Реквием Люцифера

Как появляется музыка? Откуда она приходит и куда исчезает? Этим утром Андрей проснулся под арию собственного сердца. Соло гибнущего Риголетто… Сердце пело отчаянно. И, наконец, забило гонг. Андрей лежал, не смея пошевелиться. «Существует такая степень страдания, когда боли уже не чувствуешь», - слова драматурга Сартра пришли к нему из подсознания.

Пьесу о «других людях», которые, как утверждал гениальный драматург, и есть тот Ад, коего напрасно боятся смертные… Эту пьесу Андрей смотрел вместе с Лизой. После спектакля они вышли на улицу… Андрей глубоко вдохнул, насладился ощущением свежего воздуха. И тут же закурил сигарету.

Лиза подхватила его под руку, заглянула в глаза по-детски, словно ребенок, которого нужно взять на руки: «Андрюша, я очень глупая, все думаю только об одном… Что за степень такая, когда боли нет. Ты знаешь, я теперь, наверное, часто буду об этом думать». «Не надо, - быстро отозвался Андрей, - такие думы плохо кончаются».

Но Лиза не успокаивалась:
- Нет, подожди… Вот смотри, в обмороке я боли не чувствую. Но я и не страдаю. А вот если… если у меня кризис и я не могу писать, я чувствую опустошение, безысходность… Но боли нет. Страдание без боли – это безысходная пустота. Когда сердце не чувствует, а жизнь продолжается как тупое существование. Без ощущения любви, без…

- И первого «без» достаточно, - вздохом прервал Андрей, - …философ ты мой. Если во мне нет любви, то и остального нет... Господь Бог не фраер - знал, что делал. Божественность мирозданья можно ощутить только через любовь. Остальное – вотчина Люцифера. Трудная роль… - он смачно прищелкнул языком, - Что делать, если вы любите Бога, но не пользуетесь взаимностью?

Лиза невольно рассмеялась: «Мне в детстве нравился Воланд… Влюблена была. А ты Люцифера играл?»

- На сцене однажды, а по жизни… так завсегда. Особливо в детские годы чудесные, - Андрей машинально промурлыкал гимн всех советских школ. И продолжил с нарочитым грузинским акцентом, - У нас во дворе жила такая жэнщина, да… У-у, бабки ахали «шалава», пацаны смотрели вслед. Говорили, что она валютная. Ну ты понимаешь… А я тогда еще не понимал. Я был неправильный ребенок. Знал, что шалава слово ругательное, но за что ругаю-у-ть… В общем, маленький я был, а мальчишки постарше… такое плели об этой женщине, что я озверел. Характер-то никуда не денешь. Как-то раз полез в драку… Получил соответственно - по самое не балуйся. И еще больше озверел.

Однажды, когда эти умники опять принялись грязь всякую о ней лепить… Один ее голой видел на балконе, второй – иди врать! – с ней имел, пардон, оральный секс… Видно, от слова орать. Короче, там прут металлический валялся… крепенький такой прутик. Ну… я схватил его – от злости-то силушка прорезалась - и со всей дури на этих… козодоев. В общем, милая, с тех пор меня прозвали чертом.

А Она… Она вдруг исчезла. Потом узнал, что вышла замуж. И муж ее обычный инженер. Не валютная она была, просто красивая… очень. Двадцать лет спустя случаем заехал к отцу. Обедать звали… Коня на сигналку поставил, иду к подъезду. И вдруг, ты представляешь, женщина неопределенного возраста близкого к преклонному. «Здравствуй, Андрюша», - и улыбается. А ее, хоть умри, не помню. Но тоже улыбаюсь: «Здрасте-здрасте»…

Это была она… Меня как обухом по голове. Столько думал об этой женщине, столько мечтал, как отвез бы ее на красивой машине в дорогой ресторан. Прости, милая… Я ей даже мелодию посвятил. Унылую такую, о несостоявшейся любви. И назвал загадочно «Реквием Люцифера». Когда я принес этот шедевр преподу в музыкалке, он посмотрел внимательно. И сказал ласково-ласково: «Андрюша, ВОТ ТАК делать не нужно… Вы талантливый мальчик, если по-другому не можете… Идите-ка вы в театральное. Там вам найдется применение».

Знаешь, я хотел всё сразу – и убить его, и умереть сам. Но промолчал. Я был весь в себе и не понимал, почему «так не нужно». Я считал себя композитором! Вены пытался резать. Вот когда понимаешь, что смерть – единственный путь к жизни. Если бы учитель меня не убил, сделал бы я в своей жизни хоть что-нибудь стоящее… Вопрос. Если человек упивается собой, он превращается в ноль… Меня еще можно было остановить – я был мальчишкой. Но больно было… у-у, адски.

