Мама

Лариса любила своего сына. Нет, понятно, каждая мать любит своего ребенка, но Лариса очень любила сына. Таким, каким он был. Просто потому, что это – частичка ее самой. Ее ребенок.

Никита, сын, был наркоманом. Вернее, стал им в восемнадцать лет. На Чоколовке это обычное дело. Вот если кто-нибудь там становился нормальным человеком - это была новость! А наркоманом… Ну, еще один. Один из…

Но Лариса не последовала примеру многих мам этого райончика, просто вычеркнувших родное некогда существо из круга своего общения. А делалось это так. Сначала – неверие («Только не с ним! Только не со мной!»), потом – шок. Потом – уговоры и лечение. Потом – отчуждение. Конечный этап – «Иди-ка ты куда-нибудь… Подальше от моего дома».

И я понимаю таких матерей. Могу постараться понять, во всяком случае. Сначала из квартиры «уходят» деньги, потом – золото. Через определенное время остаются буквально голые стены. И тот, кто был тебе ранее сыном, угрожает всякими нехорошими вещами, если не найдешь ему денег на дозу… Ну что тут сделаешь? Сдашь своего ребенка в милицию? Большинство родителей «системных» наркоманов, с которыми я знаком, поступали следующим образом – просто выгоняли своих детей. И одному Богу известно, как им давалось это «просто»…

Никита лечился шесть раз! Лариса – известный в научных кругах человек. Она занимается проблемами магнетизма. Ее приглашают на симпозиумы в Лондон, Пекин, Париж. А сын у нее – наркоман. В «системе». То есть, ему надо вколоть дозу утром, днем, вечером. А денег где взять? Да у мамы украсть!

Не спасали замки на комнатах, не работали уговоры. Страшнее всего то, что не помогало лечение. Родственники уже давно не ходили к ним в гости, и на праздники приглашали только ее. Одну. Без сына.

Когда Никиту помещали в клинику пятый раз, Лариса решила – все. «Мне сорок лет, а я умираю вместе с ним. Я отдаю ему все. Но не вижу ничего впереди. Если не поможет – все». Она не знала, что «все», но была полна решимости разорвать этот замкнутый круг – «деньги-лечение-деньги».

Никита всегда, с детства, получал все, что нужно ребенку. И даже то, что ему не особо было нужно. Например, в тринадцать лет – японский мопед. В четырнадцать – редкую по тем временам роскошь – компьютер. К восемнадцати Лариса мечтала подарить сыну авто. А «подарок» сделал ей он… Подруги на работе, друзья, родственники, все сходились в одном: «Ты гробишь себя. У тебя впереди еще десятилетия счастливой жизни, а ты ложишься в могилу вместе с ним».

После выписки из клиники Никита держался три недели. Потом началось. Лариса посовещалась с родственниками. Те в один голос уговаривали: «Не губи свою жизнь!» Это навсегда. Это неизлечимо. Он убьет тебя когда-нибудь. Вам известно, что значит испытывать такой психологический прессинг со стороны близких людей?

Многие поддаются, многие соглашаются. «Я сделал все, что мог». Типичная отговорка в таких случаях. «Но как мне быть?» - спрашивала Лариса. «Сдай его! Пусть сидит. Там наркотики не так-то просто достать. Или выгони к чертовой матери. Ему двадцать лет, не пропадет!» Лариса согласилась, но решила попробовать еще один раз. Последний.

И отправила сына в христианский реабилитационный центр на три месяца. Плата за лечение, в отличие от платы за пребывание в предыдущих клиниках и центрах, в которых безуспешно лечился Никита, была мизерной. Не «мизерную» Лариса уже не потянула бы. Эти три месяца были для нее счастливыми месяцами покоя. Она знала, что сын не в притоне, что ночью у него не будет передозировки, что под утро она не обнаружит пропажи денег из единственного оставшегося целым тайника, оборудованного ею на балконе. Это был как будто отпуск. Чудесный и спокойный.

И как всякий отпуск, он быстро закончился. Раздался звонок. «Приезжайте. Забирайте». Сын был другим. И дело было не в том, что он набрал несколько килограммов веса, не в румянце на щеках. Другим было все.

Глаза, потухшие ранее, светились неподдельным счастьем. Это было счастье от встречи с матерью. Он обнял ее и произнес слова, которых она не слышала от него уже очень давно: «Здравствуй, мамочка!» Она плакала, прижимая к себе своего ребенка, и он, прижавшись к ней, едва сдерживал слезы…

Потом они гуляли по городу, наслаждаясь неповторимым запахом весны и цветущих каштанов, сопровождаемые многоголосием птиц и ласкаемые мягким прикосновением лучиков весеннего солнца. Вечером Никиту окликнули под парадным. Она сжала его руку чуть сильнее. Страх накатил волной, у нее закружилась голова. «Сынок…» «Не волнуйся. Все будет нормально», - улыбнулся он. Подошел к сидящим на лавочке парням, пожал руки. Они обменялись несколькими фразами. Слов Лариса не разобрала, но увидела, как у парней удивленно вытянулись лица. Никита попрощался и пошел к ней. «Все нормально. Я же говорил. И все теперь будет нормально», - последние слова он сказал как будто не для нее, а для себя…

Вчера они были у меня в гостях. Со времени приезда Никиты из центра прошло четыре года. Он женился, работает менеджером в компьютерной компании. А пришли они по весьма необычному поводу. Ларисе сделал предложение англичанин. Тоже, как и она, научный работник, с которым она познакомилась на симпозиуме год назад. И приглашает погостить у него «невесту» и Никиту с женой. Познакомиться поближе, так сказать.

И вот теперь они едут в Англию на время и просят меня взять к себе их собаку. Мой бультерьер не отличается злобностью по отношению к собакам, поэтому я не возражаю. И смотрю на сына, который искренне рад за мать и называет ее не иначе, как «мамочка». И смотрю на мать, которая боролась за сына до конца и получила то, что заслужила – счастье и покой в своей жизни. А тут еще и такой поворот! Удачи вам, мама. Вы ее достойны…