Статьи » Интересные люди
Капризная, непостоянная, ветреная, прекрасная и вдохновляющая – все это о ней, о Музе. Без музы нет поэта. Не прилетит она - из-под пера не выйдет не то что шедевр, реферат толковый. Не появился бы Евгений Баратынский как классик русской литературы, не повстречай он Аграфену Закревскую.
«Мой дар убог и голос мой не громок, Но я живу…»
Он родился в обычной дворянской семье, и будущее его было предопределено – беззаботное детство на лоне природы в родовом гнезде в Тамбовской губернии, с 10 лет Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, блестящая военная карьера, выход в отставку и возвращение в имение, удачная женитьба на скромной девушке из приличной семьи. Где же в этой стандартной схеме поэзия? Ах, ну кто же из «вьюнош горячих» не балуется стишками, даже не комильфо не черкануть в альбомах барышень пару рифмованных строчек!
Стартовал Евгений успешно, учился легко, но чтение вольнодумного Шиллера до добра не довело – основанное им вкупе с друзьями, такими же фантазерами-подростками, «тайное общество мстителей» от шалостей «во вред начальству» докатилось до банальной кражи денег, несовместимое с высоким званием офицера. Дерзких недорослей в назидание остальным исключили из корпуса без права состоять на военной службе, если только сами не захотят смыть позор потом и кровью – простыми солдатами, что для дворянина – позор вдвойне.
Баратынский со всем пылом, свойственным его романтически настроенному духу, раскаялся и принял тяжесть наказания по полной программе – стал солдатом Егерского полка. Когда он дослужился до унтер-офицера, казалось, что помилование не за горами, но судьба нанесла новый удар – дабы Баратынский не возомнил, что младший офицерский чин, дарованный ему за примерную службу, означает завершение его «голгофы», следующее место службы – это Финляндия, фактически ссылка.
Входивший тогда в состав Российской империи край представлял собой место мрачное и даже дикое – голые скалы, дремучие сосны, холодный ветер с моря. Но даже здесь душа алкает прекрасного и великого, и Баратынский слагает элегии, про которые сам Пушкин с долей шутки отзывается «Баратынский - чудо и прелесть, не буду после него печатать свою писанину!». До оценки «этот занятный юнец пишет как бог» оставался один шаг, и он был сделан, когда опальный офицер перешагнул порог гостеприимного дома генерал-губернатора Финляндии Закревского.
«Как много ты в немного дней
Прожить, прочувствовать успела!»
…Человек ничего не решает, никогда не бывает готов, любовь обрушивается на него как неподъемный валун с вершины горы, и все прежние мысли и чувства, невзгоды и радости исчезают, душа стремится к одному – быть рядом с любимым существом, глядеть на него и не наглядеться, дышать с ним одним воздухом и не надышаться.
Евгений делает мыслимое и немыслимое в его положении ссыльного, чтобы бывать там, где блистает его Аграфена. Но нет, как фея может носить такое грубое имя?! И уж разумеется муза не должна откликаться на простенькую Грушеньку! Евгений нарекает любимую Альсиной, Магдалиной, Венерой – имена яркие, загадочные, как сама Закревская.
Альсина с детства была окружена обожанием родителей (старинной фамилии Толстые), бабушки-староверки и дедушки - богатейшего золотопромышленника. Никакого мало-мальски серьезного образования наследница огромного состояния не получила. Зачем? Девушке из приличного столичного семейства достаточно умения живо болтать по-французски и танцевать на балах.
Хотя бабушка и постаралась вложить в нее набожность и милосердие к ближним, истинной религией внучки стали собственные удовольствия, развлечения и романы. За ней вечно шел шлейф поклонников, и не стоит думать, что их привлекали ее миллионы, она действительно обладала яркой красотой: высокая, статная, с роскошными формами смуглянка резко выделялась на фоне бледных петербургских худышек. И темперамент под стать - Аграфена блистала остроумием, умела рассмешить даже самого унылого зануду и сама при этом заразительно хохотала. Жила жадно, кружила головы направо и налево, не вникая в смысл слова «любовь». И при этом ни капли жеманства и притворства, она, словно фейерверк, рассыпала вокруг себя брызги веселья и озорства. Дома, за закрытыми дверьми, этот эмоциональный накал часто оборачивался истериками и обмороками. Когда сам император предложил семье Толстых для 19-летней Грушеньки партию своего любимца, героя Отечественной войны 1812 года, 35-летнего графа Закревского, отец с радостью дал согласие. Ничего, что жених гол, как сокол, зато человек в летах и чинах, солидный, уравновешенный, по-военному строгий, сможет удержать взбалмошную Грушеньку в нужной ей узде.
