
– Ой, Олег, только без этого! – взмолилась Ангелина. – Давай, не томи, показывай.
– Ну, ладно, – смилостивился он. – Идем!
Самойленко взял ее под руку, увлекая в свой кабинет. Там, на середине письменного стола красовался прозрачный шар.
– Что это?
Ангелина Львовна протянула было руку, но Самойленко дернулся и закричал:
– Не трогай! Не прикасайся!
– Ты что, Олег? – возмутилась она. – Белены объелся? Пусти, рукав порвешь.
Психотерапевт смутился, поспешно отпуская рукав ее трикотажного костюма.
– Извини…
– Взбесился совсем?
Вежливая и безукоризненно корректная с пациентами, в общении с хорошо знакомыми людьми Закревская не стеснялась в выражених и вполне могла отпустить крепкое словцо. Самойленко знал эту ее черту и не обижался.
– Понимаешь… – начал оправдываться он. – Это уникальная магическая вещь! Ее нельзя просто так трогать руками. Мне один клиент привез из Японии. Я его просил.
– Ты объяснишь, наконец, что это?
– Конечно! Думаю, мы видим перед собой настоящий гадальный шар. Их делали в Японии пять тысяч лет назад из естественных, то есть натуральных, природных кристаллов кварца. Представляешь?
– С трудом, – вздохнула Ангелина Львовна. Она догадалась, что Самойленко в очередной раз «понесло». – И зачем тебе этот шар? Ты же врач, а не бабка-предсказательница! Насмотрелся по телеку про экстрасенсов всяких, и крыша поехала? Да?
– Какая ты, Ангелина, прозаическая женщина. Просто жуть берет! Ты… калькулятор, а не человек.
– Спаси-и-ибо! – засмеялась Закревская. – Ты, Олежек, признанный мастер изысканных комплиментов. Вот чего у тебя не отнимешь, так это умения доставить даме удовольствие. Сам Ронсар умер бы от зависти, услышь он твои речи.
– Ронсар и так умер.
– Значит, он еще раз умер бы!
– Ты лучше посмотри на это чудо! – воздевая руки к потолку, завопил Самойленко. – Какая прозрачность, какое преломление света! Какая необъятная глубина! Шар живой. В его невидимой бездне можно прочесть не только прошлое, но и будущее…
– Серьезно? – подняла брови Ангелина Львовна. – Ты не шутишь?
– Не веришь? – обиделся психотерапевт. – Напрасно. Все вы, скептики, рано или поздно убедитесь, что в мире существуют не только стетоскопы, градусники и таблетки. Есть нечто неизмеримо большее, непостижимое разумом, сверхъестественное! А вы, вы…
– Давай выпьем, Олег, – перебила его взволнованную тираду Закревская.
Она знала: если вовремя не остановить сей бурный поток, то он унесет Самойленко в такие запредельные дали, что ни у кого не хватит терпения слушать подобную белиберду.
– У тебя есть? – мгновенно переключился Олег Иванович. – Что? Коньяк, водка?
– Я имела ввиду чай.
– Пф-ф-ф… – разочарованно фыркнул он.
– По-моему, ты и так… навеселе.
Самойленко не стал спорить. Он действительно чувствовал некую эйфорическую приподнятость, и даже сомнения, высказанные доктором Закревской, не могли переубедить его. Она просто не понимает. Женщина! Что с нее взять? Житейский, приземленный ум, трезвый расчет. Ангелина хороший специалист, но интеллект у нее слабенький. Никакого полета фантазии, никаких прозрений. Она ученый сухарь, скучна и правильна, как таблица умножения. Слишком логична, слишком благоразумна. Истинный же гений всегда немного безумен!
– Эх, госпожа Закревская! – преувеличенно сокрушался он. – Не быть тебе ни Платоном, ни Ньютоном! А тем более, Аристотелем! И до знаменитой Ванги тебе далеко.
– А я и не претендую. Меня вполне устраивает то, что есть. Мы будем чай пить или нет?
За чаем Ангелина Львовна поглощала конфету за конфетой, вызвав настоящий ужас на лице своего партнера.
– Как можно есть столько сладкого?! Ты же доктор! Зачем ты столько лет изучала физиологию организма? – не выдержал Самойленко.
– Чтобы безжалостно губить его, – парировала она, запивая чаем следующую конфету. – Зачем же еще?
– Вот так всегда. Не могу понять, шутишь ты или говоришь серьезно.
– Ах, Олег, посмотри лучше на себя. Как, по-твоему, выглядит этот шар? Зачем ты приволок его в офис? Это кабинет врача, а не приемная шарлатана.
– Почему ш-шарлатана? – возмутился Самойленко. – Если у человека нестандартный взгляд на вещи, так он сразу и шарлатан?
Ангелина Львовна всплеснула руками.
– Надеюсь, ты хоть воду не собираешься заряжать космической энергией?
Психотерапевт отрицательно помотал головой, потом призадумался.
– А что? Неплохая мысль…
– Господи! – Закревская отодвинула чашку и встала. – Я, пожалуй, пойду. Почитаю что-нибудь. Сегодня ко мне придет Ревин.
– Иди-иди, госпожа Зануда. Раз тебе не понравился этот чудный, таинственный шар… у тебя точно проблемы.
– Угу, – согласилась Ангелина, – безусловно. Ты действительно собираешься использовать шар во время сеансов? Как ты объяснишь это пациентам?
– Ничего подобного я делать не буду, ваше величество! – дурашливо кланяясь, сказал Самойленко. – Зачем? Народ просто дуреет от всякой там магии и… прочего. Вот увидишь, психи ко мне валом повалят. Думаешь, им хочется глотать таблетки? Да они готовы поверить во что угодно, хоть в черта, лишь бы им полегчало!
– Теперь ясно, почему от тебя уже вторая жена убежала!
Госпожа Закревская, держась очень прямо и громко стуча каблуками, удалилась. А Олег Иванович, затаив дыхание, обошел стол, не отрывая взгляда от шара. В прозрачной его глубине происходило какое-то неуловимое, текучее движение…
Продолжение следует...
Автор: Наталья Солнцева
Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...
Оставить комментарий
|
25 октября 2007, 8:00 5022 просмотра |
Единый профиль
МедиаФорт
Разделы библиотеки
Мода и красота
Психология
Магия и астрология
Специальные разделы:
Семья и здоровье
- Здоровье
- Интим
- Беременность, роды, воспитание детей
- Аэробика дома
- Фитнес
- Фитнес в офисе
- Диеты. Худеем вместе.
- Йога
- Каталог асан