Нечаянная радость кинематографа

1918 год. Территория Российской империи охвачена пламенем гражданской войны: Москва занята большевиками, юг – деникинцами, посередине петлюровцы. А в Крыму, стараясь не замечать, что происходит в стране, съёмочная группа работает над студийной «фильмой».

– Мне бы «сценариус» почитать!
– Что вы, голубчик. «Сценариусы» крадут! На таланте, на таланте придётся выезжать!

Среди поклонников картины до сих пор не утихают споры, кому в большей степени принадлежит авторство – Никите Михалкову или Рустаму Хамдамову.

Изначально полнометражный фильм с пилотным названием «Нечаянные радости» о судьбе актрисы немого кино Веры Холодной по сценарию Андрея Кончаловского и Фридриха Горенштейна руководство «Мосфильма» доверило делать молодому подающему надежды режиссёру Рустаму Хамдамову. На главные роли тот пригласил Олега Янковского, Татьяну Самойлову, Елену Соловей и снимал чёрно–белую картину, выдержанную в стилистике начала XX века.

Но когда съёмки приблизились к середине, разгорелся скандал: оказалось, что отснятый материал не соответствует утвержденному сценарию. И хотя Хамдамов твердил, что созданный им сюжет – сочнее, эффектнее и даже лучше продуман, чем сценарий, руководство «Мосфильма» осадило «зарвавшегося выскочку» и приняло решение передать незавершённую картину другому постановщику.

Другим оказался Никита Михалков. Может, потому, что уже снял к этому времени отличный фильм «Свой среди чужих...», а может, потому, что одним из авторов сценария «Нечаянных радостей» был его родной брат.

Несмотря на то, что сценарий и актёры уже были утверждены, Михалков настоял, чтобы сценарий переписали «под него». После переработки роль Олега Янковского досталась Евгению Стеблову, а героиню Татьяны Самойловой «забраковали». Связующим звеном между двумя фильмами осталась Елена Соловей, хотя поначалу Михалков также отказывался утверждать её на главную роль, пока она не пройдёт повторно пробы на общих основаниях.

Постановочно–сложную, костюмную картину нужно было успеть снять в оставшиеся от первого фильма сроки и деньги, и Михалков, чтобы ускорить процесс, большую часть съёмочной группы набрал из тех, с кем работал над своим первым фильмом «Свой среди чужих...». Так в «Рабе любви» появился Александр Калягин, сыгравший режиссёра, которого так и звали - Александр Александрович Калягин, уютный постановщик немого кино в неуютное смутное революционное время, одержимый дилеммой: «И есть хочется, и худеть хочется», одновременно смешной и печальный. А Юрию Богатырёву достался крохотный эпизод в прологе и время от времени фотография героя в кадре – роль человека, о котором все говорят, приезда которого ждут, легендарного актёра, звезды немого кино Максакова.

– Вы хотите меня пригласить?
– Нет, нет, нет! Мы Максакова ждём!
– А... А то торопитесь, я ведь теперь нарасхват.

Евгений Стеблов играл роль Алексея Канина, прототипа Витольда Полонского – одного из самых популярных актёров дореволюционного кино, исполняющего в основном роли великосветских героев–любовников.

Стеблов с Михалковым пересматривали старые фильмы с Полонским, чтобы перенять его манеры и походку, но герой в фильме должен был не просто красиво двигаться, но и что–то говорить. И вот тут–то и пришла на помощь импровизация: герой Стеблова неожиданно заговорил высоким, противным голосом. Такая скрытая трагедия актёра, выраженная в смешном. Ведь на смену немому кино уже шло звуковое, а с таким голосом, даже при самой эффектной внешности, там делать было нечего. И Канин, понимая это, оправдывался, сочиняя: «Раньше я обладал приятным баритоном… Потом простудился, пришёл в кино».

Голос Стеблов «позаимствовал» у Николая Мироновича Слезберга – до революции хозяина фирмы «Тульские самовары», а в советское время директора картины «Перекличка», где когда–то снимались Стеблов и Михалков.

«Он уже три дня снимает, подлец! Господи, помоги, спаси, загуби их восточную дребедень!»

Роль Олега Басилашвили, сыгравшего комически трогательного кинодельца Южакова, списана с Александра Ханжонкова – одного из пионеров русского кинематографа, который создал и постоянную труппу актёров и режиссёров, и прокатную сеть по всей стране, а выпущенные его компанией фильмы исчислялись сотнями.

Его конкурентом был Александр Дранков – ещё один пионер отечественного кинопроизводства. На протяжении десятилетия их конкуренция была одной из основных интриг российской кинематографической жизни. Они ревностно относились к работе друг друга, иной раз «заимствуя» сценарии и идеи у соперника. Так, например, Дранков, узнав о планах Ханжонкова поставить «фильму» «Песнь про купца Калашникова», готовил «срыв» – упреждающий выпуск заведомо провального фильма с тем же названием. Ханжонков, узнав об этом, ускорил производство своей ленты и успел вывести её на рынок прежде, чем будет готов конкурирующий фильм. И всё же в прокате периодически появлялись почти одинаковые картины: «Воцарение Дома Романовых» Ханжонкова и «Трёхсотлетие царствования дома Романовых» – Дранкова.