Когда я лабал свой реквием в Парижах… перед глазами все еще стоял препод из музыкалки. Реквием я переписал, но он об этом не узнал. А мне так хотелось, чтобы узнал… Хотелось, даже больше, чем отвести в ресторан ту женщину из детства…

Но на машине я ее все-таки подвез. «Андрюша, мы разошлись во времени», - она сказала это так грустно. И вот в этот момент… когда она так сказала, я ощутил то же, что героиня Сартра. Степень страдания, когда боли не чувствуешь. Что-то страдало во мне… Но я уже не мог ощутить эту женщину, я ушел от нее как от детства. И уже не мог написать о ней мелодию. Реквием был отыгран…

Андрей распахнул дверцу автомобиля: «Кутить, миледи, или домой?» Лиза посмотрела на него со странной грустью: «Домой, Андрюша, мы итак нарушили режим… Доктор сказал, тебе в десять нужно быть в постели». Андрей нервно передернулся: «Хватит! Хватит с меня докторов… Сколько это может продолжаться?! Я месяц ложился в десять, а теперь я жить хочу».

Он включил зажигание. И Москва замелькала в ритме мелодии. По радио звучала группа «Секрет»:
- …газ до отказа – а там поглядим. И кто его знает, где шаг через край. Газ до отказа – одной ногой в рай.

«Одной ногой в рай», - смыcл этого изречения он постиг лишь утром. Сердце то билось в отчаянии, то замирало… Вспомнилось, что он обещал присутствовать на каком-то чрезвычайном совещании, где будут обсуждаться вопросы финансовой важности. А именно: на чем можно сделать деньги и можно ли на этом.

- Нет, - провозгласил Андрей. И швырнул кассету по столу… Песни были вульгарны по сути. А исполнение певицы звучало молотком по нервам человека, наделенного музыкальным слухом. На фотографиях же, представленных в портфолио, красовалась полуодетая нимфетка, раскрашенная точно кукла.

«Сколько ей лет?» - бросил Андрей. «Тринадцать», - улыбнулся автор «перспективного предложения». И по выражению его лица… Андрей догадался, что автор уже опробовал свою перспективу со всех конструктивных сторон. «Нет, - устало повторил Андрей и невольно поморщился. – В любом случае я не слышал ее живьем… И говорить буду только с самой артисткой. И ее родителями».

Мысль о родителях автору не понравилась. Лицо его пошло пятнами. «Андрей Александрович, девочка хорошая… Она и по-французски может запеть». «Как вы сказали?! По-французски?…» – всплеском повторил Андрей. И тут - словно вспышка изнутри – у него начался приступ гомерического хохота. Он хохотал, бесконечно повторяя сквозь смех «по-французски». Смех оборвался на полуслове… Глаза застлала пелена. Сделалось душно и зябко разом. Он нервно вцепился в отвороты летнего пальто.

В Москве было знойно, но Андрея порой знобило в жару… Пиджаки он любил в рамках приличий, а вне рамок - что-то поуютнее… Чтобы закутаться. И сейчас он кутался и шептал одними губами: «Лиза…» И словно облака в замедленном кино над ним проплывали чужие возгласы: «…плохо! принесите воды… позовите врача!…» Он сделал глоток из стакана, даже не понимая, что ему принесли. И шепотом проговорил: «Врача не нужно. Ребятки, отвезите меня домой».

По пути ему снова вспомнился Сартр. «…такая степень страдания, когда боли не чувствуешь». Андрей ее не чувствовал… Не чувствовал! Вот уже второй месяц, как музыка оставила его… Мелодии больше не появлялись.

Когда Лиза шла по коридору, Андрей следил за ее походкой… и пытался вспомнить мелодию, которую положил на эти шаги. Но не мог. Он не мог даже вспомнить… Как это Лиза сказала: «Смерть – когда я не могу писать»…

Или не так?… Быть может, он перевел ее слова на свой язык. Андрей перестал различать языки, он настолько сросся с этой женщиной, что порой… заканчивал фразу, когда она начинала говорить. И, казалось, знал, что она подумает, что скажет в каждой ситуации… Он видел что-то, например, новое кафе на Дмитровке, возле которого зазывалы распевают песни… Видел и тотчас представлял Лизу, как она среагирует, как засмеется, что скажет… Казалось, не было жизни до Лизы. Лиза – это и есть жизнь.

А что если жизнь закончится? Смерть любит приходить незванной. Ты полон любви, надежд, планов… Но она приходит и забирает. Сперва музыку, затем жизнь. Сердце вновь нервозно забилось. «Может, ты хочешь остановиться?» - Андрей тускло улыбнулся. Но сердце промолчало в ответ. Тогда он обратился к шоферу: «Останови… возле ювелирного».

Лизы дома не было… Андрей положил на туалетный столик коробочку с золотым ожерельем. И набрал заветный номер: «Салют! Ты где?» Лиза ответила не сразу. Голос мужа показался странным, к тому же Андрей любил не всех ее знакомых…

«У Лены… - проговорила она с расстановкой, - мы пьем чай. Вот вошли в интернет… Косметику смотрим. Все они врут, Андрюшенька, что цены здесь ниже. Я вчера такую же тушь по той же цене видела… В общем, это ерунда. Обещала Ленке показать журнал, где кое-что из моего висит. Она думала, там вход платный, а когда узнала, что нет – так обрадовалась!»

