Забытая звезда серебряного века

Впервые я увидела ее на страницах альбома репродукций «Русский музей». Она поразила меня, околдовала своим вопиющим безобразием, своей угловатой и хищной грацией, своим тонким, дерзким лицом.

Я прочитала надпись под ее изображением: В. Серов, Портрет Иды Рубинштейн. И подумала, что она, вероятно, балерина – потому так тоща, плоскогруда и вызывающе несуразна без одежды.



Мне было тогда восемь или десять лет, кажется. Я не помню ни одной из многочисленных картин, представленных на страницах альбома – только Ида Рубинштейн врезалась в мою детскую память.
Прошло много лет, прежде чем я узнала о ней кое-что.



Ида родилась в богатой семье, рано лишилась родителей и будучи девятилетней девочкой унаследовала огромный капитал. Рубинштейны сколотили его на торговле сахаром и прибыльных финансовых операциях.
На детских праздниках от роскошно одетой Иды сердобольные мамаши стыдливо отводили глаза. Она была отталкивающе некрасива, – чернявая сухопарая дылда, неуклюжая и мосластая, однако с амбициями. У нее не обнаружилось способностей ни к танцам, которые она обожала, ни к актерскому мастерству. При ее внешности, далекой от тогдашних канонов красоты, нечего было и мечтать о сцене.



Возможно, сейчас Ида блистала бы на подиумах и снималась для глянцевых журналов. Но в ее время идеал женской красоты в корне отличался от нынешнего.

Ида решила эту проблему креативно, как теперь принято говорить. Она сама стала каноном. О ее красоте заговорили как о явлении.



Вот мнение художника: «Тот, кто не видел Иды Рубинштейн, не знает, что такое красота».

Не имея специальной хореографической подготовки, она вышла на театральную сцену рядом с прославленными Анной Павловой, Тамарой Карсавиной, Вацлавом Нижинским и – затмила их! Речь идет о знаменитых Русских сезонах Дягилева в Париже.
Для сравнения: кто-нибудь может себе представить, чтобы самодеятельный танцор был допущен на сцену Большого театра наряду с ведущими солистами труппы и не только справился со своей ролью (отнюдь не второстепенной!) в известном балетном спектакле, но и вызвал овации взыскательной публики?! Стал гвоздем программы! Собирал аншлаги и пользовался бешеной популярностью!



Белое, изысканное лицо Иды Рубинштейн с томными иудейскими глазами и алым ртом смотрело в Париже отовсюду: с афишных тумб, с первых полос газет, с открыток, всевозможных этикеток и коробок конфет. Такой успех ошеломил Дягилева, который сделал ставку на полную безусловную эксклюзивность Иды и не прогадал. Но даже этот опытный и расчетливый импресарио был поражен успехом дебютантки.



Для справки: в те сумасшедшие дни своего триумфа Ида еще не умела стоять на пуантах. Она научилась этому гораздо позже, когда достигла критического для танцовщицы возраста – сорока лет.



Более того, – рискну заявить, что Ида вовсе не умела танцевать. Она «принимала позы» – и только. И одними своими ПОЗАМИ покорила искушенных, требовательных зрителей пресыщенной зрелищами Европы.



Ида стала настоящей Звездой своего века – предваряя закат утонченной, изнеженной и пышной Эпохи Роскоши. По сути, она стала символом этого уходящего в небытие мира грез, изящества, наслаждений и бриллиантов. К слову, Ида обожала бриллианты и носила их даже на пальцах ног! Такой ее и запечатлел гениальный Серов на скандальном портрете, обруганном, облитом корифеями искусства желчью и презрением, но – привлекающем толпы почитателей живописи.

После смерти художника люди хлынули в Русский музей смотреть на Иду, которая бесстрашно открыла перед ними свою фантастическую уродливо-прекрасную наготу, ничего не стыдясь и не заботясь об «общественном мнении», предоставив судить себя не суетливому и мелочному обывателю, но Вечности.



Должно быть, была в ней какая-то темная тайна. В ее жилах бродил какой-то первобытный и дикий хмель. В ней чувствовалась «та иудейская раса, которая пленила древнего Ирода», как писал театровед В. Светлов. Библейское смешалось в Иде с бесовским. Не случайно именно она – первая станцевала страстную, пленительную и безжалостную Саломею, которая свою красоту обратила во зло и погубила пророка Иоанна. Оказывается, красота не только спасает, но и губит! Об этом Ида заявила во всеуслышание со сцены Петербургской консерватории. Она первая публично разделась… но это был не банальный стриптиз, а эротическое действо, сродни ритуальным мистериям прошлого.



Долговязая худышка Ида превратилась в законодательницу мод и эталон утонченной женственности эпохи модерна. Она носила немыслимые шляпы со страусовыми перьями, струящиеся шелка, соболя и унизывала себя драгоценными камнями, как жена индийского раджи. Она была истинной богиней театра, слегка безумной, ослепительной и недоступной.
Париж, который в первый приезд Иды заключил ее в клинику для душевнобольных, теперь лежал у ее ног…

Да, в ее жизни было и это: психушка, куда упек строптивую родственницу профессор Левинсон. Чтобы освободиться от опеки семьи, Ида решилась на замужество – первое и последнее. Ее избранником стал кузен Владимир Горовиц. После свадебного путешествия молодые развелись.



Больше Ида никому не отдала ни свою руку, ни свое сердце. Ее всюду и всегда окружали поклонники, но она прошла долгий жизненный путь одна, находя отраду в приключениях и творчестве.

О ней ходили легенды, но ее личная история осталась за семью печатями.
Говорят, она выходила в море на собственной яхте, путешествовала на аэроплане, отправилась на верблюдах в Сахару, ночевала в палатке в горах Сардинии, охотилась на медведей в Норвегии и на львов в Африке. Говорят, она даже убила одного.



Игорь Стравинский написал для Иды «Персефону» и «Поцелуй фей».
Морис Равель создал для нее свой знаменитый шедевр «Болеро».
Лев Бакст делал для нее эскизы костюмов и декораций.
Ее слава и популярность стали недосягаемыми!



Вторая мировая война и вторжение нацистов во Францию напомнили Иде Рубинштейн о том, что она – еврейка. Она переправляется через Ла-Манш и оказывается в Лондоне. Богема и театр остались позади, как и блестящая шумная молодость. Ида ухаживает за ранеными в госпитале, и делает это превосходно. По-другому она не умеет. Ее принимают за профессиональную сестру милосердия.



Дом Иды в Париже сгорел, роли отыграны, красота увяла. Люди, которые шли с ней рука об руку, умерли. Она поселяется в маленьком французском городке и ведет тихую уединенную жизнь. Теперь Ида избегает публичности и проводит дни в воспоминаниях и молитвах. Никто не знает, о чем она думала все эти последние годы. Ее загадка осталась неразгаданной.



Ида окружила свой уход тайной. Запретила извещать о своей смерти и дате похорон, а на памятнике завещала поместить только две буквы – I. R.

В романе «Танец семи вуалей» я попыталась приоткрыть занавес, опущенный временем на эту удивительную, потрясающую Женщину.

Надеюсь, у меня это получилось.