В «Рабе любви» прекрасно отображён момент конкуренции, когда герои Басилашвили и Калягина, сидя в автомобиле, с тоской наблюдают за работой другой съёмочной группы:
«Больно смотреть. Люди делом занимаются, а мы прохлаждаемся».

«Публика в восторге. Ольга Николаевна, вы - колдунья!»

Елену Соловей Хамдамов снимал в своей первой вгиковской короткометражке «В горах моё сердце», и когда начал работу над «Нечаянными радостями», то роль Веры Холодной предложил ей. Долгое время Соловей считала, что образ, созданный Хамдамовым, более цельный, чем тот, что вышел у Михалкова. И, в первый раз увидев фрагменты «Рабы любви», пришла в такое отчаяние, что даже отказывалась дальше сниматься, потому что не воспринимала ту женщину, которая предстала перед ней на экране. Потребовалось несколько лет, прежде чем она посмотрела картину полностью и изменила своё мнение. Тогда она признается Михалкову, что у них получилась «настоящая живая женщина, в которой ни убавить, ни прибавить ничего нельзя, и что никакой другой она просто не могла быть».

Хотя Михалков старался быть исключительно точен в деталях, всё же был один нюанс, не позволяющий говорить, что Ольга Вознесенская – «калька» Веры Холодной. Действительно, в жизни Холодной были съёмки в южном городе и хозяин кинофабрики Ханжонков, у которого она снялась в 12 картинах, после чего её и стали называть «королевой экрана».
Была у Веры Холодной и любовь к одному из первых в России автогонщиков, мучившемуся болями от ранения, полученного на Первой мировой войне. Только у Холодной это был не любовник, а муж. А какая драма может быть с мужем, если семейный уклад устоялся? Добропорядочная жена и «раба любви» - как–то не состыковываются.

– Вы начальник контрразведки, вам бояться нечего.
– Мне бояться нечего?

Константин Григорьев сыграл начальника контрразведки Федотова, который тщательно ловит подозреваемого и вызывает у киногруппы раздражение, внезапно появляясь на съёмочной площадке. «Простите великодушно. Работайте. Я вам не помешаю?» – слышатся от него постоянные извинения. Прекрасный, воспитанный человек. И при этом сцены избиения зрителя у кинотеатра и расстрел Потоцкого.

Григорьев замечательно сыграл эту двойственность натуры. Были у актёра и другие роли, много ролей. Пока однажды его не избил в ресторане кто–то из «своих» же актёров. После трагедии все главные роли, которые когда–то играл Григорьев, «временно» перешли к другим актёрам. Ему так и не удалось вернуться ни к одной из своих прежних серьёзных ролей.

«Хотите, я скажу, кто вы? Хотите? Вы – большевик!»

Говорят, главную мужскую роль, романтическую и эффектную – большевика Потоцкого, платонически влюблённого в кинозвезду, Михалков приберегал для себя, но изменил решение и пригласил Родиона Нахапетова. Картина снималась в Одессе, и в киноэкспедицию Нахапетов отправился вместе со своей возлюбленной Верой Глаголевой. В свободное время они гуляли по городу и мечтали о будущей жизни. И после съёмок фильма поженились.

«У вас слёзы на глазах?»

Во время работы над картиной были и чёрные дни. В фильме есть сцена, во время которой в Москве, в больнице умерла первая жена Александра Адабашьяна, она же сестра оператора Павла Лебешева. Долгое время сцену, где толпа сумасшедших поклонников окружает Ольгу Вознесенскую, они не могли смотреть спокойно.

«А мы как в детской. Такая розовая детская. И жизнь–то наша - как дом горящий, а в нём детей забыли».

Прекрасный фильм, каждая сцена – наслаждение, где смешное переплетается с грустным.
Райский уголок – пальмы, ботанический сад, город, море, солнце, зелень. И над «раем» звучит райская музыка Эдуарда Артемьева. В этом искусственно созданном кукольном мире живут люди, которых вроде и не касается, что происходит в стране. Но вот в их мир врывается поезд с беженцами из Москвы, и из уст героя Готлиба Ронинсона слышим: «Не знаю, что я пережил. Кормить детей надо, молока нет, надо было доставать хлеб… Ой, Господи, я не могу больше! Телефон не работает, света нет. И голод, совершеннейший голод!».

После этого слова Ольги Вознесенской о том, что в её номере нет горячей воды, звучат лишь нытьём избалованной женщины. Но как же жаль эту изнеженную избалованную женщину, когда уносит её в туман пустой неуправляемый трамвай, и она обречённо произносит преследующим всадникам: «Господа, вы звери. Вы будете прокляты своей страной, господа…».

Сегодня говорят, что Михалков задумывал вложить в уста героини другие слова: «Господа, я не с ними, я с вами». Ну что ж, для каждого времени свой вариант…