«Ну радуйтесь, - вздохнул Андрей и, положив трубку, проворчал, - Интернет!» Виртуальную среду Андрей Александрович не жаловали. Информацию там получить – понятно. Но чтобы висеть и дурью маяться… «Люди общаться разучились, - ворчал он между делом, - И читать тоже».

Лиза писала с детства… Андрей пробовал в юности. Она проснулась однажды среди ночи – ей было лет 5 – и огласила решение: «Мама, я стану писательницей». Андрей вскочил как-то утром – ему было 4 года – и сообщил: «Мама, я слышал звуки… они как песенка. Я хочу ее записать».

Он утопал в книгах… И на страницах «Капитана Блада» ему слышались мелодии сражений. Она обитала в музыке… И под звуки тарантеллы ей грезились тайны иных миров и времен, сплетенные в фантасмагорию сюжета. Она чувствовала мелодию, он ощущал слово. Она наигрывала романсы и напевала тихо в уединении. Он тайком делал записи в тетрадь, выплескиваясь в буквах, как в нотах.

Они были не схожи… В манере держаться и говорить, в образе мыслей и способе их выражения. И лишь в чувстве они сливались в одно. «Ты очень необычно чувствуешь», - говорили люди, читая рассказы Лизы. «Ты необычно чувствуешь», - повторяли они, слушая музыку Андрея.

И это «необычно» порой приводило неопытный взгляд и слух к казусам. Однажды, по завершении некоего официального мероприятия, к Андрею подошел старый знакомый и с искренней улыбкой произнес: «Поздравляю, потрясающую речь тебе Лизка написала. Искрометную…» Андрей так и обомлел. Подумал, что Лиза, пожалуй бы рассердилась… И хотел сказать, что и сам способен излагать мысли и не лишен «искры», а жена искрится иначе – у нее, мол, вечный огонь. Пламя на десятки толстых книг, а у самого Андрея – нотный водопад. Хотел сказать, но… вдруг расхохотался. «Да, она пишет мне тарантеллы, а я ей романы. Но об этом - никому».

Андрей любил снимать с полки «тарантеллы» жены, разглядывать. И ставить обратно. Тексты он, кажется, уже знал наизусть… Пропитался ее языком. И даже влюбился сначала в тексты, затем в фото и, наконец, в саму Лизу. Трехступенчатая любовь с первого взгляда… Но зачем смотреть на Лизу в Интернете, когда она есть в обычных журналах. Андрей Интернета не понимал… Хотя посылал Лизе любовные письма на «мэйл».

- И все равно там читать неудобно, - ворчал он без устали, - я пробовал Селинджера – фигня. Просто голова болит. Невозможно с компьютера читать литературу.
- А мне интересно! – Лиза его только подначивала. – Ты старенький… немножко. Не понимаешь. Сейчас это модно. Знакомства по интернету, покупки по интернету… Чтение в интернете. Нужно пробовать то, что интересно людям…

- Ага, - фыркнул Андрей, - «Мир – как супермаркет». Точь-в-точь по Уэльбеку. Я не собираюсь (!) заниматься любовью в интеренте. И творить музыку на компьютере. Комп предназначен, чтобы, например, писать книги…
- Но когда-то их писали от руки, - улыбнулась Лиза.

В ответ следовало продолжительное «ф-ррр». Однажды Андрей пролистал очередной глянцевый журнал, рассчитанный на аудиторию обеспеченных людей. Ощутил мучительную тоску. И заключил: «Я для них слишком беден!»

Журнал повествовал об аукционах и роскошных отелях, о том, во что одеться и где поужинать. Словом, был забит полезной информацией. Например, о детской ветровке, которую можно купить за шестьсот долларов… и через шесть месяцев выбросить. Потому что дети имеют привычку расти… не по годам, а по месяцам.

И где-то среди этих «привычек» скрывались истории Лизы о людях и судьбах. Андрей читал и выносил. Либо суровый вердикт «Хорошо!» - и далее по существу вопроса. Либо себя из комнаты. Если Андрей не выразил эмоций сразу, Лиза уже знала - материал был «хорошо сработан». Но без проникновения «в тонкие планы». В общем, на заказ. Вы качественно сделали свою работу. И вернемся к ветровке – «Почему я должен покупать ее за шестьсот баксов, когда сын порвет ее назавтра?!»

«Ты не должен», - смеялась Лиза. Но ветровки, платья, крема, аукционы, цены на недвижимость Андрея утомили. Он постановил: «Давай свой вирт. Там я еще не был». Он вошел, но ничего не понял. Первый вопрос: «Зачем в конце список какой-то ерунды». «Это не список, - Лиза расхохоталась, - это отзывы. Их оставляют после материала». Андрей опять не понял: «Зачем?» Лиза задумалась: «Ну… чтобы было интереснее. Тебя хвалят или обругивают. А ты возмущаешься! Или не очень».

Андрей взглянул искоса: «И я тоже могу… отзываться?» Лиза только хмыкнула: «Не-ет, Андрюшенька, что ты! Там выпущен закон: персонально Андрею запрещается оставлять свои перлы в Интернете. В противном случае он обязуется купить ветровку за 600 баксов!»

