Одинокая

Под парадным, во дворике, зеленом от каштанов, на лавочке сидели «кумушки». Обсуждали сериалы, цены на мясо и новые босоножки соседки. Мимо них, оставив после себя невесомое облачко дорогих духов, прошла женщина. «Тети» вежливо поздоровались и устремили взгляды ей в спину.

В глазах – оживление, а потом одна другой на ухо шепотом свистящим: «Это ТА, одинокая, из 53 квартиры…» Вторая понимающе головой закивала, лицо жалостливое, как будто на воробья раненого посмотрела.

И кажется «теткам», что у них-то все хорошо, ну, не так уж и плохо в жизни. У них мужья есть, а эта - «одинокая». Ну, пьют мужья, так ведь на то они и мужики.

Как-то раз в компании услышал перл от одной из таких женщин: «Ты не пьешь? Как, вообще? Ну, или болен, или большое падло…». Нда. После банкета ее мужа мне на себе тащить пришлось…

И кажется «теткам», что ничего страшного в том нет, что про жизнь половую они со своими «мужиками» забыли давно («половая» - это не та, когда от постоянного мытья полов спина не разгибается – этой «жизнью» они как раз регулярно живут).

Ну, таскают сумки неподъемные с рынков, ноги бреют при «мужиках» своих без стеснения (плевать «мужикам» и на них, и на ноги их – футбольный чемпионат мира по телеку!). И ничего, что от мужей своих цветы видят на 8 марта исключительно («эта» частенько букетики носит). Но они-то – не «одинокие»! Замужние…

И жалеют притворно, и кивают головами с подобиями причесок («эта»-то с прической всегда!). Да, у них есть мужья. Один – сморчок (1 м 20 см в прыжке), зимой и летом ходящий в не очень чистой кепке, второй – здоровенный детина в пропахшей потом рубашке, не способный связать двух слов даже по трезвянке.

Женщину из 53-й квартиры звали Еленой. У женщины когда-то был муж. Они красиво познакомились, красиво встречались, роман их был стремителен и по-латински горяч, свидания – незабываемы. Все походило более на сказку, чем на реальность.

Он говорил, что положит мир к ногам любимой Аленушки, он обещал носить ее на руках и подавать завтрак в постель. Он дарил цветы и водил в театр, осыпал комплиментами и поцелуями. Ей порой казалось, что она научилась летать, что парит куда-то ввысь и сказка не кончится, что после бракосочетания, тоже похожего на сказку, с каретой и лакеями в позолоченных ливреях, она попадет прямиком в рай на земле… Попала на кухню. С кастрюлями и сковородками.

Очень часто бывает, что мы (позволю себе говорить от имени всех мужчин) страстно желаем какую-нибудь вещь. Мы любуемся на нее в витрине и предаемся грезам о том, как когда-нибудь эта вещь будет принадлежать нам. Лично у меня так бывало с обувью.

Мне нравилась пара ботинок. Я тщательно узнавал у продавца, какой за ними требуется уход, накупал кучу кремов и щеточек. После покупки я лелеял свои (уже мои!) ботинки, натирал их вышеупомянутыми кремами и чистил хитроумными щеточками. Если попадал под дождь, то очень переживал, грамотно просушивал и снова натирал и чистил. Такое отношение продолжалось месяц.

Потом я все чаще начинал забывать про приспособления для ухода за ботинками. Нет, я, конечно, никогда не ходил в грязной обуви, но трепетное отношение постепенно улетучивалось. Иногда по-хамски мог запихнуть промокшие ботинки под батарею отопления. Обувь постепенно теряла былой лоск, а я начинал заглядываться на другие, стоящие в витрине, новенькие и блестящие… Вы понимаете, о чем я?

Первый месяц совместной жизни муж носил кофе в постель каждое утро. Потом стал иногда забывать. Потом стали происходить странные метаморфозы, которые не могли не пугать Лену. Элементы былого «сказочного» ухаживания испарялись с пугающей быстротой. На слова «Я тебя люблю» Лена могла услышать от мужа, уткнувшегося в газету, лишь что-то нечленораздельное. Куда подевались все те эпитеты, которыми осыпал он свою Аленушку до свадьбы?

