Эмансипация или Домострой?

В царской России женщины добились таких успехов в борьбе за свое равноправие, что революции осталось лишь законодательно эти достижения закрепить и тем самым… формально стереть все различия между полами, а фактически поставить женщину перед необходимостью нести двойную нагрузку: на работе и дома. Более того, в дореволюционной России сложился еще один уникальный тип женщины, которому рукоплескало общество тех времен: женщины-убийцы. 31 марта 1878 года в Петербурге судили Веру Засулич, за два месяца до того стрелявшую в упор в градоначальника. Засулич оправдали.

Три года спустя, 1 марта 1881 года убийством царя Александра Второго руководила София Перовская. Ни в одной стране мира не было такого количества женщин-революционерок, как в России. Женщины-комиссары, женщины-красноармейцы, женщины – чекисты… И все это происходило при неизменных издевательствах над «женским батальоном», который, якобы, оставался последней надеждой Временного правительства. «Спрятались за женскими юбками». А сами?

А сами, предоставив женщине на словах полное равноправие и неограниченные свободы, на самом деле строго ограничили сферу ее деятельности. Не по «горизонтали», а по «вертикали».

Самые малооплачивамые и в результате не престижные профессии оказались к семидесятым годам прошлого столетия почти полностью «женскими». Здравоохранение, просвещение, культура — все это стало «бабьим царством». Кроме, разумеется, руководящих постов, куда женщин допускали с большой неохотой и в порядке исключения.

«Равноправным» женщинам еще предстояло вовлечение в активную экономическую деятельность наравне с мужчинами (а во время и после войны — вместо них). Постоянное внушение идеи о том, что женщина, занятая только домом и хозяйством, — это «иждивенка и тунеядка», привело к тому, что неработающая женщина в СССР стала таким же раритетом, как работающая — в дореволюционной России.

Раскрепощенная и свободная от старых пут, вышедшая из тесных четырех стен и взошедшая на самые вершины общественной пирамиды, плотной государственной массой шагающая по утрам равноправно с мужчинами в цеха, лаборатории, на стройки и в учреждения, соперничающая с ними умом и даже мускулами, громкая, целеустремленная, активная, передовая, она, следовательно, должна быть и счастливой: ведь нет ни одного занятия, ни одного мужского подвига, которые бы остались для нее недостижимыми.

Что выиграло российское общество от того, что именно такая женщина стала его идеалом? Ровным счетом ничего. Во-первых, потому, что, вовлекая женщин в «активную трудовую деятельность», оно тем самым наносило удар по престижу семьи и материнства. Медали и ордена, которыми награждали «матерей-героинь», погоды не делали. Наоборот, женщины, получившие такое «признание» общества, вызывали в лучшем случае брезгливое недоумение: куда столько нарожала?

При существовавшей до недавнего еще времени жесткой системе распределения каждый «лишний» рот воспринимался как нежеланный нахлебник. Пока еще ребенок вырастет и начнет приносить пользу обществу! А сейчас его надо кормить, одевать, ухаживать за ним. К чему привело подобное отношение к «материнству и детству», каждый может сегодня убедиться самостоятельно: российских детей можно будет скоро заносить в Красную книгу, ибо рождаемость все падает и падает. Правда, уже по другим причинам, но о них чуть позже.

Может быть, общество выиграло от того, что женщина принесла с собой во властные структуры такие типично женские качества, как мудрость, терпимость, умение пойти на компромисс, неприятие «силовых» методов решения проблемы? Да ничего подобного!

Во-первых, во властных структурах женщина крайне редко попадала на те посты, где, собственно, и принимались основные решения. На протяжении всего советского периода в руководящие органы ЦК КПСС было избрано 193 человека, из них женщин... пять. Разумеется, они занимали привилегированное, элитарное положение, но более или менее значительной роли в определении стратегии и тактики партии (а следовательно, и судьбы страны) не играли.

Во-вторых, чтобы попасть, а тем более удержаться на вершине политического Олимпа и вообще сделать карьеру, женщина должна была прежде всего забыть о том, что она — женщина. Малейшее проявление женской «слабости» мгновенно фиксировалось и почти никогда не прощалось.

Переход к многопартийной системе, казалось бы, должен был существенно увеличить число женщин во властных структурах. На деле все произошло с точностью до наоборот. Тридцать процентов «командного состава», пусть и в среднем звене, гарантированное женщинам (как нацменьшинству? особому сословию?), сменились от силы пятью процентами в парламентах всех уровней. Да и эти пять процентов попали, например, в парламент России только потому, что в своих предвыборных программах основной упор делали не на политику и даже не на экономику, а на семью, детей и прочие действительно «общечеловеческие ценности».