Андрей Александрович насупились и проворчали нечто нечленораздельное. Они были обижены. Подсунули им, мол, ерунду какую-то и еще смеются. «Андрюшенька, - ласково проворковала Лиза, - только, пожалуйста, не комментируйте там… Что я вашу белую рубашку нечаянно положила в стиральную машинку… вместе с голубым бельем. Все ваши мысли по этому случаю мне уже известны в деталях».

Андрей хитро ухмыльнулся. И промолчал. Что было у него на уме, известно только черту… И сейчас, когда жена сидела у «чертовой Ленки», а чертово сердце поднимало бунт… Черт вдруг решил передать Андрею это «на уме» в расшифрованном виде.

Андрей Александрович сидели один… даже настроение оставило их. В рассеянности они включили компьютер, скользнули мышкой по ссылкам… Припомнилось, что милая собиралась показать Ленке свои «висячие» творения. Вернее журнал, где они зависли. Андрею вдруг захотелось пошутить. Или хотя бы… поговорить с кем-то. При этом ни с кем не разговаривая.

Журнал для этого - место не самое подходящее. Но более всего Андрею хотелось поговорить с женой... А жена была в «вирте» с подружкой. Андрей ткнул мышкой наугад. Статья называлась нестандартно – женским именем. Карина. И под ней была обозначена цифра – количество комментариев. Цифра была значительной. Андрей лениво скользнул дальше по названиям, но… Что-то его удержало. И бросило в объятья Карины.

Это была история какой-то девочки, которой с детства нравилось заниматься сексом с мальчиками, а последние воспринимали ее как игрушку. Андрей прочел почти равнодушно. Отметил туманность мысли, неясность трактовки… Ему не понравилось, но не затронуло всерьез. Вспомнилась только «маленькая девочка - певичка», которую ему предлагали для «раскрутки». И подумалось вновь, где глаза у родителей таких девочек… Автор об этом умалчивал.

Но самое интересное началось после статьи… Широко открытыми глазами Андрей въедался в текст. И даже ощущал некоторое напряжение: между читателями и автором статьи происходил диалог. Порой жесткий, доходящий до реплик оскорбительного тона. Автор реагировал на выпады болезненно. И… Андрей еще не мог объяснить, что за смешанное чувство рождалось у него внутри.

С одной стороны, он уже более-менее привык к виртуальной среде. И сам иногда сердился и срывался, если люди-невидимки грубо обращались к авторам. «Вы же видите его работу, а он не видит и не знает вас. Почему вы позволяете себе… непозволительное?» - Андрей до сих пор удивлялся. Но, с другой стороны, он видел реплики автора, вступившего в диалог. И реплики эти Андрею не нравились. И чем больше автор отстаивал свой талант, тем менее приятно было его читать. «Интернет странная штука… И все здесь так серьезны», - подумал Андрей.

И вдруг ему бросились в глаза две невинные реплики. В одной из них автор упоминал, что назвал настоящее имя женщины-героини одной из своих историй – пытался убедить читателей, что он не выдумщик. «А хоть бы и выдумщик, - недоуменно хмыкнул Андрей, - лишь бы талантливый. Жизнь и ее истории не только снаружи, но и внутри нас. И внутри их много больше». Но вот то, что выдумщик назвал имя, показалось Андрею слишком веским аргументом против автора. И дальше можно не спорить…

Но дальше в репликах он заметил оскорбления в адрес совершенно неизвестных людей. И показалось, намеками выпады в сторону Лизы. И ее работ. Андрей передернулся. «Что за дикость!» - он был все же не готов к виртуальной среде. Он отошел от компьютера. Сердце продолжало свои шаловливые игры… А за окном кипело московское лето. «Что ж ты бьешься?» - обратился Андрей к сердцу. Сердце по-прежнему оставалось безответным. Ему, сердцу, не нужно было доказывать свои таланты…

Андрей набрал номер Лизы: «Ты читала?» Лиза удивилась: «Не помню, а кто это?» Андрей отмахнулся: «Да так, неважно, просто осадок остался. Смешно даже». Лиза вдруг насторожилась: «Ты хорошо себя чувствуешь? Я уже скоро». Андрей помедлил и вдруг выдохнул: «Плохо. Я чувствую себя плохо. Бога ради, возвращайся домой». Лиза всерьез испугалась: «Плохо чувствуешь? Что случилось?! Приляг, отдохни, я еду».

Андрей послушно лег, но сна не было. И показалось, теперь его не будет никогда. В голове странный шум. Шум, который не слышен. Но осязаем.

«Давление что ли?» Клонит в сон. Но сна нет… Он вновь вернулся к компьютеру. И хотя логическая сторона его личности говорила, что не стоит «Карина» того, чтобы ее критиковать. Сторона эмоциональная в то же время требовала исхода, высвобождения… «Я вам покажу, что значит критика».

