Ошибка

Рожденная в семье крупных польских промышленников, перебравшихся в Киев, Таня с рождения привыкла к роскоши и комфорту. Пришли другие времена, пришли к власти люди с немытыми руками, резкие на расправу люди с винтовками. Родители Тани не уехали от греха подальше, а, поверив в сказку о «всеобщем братстве», остались в стране на свою беду. И маленькая Таня осталась, и через пятнадцать лет повстречала ЕГО.

И звали его Виктором. Он был старше ее на двенадцать лет, красив и решителен в своем порыве сделать мир лучше. Он не был сторонником деления на классы, и было ему решительно наплевать на то, что Танино «происхождение» могло помешать ему в продвижении по служебной лестнице. В общем, они поженились. А потом пришел 38 год, и Таниных родителей осудили и расстреляли. У Виктора начались проблемы на работе. Он мужественно сжимал зубы, и ни разу она не увидела ни по лицу его, ни по словам его, ни по поступкам, что жалеет он о том, что связал свою судьбу с «неблагонадежными». Он переживал ее беды, как свои личные, и она чувствовала себя за его спиной, как за каменной стеной. Виктор работал архитектором, и в качестве специалиста по строительству оборонных сооружений его не раз посылали, как это принято сейчас называть, в «горячие точки». Он был на Халхин-Голе, на Финской войне. Она ждала его и писала трогательные, полные чувства письма. Он прошел всю Отечественную войну и вернулся, сохраненный ее любовью и ее письмами…

Они прожили вместе всю жизнь. Они любили друг друга. У них родились сын и дочь. И она все время стала посвящать детям. Он занимал серьезную должность в серьезном министерстве, был востребованным специалистом и любимцем власть имущих. Его, как «душу компании» и просто привлекательного мужчину, приглашали на званые обеды, на всевозможные банкеты. Он звал ее с собою. Она отказывалась всегда. Она стала с возрастом типичной домоседкой, не знающей большего счастья в жизни, чем счастье и радость общения с детьми, с многочисленными племянниками, с толпою ребятни. Она стала наседкой. А он все чаще ходил на приемы без нее. Уговаривал ее постоянно:

- Таня! На самом-то деле меня ведь с супругой пригласили! – Виктор стоял у зеркала, завязывал галстук. Он принадлежал к той редкой породе людей, глядя на которых кажется, что они родились в накрахмаленной сорочке и с безупречно повязанным галстуком. Эта удивительная порода людей интеллигентных, а не играющих в интеллигентность, столь редкою была еще тогда, в шестидесятых. Сейчас такие люди заносятся в красную книгу…

- Мне и одеть-то нечего, - отвечала Таня.

Это было неправдой. Несмотря на ее возражения Виктор всегда привозил из многочисленных командировок наряды, коим позавидовали бы многие женщины того времени. Татьяна только качала головой осуждающе, усмехалась:

- Нашел, что старухе привезти!

Она начала считать себя недостаточно молодой для того, чтобы носить такие вещи. Ему было 62 года, но о пенсии он и не помышлял. Был подтянут, строен, высок и гибок. Виктор бегал по утрам в любое время года, всерьез увлекся пчеловодством, писал книги. Он все успевал, его жизнь неслась, подобно поезду. Он ни на секунду не задумывался о том, что многие мужчины считают себя в его возрасте «стариками», шаркают стоптанными туфлями по асфальту, шамкают беззубыми ртами, чешутся с неопрятным видом, стуча в домино во дворе. Ему было плевать на возраст. Каждое утро Виктора ждала машина под парадным, он мчался «на объекты», заскакивал домой днем на час, а потом «улетал» до вечера. Таня чувствовала себя превосходно в роли воспитательницы многочисленной детворы. И не хотела составлять мужу компанию на званых обедах и ужинах. Не очень радостно принимала его приглашения выйти «в свет», в театр или на премьеру фильма. Ей не хотелось покидать надолго «гнезда», свитого ею. И потом грянул гром…

…Виктор сидел перед Таней, опустив голову. Она не видела его таким никогда в жизни. Он не смотрел ей в глаза.