Однако, став парламентариями, женщины не сумели — да и физически не могли — противопоставить мужским играм во власть и мужским же амбициям свою точку зрения. А посему избрали традиционный и куда более легкий путь — забыли о том, что они женщины, и мгновенно растворились в общедепутатской массе.

О том, что у безработицы в России женское лицо, не писал, пожалуй, только очень ленивый журналист. Но мало кто упоминал о том, что женщины оказались в положении наиболее уязвимых в основном потому, что прежний государственный строй сделал их неконкурентоспособными.

Женщинам полагался такой ассортимент льгот, обеспечить которые можно было только в условиях тоталитарного режима и централизованного распределения материальных и социальных благ. Никакой хозрасчет и никакое частное предприятие не в состоянии оплачивать сейчас все положенные женщинам компенсации и пособия: по беременности и родам, отпуск по ходу за ребенком до года, больничные листы по уходу за заболевшим ребенком. Проще и выгоднее взять на работу мужчину или одинокую, не имеющую семьи женщину. Хотя выгода эта сиюминутная, на более длительную перспективу можно с уверенностью прогнозировать дальнейшее снижение рождаемости и падение престижа семьи.

На этом фоне абсолютно естественно смотрится модный с недавних пор лозунг: «Женщин к домашнему очагу!» Хотя сам по себе этот призыв никакого положительного решения женской проблемы не представляет. Примерно треть женщин так называемого детородного возраста в России этого «очага» не имеет: они одиноки. Еще примерно треть — это матери-одиночки (разведенные или никогда не бывшие замужем). На какие средства такие женщины будут кормить и воспитывать своих детей — неизвестно, поэтому для них «возврат к домашнему очагу» звучит как злая насмешка. А оставшаяся треть – внешне благополучные семейные женщины.

Да и поздно уже давать «полный назад» и пытаться реанимировать семейные нормы и традиции, существовавшие в дореволюционной России. Поздно не потому, что произошли какие-то необратимые изменения в общественном сознании, а потому, что на какое-то время, если отказаться от работы женщин вне дома, возникнет колоссальный дефицит кадров в медицине, народном образовании, культуре, финансовых учреждениях. 60 процентов врачей — женщины, а если говорить о среднем и младшем медицинском персонале, то там прекрасный пол представлен почти ста процентами.

В сфере образования эти цифры выражаются так: 80 процентов учителей средних школ и 60 процентов преподавателей высших учебных заведений — женщины. Библиотекари и бухгалтеры — почти стопроцентно женщины.
Серьезно пострадает и наука, поскольку женщины в ней занимают ровно половину рабочих мест. Правда, такое соотношение сохраняется лишь на самой нижней ступени, то есть до защиты кандидатской диссертации. Дальше ученая «пирамида» начинает стремительно сужаться: на 100 мужчин—кандидатов всевозможных наук приходится 28 женщин, на 100 мужчин—докторов наук — 12 женщин, а что касается членов-корреспондентов и академиков, то там женщины — редчайшее исключение. За последние десять лет в члены-корреспонденты Российской академии наук не было избрано ни одной женщины.

Существует, пожалуй, только одна сфера деятельности, в которой нет «дискриминации по половому признаку», — искусство. Театр, кино и музыка.

Самое интересное заключается в том, что стоит только освободить женщину от навязываемого ей стереотипа, и положение стабилизируется само собой. Примером может служить Франция, где борьба женщин за равноправие была, пожалуй, острее, нежели в других европейских странах. Стоило только предложить женщине самой выбирать, какой образ жизни ее больше устраивает, как демографическое положение в стране стабилизировалось.

А всего-то и потребовалось ввести гарантированные государственные выплаты на каждого ребенка. Не «пособия», которые в России особенно в последнее время выглядят просто издевательством, а именно выплаты, на которые можно обеспечить ребенка всем необходимым. Рождаемость стабилизировалась, повысился уровень жизни в целом, женщин в парламенте — около 30 процентов, а одна из них была даже назначена премьер-министром. То есть государство поощряет рождение новых граждан, поскольку именно от них зависит будущее страны. Истина предельно банальная, но от этого она не перестает быть истиной.