Он приступил… И забыл о нервном сердце. Увлекся собственной игрой и даже развеселился. «Же ву при, как говорила моя бабушка, что означало, куда вы прете», - усмехнулся он, взглянув в зеркало. И поставил под игрой подпись – «Люцифер». Опус, раскладывающий по полочкам недостатки рецензируемого произведения, был готов. И Андрей сам не мог понять, откуда что взялось. Откуда взялась мысль, откуда ирония. Видно от сердца. Его шалости выплеснулись в тексте.

Лиза нашла мужа в приподнятом состоянии духа. Андрей сидел в кресле, слушал музыку, пил «Мартини»… Лиза опустилась около его ног, посмотрела внимательно: «Скажите мне, что вы натворили? У вас вид ребенка, который подшутил над злой учительницей». Андрей вскинул бровь: «Еще хуже, у меня раздвоение личности – во мне проснулся черт!» Лиза только вздохнула: «О боже…»

Андрей почувствовал себя «совершенно замечательно». И наотрез отказался ложиться в десять, по крайней мере вечера. Возбужденный разум требовал продолжения банкета. Он увлек Лизу в ночной клуб. Там сегодня поют «отличные ребята». И ужинают неприятные типы…

Там был он – тот самый, кому днем Андрей «отказал в альбоме». Он был в клубе вместе с девушкой… Той самой девушкой-певицей тринадцати лет. Андрей смотрел на эту юную разряженную куклу, накрашенную точно проститутка. И рассеянно вспоминал, что недавно отрецензировал рассказ о том, как такая вот девочка стала к двадцати годам любовницей крупного чиновника. Ездила на дорогой иномарке, покупала многокомнатные квартиры… и из окна показывала язычок тем, с кем прежде предавалась любовным утехам.

Припомнилось еще, что сам Андрей как раз лет в тринадцать кинулся с металлическим прутом на старшеклассников, злословивших о взрослой даме его сердца. А эдак около двадцати потерял сознание в кафе, где подрабатывал тапером. Вероятно, от простуды… На теплое пальто денег не хватало, да и ботинки подтекали. Впрочем, врачи утверждали, что все его болезни от нервов. А Лиза… Лиза в тринадцать читала Дюма и сторонилась дядь с сальными глазками. А в двадцать училась «на большого человека» и не находила среди сокурсников принца. В двадцать три она взглянула на Андрея с трепетом: «Вы меня любите, любите?» Он сжал ее руку, как птенца, осторожно. И поразился, что прежде влюбился в страстные рассказы этих невинных глаз.

Теперь же за столиком напротив сидела нимфетка и смотрела с вызовом: «Тебе дать?» И Андрею хотелось цыкнуть: «Это тебе нужно дать… подзатыльник». Его взрослая жена выглядела девочкой на фоне этого «прожженного» ребенка. И в душе Андрея, где долгое время царила тишина, вдруг начала закипать нервно-колкая мелодия.

«Карина… - прошептал он, - Бог мой, везет мне сегодня на малолеток». Лиза посмотрела вопросительно. «Да ничего», - Андрей отмахнулся. Но рано… Неприятный тип уже спешил к их столику. «Андрей Александрович, вам уже лучше? Мое почтение, Елизавета Алексеевна, как отдыхается?.. Ребята, смотрю, закончили выступление. Катенька может вас повеселить… Спеть в живую». Андрей взбеленился: «Да иди ты! К богу в рай. Не умеет петь твоя Катенька! У нее одно место поет, и это не голос!» Лиза ахнула: «Андрей…»

Он поднялся из-за стола. Самочувствие было неважное. Хотелось попросить жену: «Сердце... Боюсь, что остановится. Уведи меня домой». Но он не смел. И обратился к спутнику Катеньки: «Слушай, умник, за сколько ее продали родители? Ты заплатил ее предкам, или они еще не в курсе?»

Лицо оппонента как и прежде днем вдруг сделалось пятнистым – из красного в желтый.

«По какому праву вы…» - начал он дрожащим голосом. Андрей обрезал: «Права будешь у прокурора качать! Отцепись от меня. Я сказал тебе, не будет она на сцене задом крутить. Отвези ее лучше домой, ей в школу завтра… А то не доживет она у тебя при таких загулах до тачки с обнуленными номерами и хаты в сто комнат. Ты ей лучше хату экстерном купи».

Андрей выдохнул и добавил, обращаясь к жене: «Пошли отсюда». Лиза ошарашено посмотрела на мужа. Почему он так кричит… Она полноценно не понимала, о чем кричит. Но само явление – Андрей, который шумит посреди ресторана – казалось ей странным сном.

Спутник молоденькой певички вновь изменился в лице. И не в лучшую сторону. «Вы можете об этом пожалеть, Андрей Александрович. Стоит ли нам так… ссориться?» Андрей всплеснул руками и залпом расхохотался: «Угрозы, бог мой, ну как я люблю угрозы!» Он рывком схватил оппонента за отвороты пиджака и прорычал: «Я тебе уши бантом завяжу, я же просил, отстань от меня. Не груби. Будь хорошим мальчиком, отвези девочку домой».

Лиза посмотрела на мужа, перевела взгляд на того, кого он ухватил. И зло прошипела: «Прекратите… » Больше она не сказала ничего. Только глянула мельком на тринадцатилетнюю куколку, посасывавшую коктейль через трубочку. Она, казалось, чувствовала себя прекрасно… И вовсе не сознавала себя причиной скандала.