Когда исчезли цветы, Лена решила, что с ней что-то не так. Но она не ходила по квартире в засаленном халате и пресловутых бигудях, по-прежнему очень тщательно следила за своим внешним видом и любила мужа ничуть не меньше, чем до свадьбы. А муж продолжал мутировать…

Этот чистюля с манерами английского лорда теперь мог запросто оставить грязные носки возле кровати или, ковыряя в носу, курить на кухне, не включая вытяжки, и оставлять после себя полные пепельницы отвратительно пахнущих окурков. Муж продолжать блистать остроумием и манерами только на людях.

Лена со слезами вспоминала их многочасовые гуляния при луне и разговоры обо всем на свете. Тогда они не могли наговориться, сейчас же общение иногда сводилось к нескольким фразам за день. Лена пыталась пару раз очень мягко (чтобы, не дай Бог, не обидеть любимого!) поговорить с ним.

Однажды он накричал на нее. Потом извинился. Потом вновь накричал, но в этот раз извинений Лена не дождалась. Потом общение через крик вошло у мужа в привычку. Когда в крике появились матерные выражения, Лена поняла – конец сказке.

Она надеялась на что-то, часами занимаясь готовкой на кухне (обещавший носить завтрак в постель ни разу не помог даже нарезать салат), выслушивая разглагольствования по поводу того, что «женщина работать не должна» (Лена имела диплом иняза с отличием), что он ее «не отпускает», что «знаем мы эту работу переводчиком…» и в том же духе.

Она терпела, когда муж заводил тягучие нравоучительные беседы про то, «что надо экономить» (при том, что работать «не пускал»). Но такого хамства, как посыланий в места, куда ее никто никогда в жизни не посылал, терпеть не стала. Поняла – конец. Окончательный и бесповоротный.

Развестись предложила она, и лишь она одна знала, сколько слез ей это стоило (закрывалась в ванной и выла под шум воды). Муж (о, чудо!) на время стал прежним, даже цветы появились. Но Лена была непреклонна и от решения своего не отказалась.

После расспросов «Кто он?» и унизительного дележа «совместно нажитого» имущества (бабушкин сервант был причислен к «совместно нажитому» - вот удивилась бы старушка!), Лена осталась одна. Все. Жизнь закончена. «Разведенка». «Одинокая».

Надо было как-то зарабатывать, что-то делать, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после 3-х лет супружества. Лена устроилась переводчиком. Было трудно (давало о себе знать длительное отсутствие языковой практики), но она очень старалась. Она без остатка отдавала себя работе, штудировала учебники, посещала всевозможные курсы (лишь бы поменьше находиться в пустой квартире!).

И упорство принесло плоды. Ее повысили. Ее стали ценить. К ней начали прислушиваться. Когда Елену назначили заведовать целым отделом (должность очень серьезная), никто в фирме не удивился.

И вдруг она как бы остановилась и посмотрела на себя со стороны. Красивая, востребованная, умная, более чем обеспеченная. Имеющая возможность выбирать человека, с которым проведет вечер (не ночь!). Свободная. Теперь она будет «ботинками в витрине», привлекательно блестящими, но не для продажи… Ей захотелось закричать в голос, как булгаковской Маргарите: «СВОБОДНА!!!».

Пройдя мимо «теток» перед парадным, Лена поднялась к себе на этаж и, открыв дверь, вошла в квартиру. Все здесь было подобрано со вкусом (она сама выступила в роли дизайнера – еще один талант (!), и теперь квартира напоминала мини–дворец в стиле хай-тек). Лена прошла в ванную, по пути щелкнув пультом от огромного плазменного телевизора.

Встав под струю теплой воды, закрыла глаза. Единственный вопрос, который волновал ее в данный момент, – идти ли завтра на премьеру с мальчиком из отдела маркетинга (милый мальчик – чуточку заикался от смущения, приглашая ее) или отдать предпочтение англичанину – деловому партнеру (старше ее, эдакий «седой граф») с его картинной галереей? Так и не решив, отложила вопрос на утро. Утро вечера мудренее…

«Кумушки» под парадным, вдоволь, от души «нажалевшись» «одинокую», разошлись кормить и укладывать спать своих «мужиков»…