Пограничник

Чашка дочери стояла на его половине стола. Он вскочил, обрадовавшись, отбросил чашку. Раздался звон стекла. По полу разлетелись осколки. Из комнаты прибежала дочь с матерью. С его бывшей женой.

- Ты что творишь?!
- Отойди с линии, - он смотрел, сузив глаза, под ноги дочери.
- Что?!
- Отойди с линии!
Она попятилась. Он удовлетворенно хмыкнул и стал допивать чай…

…Это не гротескная ситуация из фильма о сумасшедших. Это не сценка из театра абсурда. Это реальные пять минут вполне реальной семьи, живущей на Севастопольской площади. Граница проходит через коридор, кухню, балкон. На балконе есть «свои» и «чужие» веревки для сушки белья, на кухне есть «свои» и «чужие» кастрюли. Туалет и ванная – «нейтральная территория». В туалете есть два мотка туалетной бумаги, в ванной – четкое разделение проходит только по полотенцам и зубным щеткам. В холодильнике – «правая» и «левая» сторона. И не дай Бог поставить что-то не на «свою» сторону. Выбросят, раздавят, разобьют. Есть одна сторона противостояния, более сильная, есть вторая, ведущая оборонительные действия и мечтающая получить нейтралитет. Нейтралитета ей не дают. Стоит лишь показать свою слабость, сразу же, моментально следует ответ в виде решительного наступления со всех флангов…

…Они прожили вместе тридцать лет. Он – военный, она – преподаватель. Идеальная, образцовая советская семья. Она его любила, как говорят. Очень любила. Сначала. Первые годы. Потом терпела. Терпела его постоянные измены и запои. Как часто любят оправдываться женщины – «ради детей», «ради семьи». Ради чего там еще? Ради мира во всем мире… Он чувствовал ее слабость, и то, что она его не оставит, и наглел. Гулял, не стесняясь. Бухал, как свинья. Она терпела. Он ушел в запас. Пошел работать в какую-то фирму. Ездил по командировкам. Приезжая, начинал метаться в поисках врача. Она все знала. Она знала, что лечился он от нехороших болезней уже неоднократно. Терпела. И дотерпелась…

Однажды он приехал из командировки в необычно приподнятом для него настроении.
- Маша! Надо поговорить.
Она села напротив.
- Говори быстрее. У меня картошка в духовке.
Он почесал лоб:
- Если в двух словах… У меня сын родился…

Если в солдата на поле боя попадает пуля, он может ее и не заметить. Бежать, разинув рот, вперед, стрелять из автомата. Потом упасть и умереть. Это потому что пуля летит очень быстро. И солдат не ожидает, что она в него попадет. «В кого угодно, но не в меня!» Я могу вот бегать, стрелять, кричать, убивать, прятаться. А пули все мимо лететь будут. А тут – раз! Прямо в пузо!

Она сидела, думая о картошке. Машинально кивнула на его слова. Потом вдруг до нее дошло. И она поняла, что пуля в нее все-таки угодила.
- Что? – спросила тихо, спокойно.
- Маша… У меня сын родился…
- У кого?
- У меня! – он встал, - Ты что, глухая?
- Как? – ее как будто оглушило.
- А как дети рождаются? – он хохотнул, - Известное дело…

Оказалось, у него была любовница в Василькове. И многие его недельные «командировки» были именно туда. В общем, у него была другая семья.
- И что теперь? – она смотрела на него, пытаясь сдержать истерику.
- Разводиться будем. Я своих сюда перевезу.
- Кого это своих?
- Жену и сына! – он сказал это таким тоном, что она поняла – дотерпелась. И это не шутки. Это серьезно…

Старшая дочь сказала сразу: «Не разговаривай со мной даже!» Младшая все не верила в то, что отец может так поступить. А как – так? Она и подумать не смела, что это только начало, что все это – лишь вялые цветочки. Что скоро поспеют и нальются ядом ягодки. Она еще и не представляла даже, КАК он может поступить…

Его «жена» появилась в их квартире через месяц. Он подал в суд на раздел имущества. Бывшая теперь уже жена предлагала ему компромисс. Она с дочерьми перебирается в квартиру ее матери, а эту квартиру они сдают. Деньги делят пополам. Нужно платить за обучение младшей дочери. Его ответ был подобен грому среди ясного неба:
- Твоя дочь, ты и плати за нее.
Девушка плакала, услыхав такое от отца, старшая дочь сказала ему тогда:
- Знай. Я хочу, чтобы ты запомнил. Когда ты станешь старым, когда твоя васильковская жлобиха тебя кинет на квартиру, когда ты приползешь к нам назад, я тебя спущу с лестницы. Под зад ногой спущу. Запомни.

Он хорохорился и ухмылялся. По всей видимости был уверен, что всегда будет оставаться «вечно молодым, вечно пьяным». Его новая «жена» была младше его на двадцать восемь лет. Была она неопрятна и краснолица. «Бабища» - так окрестили ее соседи, разом вставшие на сторону дочерей и бывшей жены. С ним не здоровались теперь в лифте, отворачивали головы, встречаясь на улице. Ему было плевать. Он с нетерпением ждал окончания суда. Он лелеял мечту, что его родных, ставших ему неродными, вышвырнут из его квартиры. Вместо этого суд насчитал ему какие-то метры. Он был взбешен. И решил провести «границу». Она проходит теперь по квартире. Он строго следит за тем, чтобы никто не нарушал эту «святую линию».

Его бабища купает свои телеса в ванной, его ребенок кричит по ночам. А не его дети покупают чашки взамен разбитых «бдительным папой», обожающим уничтожать все, что обнаруживается им на его территории. А мать девочек часто сидит вечерами при выключенном свете, размышляя о том, стоило ли ей когда-то терпеть этого человека? Стоило ли иллюзорное «благополучие» того кошмара, в котором живет сейчас она с дочерьми? Дочери поддерживают мать. Они твердят ей, что это еще не конец. Что жизнь ее нельзя назвать «поломанной». Есть еще шанс. Она прекрасно выглядит. Плюс к тому - на нервной почве, наверное - она очень сильно похудела.

- Отца у нас нет, так что замуж выйдешь – и будет полная семья, - старшая говорит громко, чтобы он слышал.
Он ухмыляется по своему обыкновению. Усмехается. Но кто знает, долго ли ему еще осталось? Усмехаться…