Американский композитор Джон Соколофф: «Вы можете называть меня Ваней!»

Джон Соколофф ни разу не был на своей исторической Родине. Однако Россия будто сама тянется к нему: музыка этого композитора недавно стала визитной карточкой российской авиакомпании.

Джон не очень любит рассказывать о себе. А вот обо всем, что касается музыки, он готов говорить часами. Но кое-что о личной жизни знаменитого композитора мне все-таки удалось узнать.

– Скажите, Джон…

– Юлия, пожалуйста, зовите меня Ваней. Для своих близких и друзей я – Ваня. К тому же так написано и в моем паспорте. По-английски «Иван» произносится как «Айван» и это мне не особенно нравится.

– Скажите, Ваня, как давно Вы переехали в США? Вы так хорошо говорите по-русски!

– Вообще-то я родился в Америке. И в России ни разу не был. Мои предки покинули Родину в начале ХХ века. Mой отец родился во Франции, а мама – в Югославии. И вот в 1959 году иммигрировали в Америку. Я родился в Лос-Анджелесе. Мы с сестрой Натальей знаем русский язык с пеленок. У нас дома все говорили только на русском. В детстве мама ставила нам перед сном пластинки с музыкой русских композиторов. Мы читали русских классиков и ставили пьесы русских драматургов. Посещали русскую церковную школу по субботам.

– А кем Вы мечтали стать в детстве?

– Сначала футболистом, потом ветеринаром. Затем бизнесменом. Я даже закончил бизнес-школу. Но потом вдруг подумал, что заниматься бизнесом всю свою жизнь я не хочу. Я с 6 лет играл классическую музыку на фортепиано и уже начал писать музыку сам. В 17 лет я сочинил свою первую композицию. И виной тому была любовь. Помню, (улыбается) она была брюнеткой... Но девушка, в которую я был влюблен, оказалась равнодушна к моим стараниям. Ей нравился другой парень. Потом я написал много композиций. Ведь в мире не одна девушка… Так что к моменту создания группы, материала было предостаточно!


– А были ли у Вас Периоды отчаяния, когда Вам хотелось бросить музыку? Ведь Вы же не сразу стали популярны!

– Да, конечно, были времена отчаяния. Но бросить музыку, значит бросить жизнь... Ведь именно музыка спасает в такие времена. Но также очень трудно заниматься музыкой в такое время. Потому что настоящее творчество – это зеркало. А в зеркало иногда очень больно смотреть.

– Вы уже выпустили шесть альбомов. Один из них вы записали совсем недавно. Расскажите о нем.

– В течение 10 лет я жил в доме на Hartland Street. Это время стало целой эпохой в моей жизни. Это был маленький домик, который стоял позади другого дома, побольше. Там у меня был свой мир. Я занимался на фортепиано и ко мне приходили разные животные – кошки, опоссумы, еноты. Даже моя собака пришла ко мне именно там. Вечерами я этих зверей кормил. Они выстраивались в очередь за едой, стояли, спокойно ждали. А по утрам птицы прилетали и садились у окна, когда я начинал играть. На этой улице были очень милые соседи. Много у меня осталось добрых воспоминаний о той поре. Но была и боль. В это время я потерял друга. Он был гитаристом в моей группе. В 53 года он умер от рака. Это было в январе 2009 года. Умерли и некоторые из моих животных. Пришла пора переезжать. И вот после переезда на меня напала грусть и ностальгия по тому волшебному месту. Я очень скучал по нему. Мой новый альбом «Hartland Street Echoes» как раз и соткан из этих воспоминаний. Посвящен он и моему другу, который умер… И всем тем зверям, которые стали моими друзьями на Hartland Street...


– Судя по количеству пластинок, Вы стали очень популярны. Я знаю о том, что Вами даже заинтересовалась российская авиакомпания «Победа».

– Да, сотрудники компании сами меня нашли и предложили заключить контракт. Я согласился.

– Интересно, а какую бы композицию собственного сочинения Вы бы с радостью послушали в самолете? У Вас есть любимые?


– Вы спрашиваете, кто любимый ребенок? Любимая мелодия та, которую я слушаю в данный момент. И она не обязательно моя. Я слушаю и Рахманинова, и Чайковского, и Людмилу Зыкину, и Боба Дилана, и Виктора Цоя, и U-2.

– Бывало ли, что музыка спасала Вам жизнь?

– Уже три раза на этой неделе! (смеется).