Голь, сирота… Часть 2

Реальный случай. Тридцатилетний сын моего знакомого двигался ночью по одному из многочисленных бетонных переходов, ведущих к вокзалу. Потом он рассказал, что последним, что видел, были несколько… детей, выскочивших неизвестно откуда ему наперерез. Его били так, чтобы убить. Били обрезком трубы, найденным милицией впоследствии неподалеку. Врачи, приехавшие по вызову прохожих, обнаруживших окровавленное тело, отказывались везти молодого человека в больницу. Мотивация железная – «не жилец».

Парню раскроили череп, сломав лобную кость. Добычей детей-убийц стали восемьдесят гривен и мобильный телефон. Теперь сын нашего знакомого, чудом выживший, перенесший четыре операции, имеет в голове металлическую пластину, приступы эпилепсии, моченедержание и провалы в памяти. Он инвалид первой группы. Дети, сломавшие ему жизнь, естественно, не найдены. Они ходят где-то по улицам города, выискивая новую жертву, готовые убить человека ради нескольких десятков гривен…

Почему они такие?

А какими им быть? Мы слушали добрые сказки в теплых кроватях, они впитывали матерные рассказы взрослых «товарищей» о блатной жизни. Мы ходили в школу, их школой стала улица. Мы плакали над «Му-му», заставить заплакать их может только боль. Физическая боль. Почему вечно воюющие африканские революционные формирования вербуют в ряды своих убийц детей? Да потому что дети убивают легче! У детей нет наслоения жизненного опыта, им, воспитанным на крови, зачастую непонятны такие термины, как сострадание или любовь к ближнему. Убийство становится игрой. Люди превращаются в животных очень легко. В диких зверей, в не имеющих малейшей мысли о чужой боли хищников…

Как к ним относиться?

Заниматься ими. Ведь принимаются нормативные акты, касающиеся детей-беспризорников, существуют какие-то программы по урегулированию этой серьезной проблемы. Видно, что государственным мужам не безразлична проблема этих детей. Самые простые действия могут вызвать в них бурю эмоций. Когда человек, который никогда не знал и не испытывал сострадания, видит, что к нему относятся по-человечески, он теряется. Это кажется ему нереальным и диким. Как? Ко мне? По-человечески? И ты не хочешь со мной переспать? И не желаешь, чтобы я украл что-то для тебя? Влез в чужую квартиру через форточку, выдернул барсетку из чьей-то машины? Ты просто видишь во мне человека??? Ты и есть человек! И государству не плевать на тебя. И ты нужен обществу, и ты один из нас. Не зверь, не волчонок, а человек. Такой же, как и я, но попавший в беду!

Утопия…

Государству плевать, на самом-то деле. И государственные мужи с гораздо большим рвением принимают постановления о повышении собственных пенсий. И нормативные акты остаются просто листами А4, кочующими из одного стола в другой. И общество стремится избавиться от тебя, рассадник вшей, поскорее. И никогда тебе не стать одним из нас. Мы – люди, а ты – волчонок. Нанюхавшийся клея урод, которого мы будем брезгливо обходить. На которого будем показывать пальцем, в чью сторону будем плевать. Мы сунем в твою грязную ладошку гривну, когда ты будешь идти по вагону метро, и почувствуем облегчение. Откупились. Мы откупились от тебя, не задумываясь, на что или кому пойдет эта гривна. И когда ты сдохнешь, наконец, мы погрустим о тебе ровно минуту…

Взгляд в будущее…

В середине восьмидесятых я увидел в журнале «Техника молодежи» любопытную иллюстрацию. Называлась она «2000 год». Художник представил себе нашу планету каким-то цветущим раем, над которым парят в необычного вида космолетах счастливые потомки, сытые, судя по краснощеким лицам, и счастливые, судя по улыбкам во все краснощекие лица. Когда я вижу на улице очередную стайку детей-беспризорников, в голове моей очень четко и явно всплывают картины нашего ближайшего будущего. Без космолетов, конечно, никак не обойдется, но предназначение их будет лишь одно – передвигаться подальше от земли, переполненной людьми, никогда не знавшими, что такое детство, не ведающими, что такое любовь, и не умеющими жить по-человечески.

Самым ужасным кажется мне то, что не можем мы с вами никаким образом повлиять на ситуацию с этими детьми. Не можем, как ни крути и как бы ни казалось это нам несправедливо-безапелляционным. Надо быть реалистами. Ни вы, ни я не можем заставить заниматься делом людей, получающих зарплату за то, чтобы работать на улицах. Не можем мы вбить в головы чиновников мысль о том, что дети, живущие сейчас на улицах, не всегда будут детьми. Не видят чиновники очевидного. По каменным джунглям рыскают будущие профессиональные преступники, не ведающие жалости и мук сомнения…

Что можем сделать мы?

Не быть равнодушными, наверное. Не отводить взгляда от этих детей, не подавать им деньгами в метро, не пытаться откупиться от собственной совести парой гривен. Если он просит поесть, то уж выделите пару минут своего драгоценного времени и купите ему поесть. Возможно, ваше человеческое к нему отношение спасет когда-нибудь кому-нибудь жизнь. К ним ведь никто не относился по-человечески. Ни родители, выплюнувшие их в страшную эту жизнь, ни окружение, подучивающее азам выживания на улице. И кто знает, может быть, именно ваш шаг навстречу этим детям поможет им не стать животными и вопреки очевидному будущему, их закономерно ожидающему, сделаться людьми?

Очень хочется верить в то, что у беспризорников есть будущее, что найдется и на них свой Макаренко, что не засосет их души и тела липкая трясина криминала. Когда-нибудь к управлению нашей страной придут люди неравнодушные, когда-нибудь люди, стоящие у руля государства, будут мыслить глобальнее, а чаяния и желания людей этих будут идти дальше постройки очередного дворца на берегу крымского побережья. Когда-нибудь это произойдет. Ведь если не верить в это, то зачем тогда жить здесь, на этой земле? Если в это не веришь, то нужно паковать чемоданы и ехать куда подальше. Подальше от улиц, на которых живут дети, нюхающие клей, готовые убить за пару десятков гривен и не знающие, что такое детство и любовь…