Едко горькая ирония вдруг сорвалась с губ:
- Андрюша, может нам удочерить ее… Купим ей ветровку за шестьсот баксов. По-моему, это ее мечта – никчемная вещь по безумной цене. Она и себя так воспринимает. Только вот кто ее этому научил?

Спутник Катеньки вдруг смутился. В присутствии женщины, державшейся как неприступная крепость, устыдился вдруг за свою куколку, которая сосет коктейль, как соску. А завтра может стать чужой куколкой. Но сосать – будет столь же индифферентно. Смутился. И принялся разъяснять «Елизавете Алексеевне», что желает ее супругу только здоровья, а девочке – счастья. Что родители Катеньки все знают… Они люди небогатые. И девочке будущее не обеспечат. А он – ее спутник – сделает всё. И тут, кажется, имеют место чувства…

- Андрюша, - Лиза скривила губы, - ты зря волновался. Это «Лолита»! Медицина бессильна, и мы тоже. Идем домой.

Дома Андрей опять не смог заснуть. Шумело в голове. Как и прежде, осязаемый, но неслышный шум. Голова кажется кубическим ромбом. Мучительное желание заснуть спотыкается об осознание собственного бессилия.

Родители продали маленькую девочку взрослому дяде. И что можно сделать? Поставить в известность прокурора и «переселить» девчонку в интернат? Откуда она сбежит… с этим или другим дядей. Что за дикость, что за жизнь?! Андрей пил успокоительное, но тщетно. Снотворного не было, к тому же оно вселяло страх. Андрей боялся сильнодействующих средств. И после их приема уже не мог засыпать естественным путем.

Он зашел в кабинет, включил компьютер и собрался проиграть умной машине в преферанс. Выиграть не удавалось… И игра затягивала. Вдруг голос жены, она говорила негромко из соседней комнаты, но Андрей услышал.

- Вадим, извини, что поздно, у Андрея опять неприятности со сном. Что-то с ним совсем… не так. Подскажи мне что-нибудь, - она звонила врачу. И Андрей ощутил себя мерзко, как инвалид распоследней группы. Он выскочил в коридор и воскликнул: «Лиза! Не дергай знакомых посреди ночи, я еще не умира-аю!»

Вернулся в кабинет и запер дверь на ключ. Лиза стучала, просила, устала. «Я занят, лягу в кабинете!» - был ответ. О да, он был занят… Он вернулся к истокам. Неодолимая сила бессонницы завлекла его опять в Интернет. А что же отписал нам автор, который так любит отвечать своему уважаемому читателю. И автор отписал…

Андрей зачем-то бросил ему возмутительное - «вы – не писатель». Рецензент и сам не помнил зачем высказался столь откровенно… Очевидно у него болела голова, к тому же сам он писателем не был категорически. И не задумывался, что кого-то такое «правдарубство» может довести до степени крайнего волнения. Вот если бы кто-то воскликнул - «вы не композитор!» Впрочем, теперь на Андрея не подействовало бы и это. В том, кто он есть, Андрей был уверен. И доказывать свое место в этой жизни никому не собирался. Но оскорбленный автор тем временем еще стоял у доски с теоремой на устах…

И доказательством он выбрал жену оппонента. Минут десять последний потратил на восстановление памяти… Он забыл все, что написал этому незнакомому человеку, статья которого вдохновила его на подвиги в прозе. Вспомнил – искренне удивился себе. Собрался рассмеяться… Но… юмор его безвременно покинул.

Автор перешел на личности. И начал с жены своего «оскорбителя». Защищая собственные труды, он пытался доказать миру ряд принципиально важных для оценки его творчества вопросов. Например, что Андрей не был в городе Монте-Карло, а вместо этого писал отзывы под материалами Лизы. Причем желательно все и под разными именами.

В первый момент это странное по серьезности звучания «обвинение» вызвало у Андрея легкий шок. Он даже подумал, грешным делом, что столкнулся с человеком душевно не вполне здоровым. Сам Андрей прежде не задавался вопросом: кто скрывается под маской отзыва. Но автор задавался… И утверждал. А ведь не зря «на воре шапка горит»… Подумалось вдруг, будто иные абсурдные странности, что стали возникать в откликах на материалы его Лизы, работа именно этого пера. Впрочем, Андрей не мог делать подобные заявления. «Лукавая штука интернет… Словно сам черт привел меня на страницу этого гения».

Автор был серьезен. И нападал на женщину, которая к его обидам отношение имела приблизительное – находилась вблизи обидчика. Андрей вышел из себя… И решил пока не возвращаться. «Лиз, ты посмотри, что он лабает…» - машинально проронил он. Жены рядом не было. Но вызов был брошен. Дуэль.

Обнаружив следующим днем очередной ответ своего противника, Андрей уже не удивился. Ему сделалось смешно и обидно… Смешно пикироваться в женском журнале с парнем неизвестного возраста. И обидно, что парень этот в Минске, а сам Андрей в Москве. В тот момент его охватило страстное желание оказаться в Минске и разукрасить «наглецу» лицо. Без свидетелей.