- Что ты можешь мне сказать? – голос ее был тверд, слова звучали резко, безжалостно. Железом по стеклу…

- Что я могу сказать? Я могу прекратить это завтра же. Я хочу прекратить это завтра же. Я прямо сейчас хочу это прекратить, Танюша, - он поднял, наконец, глаза, но, встретившись с ее взглядом, обжигающе-холодным, вновь поник.

- Уходи к ней!

Он медленно поднял голову:

- Таня…

Она прервала его:

- Уходи к ней!

Виктор встал, прошелся по кухне. Остановился, упершись о стол руками:

- Таня, это неправильно! Я люблю тебя! Я люблю наших детей…

- Ты никого не любишь. Ты не поступил бы так, если бы любил нас.

- Я люблю вас, - почти закричал он.

Татьяна протестующе загородилась ладонью:

- Не кричи, пожалуйста. Дети спят. Ты все решил…

Он замотал головой:

- Ничего я не решал! Не решай и ты за меня. Я не хочу уходить из семьи. Я прекращу это…

- Это прекратила я. Можешь считать, что я это прекратила только что. Сейчас. Точка, Виктор.

Она ни разу в жизни до этого не назвала его «Виктором». Или «Витя», или «Витюша». А сейчас как будто разговаривала с чужим человеком. Как будто не было у них десятилетий счастливой семейной жизни. Как будто и не было любви. Он смотрел на нее подавленно. Корил себя последними словами за ошибку, совершенную им, и надеялся, очень надеялся, что Таня изменит свое решение. Он был неглупым человеком, он прекрасно знал, что бывают в жизни случаи, когда слова вырываются помимо воли человека, когда эмоции застилают здравый смысл, и решения приходят, о которых человек жалеет потом очень серьезно. Нужно было время…

Она не дала ему времени.

Он приехал с работы раньше обычного и увидел в коридоре чемоданы. Таня упаковала его вещи.

- Уходи.

Это было единственное слово, что услышал он от нее в тот день. И он ушел. А потом звонил каждый день. Дочь 20-ти лет смотрела на нее непонимающим взглядом. Спорила до хрипоты:

- Мама! Пойми его тоже! Ты никогда с ним не бывала нигде, никогда не интересовалась его…

- И ты туда же?! Я так решила. Все! – Татьяна была неприступной в своем железобетонном решении.

Сын принял сторону матери:

- Он мне не отец теперь…

И Татьяна промолчала, услышав такие страшные слова, отвернулась, посмотрела в окно, на деревья с опадающими листьями, на хмурое осеннее небо, плачущее дождем…

Он звонил каждый день. Извинялся. Он очень хотел все исправить. Дочь разговаривала с ним часами. Они встречались в парке, и отец долго объяснял ей, почему случилось то, что случилось:

- Это не любовь, это увлечение. Причем недолгое увлечение. Я так виноват… Но неужели ничего нельзя сделать? Она не разговаривает со мною, Олег тоже не хочет ничего говорить…

А потом он сдался. Спустя полгода жизни в гостинице Виктор позвонил Тане и сказал, что она поступает неправильно, но он сделать ничего не может. Он говорил, что сто миллионов раз успел пожалеть о своей ошибке, но спрашивал ее, сколько раз она в будущем пожалеет о своей. Она настояла на разводе. Потом Виктор сказал, что хочет оставить ей с детьми квартиру.

- Нам не нужны пять комнат, - холодно возразила она, - будем размениваться.

- Нет! Это мое право. И я хочу, чтобы квартира осталась вам.

- А я сказала – нет! Мне ничего от тебя не нужно!

Спустя несколько месяцев они разменяли шикарную пятикомнатную квартиру. Виктор говорил Тане:

- Я чувствую себя подонком. Зачем ты так поступаешь?