Кстати, об уровне развития. В любом обществе — подчеркиваю, в любом! — женщины, условно говоря, делятся на три категории. Первая (достаточно малочисленная) — это те женщины, которые работу (или творчество) считают единственным для себя возможным способом самовыражения и, как правило, совершенно не заинтересованы ни в создании семьи, ни в рождении детей. Если им удается избежать брака, а особенно — материнства, они достигают больших высот в избранном ими деле.

Вторая категория (также не слишком многочисленная) — это женщины, у которых материнский инстинкт превалирует над всеми остальными ценностями. Они многодетные матери по призванию, а не по необходимости или недосмотру. Почему я особенно настаиваю на «призвании»? Потому что сейчас в России, к сожалению, появилось значительное число многодетных матерей «по недосмотру», а точнее — по невежеству. Это — алкоголички или наркоманки, женщины со сдвинутой психикой, которые, родив, совершенно не интересуются дальнейшей судьбой своих детей. Именно из их числа и формируется в основном когорта «детоубийц», которые просто выбрасывают новорожденных на помойку или в отхожее место.

А вот к третьей категории относится не менее 75 процентов всех женщин. У них материнский инстинкт и стремление создать семью не задавлены профессиональными амбициями, но стремления посвятить свою жизнь только семье и детям нет. Эти женщины имеют, как правило, столько детей, сколько «положено» в среднем, то есть одного — минимум и трех — максимум. Они разрываются между домом и работой, не в силах самостоятельно сделать окончательный выбор. Тут чрезвычайно много зависит от внешних обстоятельств — как моральных, так и материальных.

Допустим, если общество в данный момент культивирует образ «деловой женщины» или «фотомодели», то основное число женщин сначала попробует себя в этих ипостасях, а затем уже, в зависимости от результата, будет строить свою семейную жизнь. Кроме того, существует немалое количество женщин, которые по целому ряду причин не могут или не хотят ограничить свои интересы домом и семьей. К тому же всего-то три процента замужних женщин реально могут находиться на полном иждивении своих мужей.

В принципе, ничего странного или пугающего в этом нет. Страшно совсем другое. Специфика исторического развития России в качестве обязательного компонента предполагает приверженность к крайностям. Либо полное соответствие «общественному идеалу», либо жизнь не удалась. Существование одновременно двух моделей для подражания просто не предусмотрено. Следовательно, образ женщины — матери и хозяйки дома в лучшем случае оказывается на третьем месте — после «бизнесменши» и «фотомодели».

А поскольку современную, образованную, хорошо информированную женщину никакая сила на свете не заставит иметь ребенка, если сама она этого не хочет, то рождаемость будет продолжать падать и замедления этого процесса не предвидится. Около 90 процентов женщин предпочитает карьеру. Для сегодняшнего общества – это идеально. Для будущего – чистое самоубийство. Но кто и когда в России думал просто о будущем, а не о «светлом будущем»?

В общем, мир превалирующих мужских ценностей никак не может определить для женщины достойное место в этом мире. Женщина в нем становится влиятельной и авторитетной лишь тогда, когда ее вмешательство может спутать карты мужчин. Самый яркий пример — Комитет солдатских матерей в России. Единственная женская общественная организация, которая добивается (хотя и не всегда) абсолютно конкретных результатов: избавляет часть солдат от участия в бессмысленных войнах. Все остальные женские организации, партии и движения, как правило, просто сотрясают воздух, пытаясь доказать, что «женщина — тоже человек». Но если это надо доказывать, то о каком равноправии вообще может идти речь?

Ко всему прочему многим женщинам все больше и больше нравятся типично мужские роли. Как ни странно, но эти роли менее тяжелы, нежели типично женские. Кем лучше быть: снайпером или медсестрой? Кем престижнее быть: политиком или домохозяйкой? Кем выгоднее: коммерсантом или учительницей в начальной школе? Ряд таких вопросов можно продолжать до бесконечности, а ответ будет не совсем стандартным: в современных российских условиях основным и едва ли не единственным препятствием для реализации фактического равноправия мужчин и женщин являются... дети. Точнее, способность женщин вынашивать и рожать детей.

Но даже если допустить, что детей больше никто и никогда в стране рожать не будет, о равноправии все равно придется только мечтать. В основе «дискриминации по половому признаку» лежит кастовое отношение друг к другу. Мужчины тысячелетиями приучались смотреть на женщин, как на «низшее» существо. А женщины, в свою очередь, смотрят на мужчин снизу вверх, как бы извиняясь за свою «неполноценность», как бы пытаясь доказать, что она тоже...

А зачем и кому это надо доказывать?