«По факту мелкий мерзавец, - бесновался Андрей, - ну я его обложил… культурно и по сути. А он на женщину переключился. И давай, и давай… Любопытно, а если я ему фейс возьмусь надраить, он так же будет пытаться жене в лицо через мое плечо плюнуть… Не выйдет – плечо выше. Зачем он вообще начал мне отвечать?!»

Вопросом «зачем я пошел на контакт с этим человеком» Андрей не задавался. Ответы были слишком скучны. Он читал пассажи противника и изумленно моргал. То начинал подхихикивать, то вдруг жутко раздражался.

- Что ты делаешь, Андрюша? – подошла Лиза и посмотрела с подозрением.
- Развлекаюсь! – фыркнул Андрей.

Лиза поставила на стол чашку чая. И оставила мужа наедине с развлечением. Но Андрей уже устал… Ему надоело «выслушивать» комплименты в прозе. Он и так узнал много новых для себя понятий. Оппонент без предупреждения перешел в лобовую атаку. И поведал, что Монте-Карло – это «галимый понт». А то, что раньше называли простым и понятным сочетанием «руки пианиста», - «узловатые пальцы» представителя низкопробной богемы.

- Сумасшедший дом, - подытожил Андрей. «Аргументы» противника были неубедительны. Андрей так и не поверил, что перед ним Писатель. Но лишний раз убедился, что Сартр – гений. «Ад – это другие люди», - сказал он однажды. И добавить здесь нечего. Люди боятся ада после смерти, меж тем страхи их непонятны… Поскольку для создания Ада не нужен Люцифер. Обитатели планеты Земля сами справляются с этой задачей еще при жизни.

Андрей зашел в спальню, встал перед зеркалом и внимательно вгляделся в свое отражение… Как будто человек и человек. С лицом не лишенным привлекательности. Но внутри происходит что-то самому ему неведомое. Что заставило это, не лишенное привлекательности лицо заглянуть в Интернет и начать интеллектуальную беседу «о прекрасном» с посторонним человеком, который к столь возвышенным беседам был явно не расположен? Если только вы не назовете «прекрасным» его творение. И что заставило этого человека отвечать странными оскорблениями?

- Лиз… - рассеянно проговорил Андрей. - Ты знаешь, по-моему, в Интернете люди немного сходят с ума… Во мне не заметны признаки душевной болезни?
- Заметны, - она тут же согласилась. - Может, ты, наконец, объяснишь, что случилось?
- Долго. И скучно, - он закутался в одеяло и всерьез собрался заснуть.

Компьютер в кабинете остался включен, сеть «он-лайн» на странице виртуального журнала… Лиза присела, скользнула взглядом по строчкам. И прочла все от статьи до самого последнего комментария к ней. «Боже мой…» - это вырвалось невольно. И больше не было слов.

В этот миг она услышала звуки, те необычные, волшебные звуки, которые, уже казалось, никогда не возникнут в их доме. Это была музыка…

Андрей сидел за роялем в гостиной. Пальцы его колдовали над клавишами. И зарождалась магия… Точно завороженная, Лиза пошла на зов мелодии. Андрей останавливался, набрасывал какие-то крючки на веточки нотной бумаги. И вновь утопал в своей звуковой фантазии…

- Боже мой, - Лиза осела в кресло. – И кого же нам благодарить? Автора виртуальной «Карины»? Или его читателей…
- Давай поблагодарим, - Андрей рассеянно улыбнулся, - давай поблагодарим Сартра. Ада больше нет…

Сердце Андрея продолжало играть жесткие фуги. Лиза прикрывала этого сердитого «пианиста» рукой и шепотом считала облака в чистом небе. «Пианист» согрелся и погрузился в покой. Андрей уснул на сотом облаке. А Лиза подумала, что наконец поняла, как создается музыка… Так же, как и картина, рукопись, любое произведение… Это странно болезненный процесс. Стриптиз по нотам. Где душа раздевается, сердце танцует, а ноты исполняют партию рук. Но нет среди земных произведений ни одного дороже сердца.

Утром за завтраком Андрей признался:
- Бог мой, знала бы ты, что мне приснилось… Санкт-Петербург. Год революции. На площади какой-то веселый пролетарий грозит мне ножом, а я бросаю в него гроздью ягод. Ему хочется ягод, и он снова грозит, чтобы я бросил…
- А тебе лишь бы бросить, – нежно передразнила Лиза, - Нашел себе занятие – дам от хулиганов в Интернете защищать. Как дитя играющее. Ты зачем начал с ним разговаривать?

- Я слышу голос своего разума! - смехом отозвался Андрей. – Но тогда я его не слышал. Во-первых, этот гений грубил людям. Во-вторых, тебе. Он заявлял себя писателем. И упивался собой. А писатель - это метущаяся душа, а не шершавое перо. И я снова схватился за прут… машинально.

Но если заглянуть в подсознание… все еще хуже. Я нестерпимо хотел поговорить с тобой. И не мог вымолвить и слова. А он… начал мне любезно отвечать.