- Я не хочу с тобой говорить…

И тогда он вернулся к той, кого называл в своих с Таней разговорах «ошибкой». Он честно расстался с нею после того, как Татьяна узнала, он не хотел ничего более, он страстно желал сохранить семью. Он любил Таню. Но через год постоянного холода со стороны человека, который был для него половиной его жизни, он вернулся к женщине, из-за которой все началось. Она была моложе его на тридцать лет. Была красива, эрудированна. Но по вечерам он все равно звонил Тане, не желая смиряться с тем, что огонек, последний огонек надежды не погас. Таня не разговаривала с ним. Он женился на женщине, ставшей причиной его ухода из семьи…

…Таня пошла работать продавцом в магазин. Это было невыносимо для нее. Кто помнит советские продтовары, тот поймет, о чем я. Таня не знала даже, сколько что стоит. Она не ходила по магазинам, потому что продукты привозил шофер. И куплены эти продукты были не в торговых залах с тараканами за треснувшими стеклами прилавков и с чудовищным запахом самого торгового зала, а в «спецмагазинах», предназначенных для «спецлюдей». Таня стала продавцом в овощном магазине. Она могла не работать, не ломать себя, не плакать вечерами от безысходной необходимости завтра снова идти на работу, весь день общаться с этими ужасными людьми, озлобленными очередями, измученными буднями. Могла забыть о своих сотрудницах, приходящих на работу с перегаром, курящих и неопрятных. Она могла избавить себя от всего этого, принимай она деньги, которые он ей передавал. Немалые деньги. Каждый месяц. Суммы, равные двум ее месячным окладам в магазине. Она отказывалась. Резко, злобно. Она настолько, казалось, упивалась своей обидой и своим непрощением, что спустя некоторое время это любование своею болью стало приносить ей некоторое изощренное наслаждение. Она резко постарела. Она не желала слышать слов сочувствия. Она сочувствовала самой себе, избавилась от всех фотографий, стерла из памяти все, что было связано с Виктором. Она посчитала, что сможет стереть это из памяти. Стирая десятилетия прошедшей жизни, человек, сам того не желая, избавляется от будущего...

Виктор приглашал детей к себе на дачу. Сын наотрез отказывался. Он не хотел общаться с Виктором, о чем и сообщил тому как-то в довольно резкой форме. Дочь приехала на дачу к отцу с маленьким сыном. Виктор играл с внуком, часами сидел с ним на лавочке, рассказывая обо всем на свете. Спрашивал о Татьяне.

- Нормально все, папа…

- Она работает?

- Да. В овощном.

Губы Виктора белели. Он долго смотрел вдаль, потом поворачивался к дочери:

- Ты считаешь, что я сделал не все, что было возможно?

- Папа… Ты сделал все, что мог… Я не осуждаю тебя…

Провожая дочь, он всегда повторял одно и то же:

- Пожалуйста, попроси ее брать мои деньги. Не нужно ей работать. Пожалуйста…

Татьяна не желала слушать:

- Если не хочешь со мной серьезно поссориться, не передавай мне его слова. Скажи спасибо, что я не против твоих поездок к нему на дачу. Хотя и не приветствую эти поездки, как ты понимаешь!..

Шли годы. Татьяна сильно сдала. Она не имела подруг, не могла стала своей в коллективе, хотя была назначена спустя четыре года заведующей магазином. Она так и не пережила случившегося. Вышла на пенсию. Сидела дома, нянчила внуков. Смирилась с тем, что «жизнь не задалась»…

Умерла она в возрасте 74 лет. Сильно болела перед смертью, никого не узнавала в последние месяцы. Виктор созванивался с дочерью каждый день. Он не находил себе места, он доставал дефицитные лекарства. На похоронах его не было…

До самых последних дней Виктор общался с дочерью и внуками. Он приглашал их на дачу, а его жена относилась к ним, как к родным. Умер он в возрасте 88 лет, внезапно, пережив свою первую жену на два года. Сын не пришел на его похороны…

Так окончилась история одной любви, одной семьи. Все совершают в жизни ошибки. Человек несовершенен, к сожалению. Но насколько страшнее ошибки могут быть человеческая гордость и нежелание прощать эти ошибки. И кто знает, как бы все сложилось у этой семьи, если бы не ошибка мужчины и не гордость женщины, не пожелавшей простить…