Андрей вернулся к своему роялю, внес коррективы в загадочное сплетение нотных крючков. И выбросил в мир свое новое дитя. Лиза с хитрой улыбкой подошла к зеркалу и губной помадой начертала комментарий: «Умопомрачительно! Дайте финал, маэстро».

…финал явился под ликом мистического соавтора. Той ночью Лизе привиделся черный берет, украшенный перламутром. Точно снаряд он вырвался из сумочки Лизы и чертовым колесом полетел по вагону поезда, следовавшего курсом в никуда. «Шапка Люцифера, - догадалась Лиза и предположила странное, - это знак… Нужно сделать выбор». Она поймала шапку налету, а та словно и рада была нырнуть в ее руки. «Я выбираю свет!» - будто заклинание воскликнула Лиза. И тут же случилось волшебство. Лиза вдруг оказалась вся в белом, точно богемная невеста. В брючном костюме от «D&G». Костюм всегда был ей к лицу, но на сей раз не жал в груди. Она проснулась счастливой.

Было около десяти утра. Последующие часа три она провела в полусне, адаптируясь к реальности. Ей нужно было осознать, что Андрей в больнице. Его сердце замерло на фуге и забило гонг. И это не сон. Вчера, потерявшись во времени, Лиза сидела в коридоре клиники, созерцала стены… И думала об одном: «Люцифер, всё из-за Люцифера. Андрей затронул это имя, и слишком много людей ворошили его. Может быть, ОН рассердился, но что страшного мы совершили?! Или имя это – заклинание, навлекающее беду…»

Лиза была не в себе от ужаса. Но все же, все же ей до сих пор не верилось, что Люцифером зовется беспощадный гений зла. Ведь так называли Луну и какую-то утреннюю звезду – и в переводе это означало «ложный свет». И даже Падший Ангел из библейской легенды не казался Лизе «исчадьем ада»… Все чаще она приходила к выводу, что божественная притча истолкована неверно…

Странные рассуждения отвлекали от мыслей об Андрее. Но Андрей был сильнее. Он возвращался. И Лиза молила и Бога и… всех, кого знала. О том, что не произносят вслух.

«Привет», - вслух произнес Андрей. Он лежал с закрытыми глазами. И, кажется, ощутил присутствие жены интуитивно. «Я чувствовал его, - сонно пробормотал Андрей, - и даже вспомнил имя. Как будто тогда его звали Траум. Я играл его на сцене. Молодой человек загадочной наружности появляется в городе. А там творятся всякие мерзости. Траум хочет помочь людям… Но у него не получается, потому что… не понимает боли. Хочет сделать старика счастливым. И тот сходит с ума. Теперь он счастлив! И это правда. Принеси мне нотную бумагу».

Этот монолог вылился на Лизу внезапно. Она не осознала сути, только осторожно присела на краешек постели и прошептала: «Андрюша, кто такой Траум?» Андрей едва слышно рассмеялся: «Все говорят, что Филипп Траум честный и благородный юноша… А ты сама подумай, кто он. И принеси мне нотную бумагу». Требование свое он повторял настойчиво. И уже следующим днем набрасывал нотные крючки на тонкие прутья линовки. Спустя еще день Лиза принесла ему кассету со студийной записью.

«Ребята сделали, что смогли», - проговорила она и осеклась. Мужа не было в палате. Лиза ринулась в коридор. Летела куда-то, задыхаясь на бегу. «Ленский… где?» - выдохнула она, вцепившись пальцами в «стойку» администратора. «Надо в милицию сообщить, - хмыкнул молодой врач, - беспризорный композитор был потерян в недрах больницы. Он на террасе… И полчаса назад найтись - отказался».

Андрей сидел на лавочке, откинув лицо навстречу солнцу. Кутался в меховой ворот халата и чему-то улыбался.

- Господи… - Лиза без сил упала рядом с мужем, – ты ненормальный. Что ты здесь делаешь? Вот… кассету твою принесла. Пойдем в палату, солнышко, тебе лежать нужно.

- Мне лежать скучно, - поправил Андрей, рассеянно покачивая головой, - здесь хорошо. Я посижу еще чуть-чуть… - повернулся и смотрит как ребенок, - пожалуйста?

- Чуть-чуть, - машинально согласилась Лиза и поняла, почему этого «ребенка» до сих пор не увели врачи. Ведь так смотрит…

- Я…- она запнулась, сомневаясь, - я подумала, публиковать ли мне рассказ… о твоей мелодии?…

- О мелодии? – Андрей удивленно вскинул бровь.

- Ты помнишь? – проговорила Лиза, настороженно вглядываясь в лицо мужа, - Музыка, Сартр, виртуальный журнал, где ты поговорил с каким-то автором…

- Сартра помню, - сонно отозвался Андрей, - журнал помню. А прочее забыл… Я дописал эту тарантеллу. А ты напишешь новую сказку, и я буду тебя читать…

Он включил магнитофон и погрузился в напряженно-мистическую музыкальность своего чувства.

Авторы: Светлана и Константин Блонские.