Когда через пять лет брака Аграфена уехала в Италию на воды, исцеляющие «нервические припадки», светские сплетницы вынесли вердикт – надоело ветренице выслушивать нотации нелюбимого мужа, упорхнула на волю, погулять. Из-за границы донесся новый слух – супруга графа вляпалась-таки в историю, открыто сожительствует с князем Кобургским, без пяти минут королем Бельгии. Во избежание международного скандала беспечную Грушеньку вернули домой, а тут и назначение Закревского в Финляндию подоспело, став и для нее тоже своеобразной ссылкой.
Страшись прелестницы опасной,
Не подходи,обведена
Волшебным очерком она;
Кругом ее заразы страстной
Исполнен воздух.
Жалок тот,
Кто в сладкий чад его вступает:
Ладью певца водоворот
Так на погибель увлекает!
Беги ее: нет сердца в ней!
Разумом Баратынский понимает, как опасно попадать по влияние такой женщины, тем более для его страстной натуры, способной переступить за грани дозволенного обществом. Сойти с ума от любви, пустить пулю в лоб от ревности, спиться от отчаяния – все варианты, описанные в любимых Альсиной французских романах, встали перед ним с пугающей реальностью. Но чего стоит собственная судьба, если обожаемой Венере внезапно захотелось съездить в Петербург, и он сопровождает ее в карете до границы, рискуя попасть на гауптвахту.
Она возвращается в компании другого кавалера, и Баратынский проклинает свою ветреную музу, но мчится к ней, бросая службу, не дожидаясь зова. Она охотно принимает и его страсть, и его стихи, которые десятками, сотнями, рождаются из-под его пера и все до единого посвящены ей. Она даже по доброте своей хлопочет о помиловании унтер-офицера Баратынского перед мужем и государем, но, увы, в любви сердце ее не способно быть верным и постоянным, ведь вокруг столько соблазнов! Аграфена щедро одаривала своим вниманием молодых офицеров, бывших в подчинении мужа, но ее особенным благоволением пользовался вовсе не несчастный поэт, а граф Армфельдт, лихой вояка.
В 1825 году поэта произвели в офицеры, это означало полную реабилитацию и конец службе, давно ставшей в тягость, поскольку мешала быть подле Венеры. Баратынский немедленно подал в отставку и первым делом хотел в новом статусе свободного дворянина помчаться в дом Закревских, но друзья остановили – там не до тебя и твоих пылких речей, Аграфена ждет ребенка, муж отменил все увеселения.
Поэта словно спустили с небес на землю: «Я был поражен этим известием. Несмотря на это, я очень рад за Магдалину, дитя познакомит ее с естественными чувствами и даст какую-нибудь нравственную цель ее существованию». Та, которая представала для него женщиной роковой, рушащей чужие судьбы с улыбкой на устах, не обращая внимания ни на мнение общества, ни на авторитет супруга, оказывается, все эти годы страдала оттого, что не получалось стать матерью…
«Нет, обманула вас молва:
По-прежнему дышу я вами,
И надо мной свои права
Вы не утратили с годами!»
Он уезжает в Россию, и не успев толком обжиться, очень быстро, неожиданно для родных и друзей женится. Ход обычной для дворянина средней руки жизни, по мальчишеской глупости прерванный в юности, возобновился: «В Финляндии я пережил все, что было живого в моем сердце... Судьба, которую я предвижу, будет подобна русским однообразным равнинам». Его избранница, как и предполагалось, соседская дочка и полная противоположность Альсине, внешности далеко не романтической, зато нрава тихого, мягкого, добродетельного. Теперь Баратынский живет, как положено образцовому помещику, рачительному хозяину большого имения, его доходы ежегодно растут, его семейство так же прибавляется чуть ли не каждый год. Жена его обожает, дети радуют, но душа его целиком и полностью осталась подле финляндской Венеры.
Аграфена приходила к нему каждую ночь – в сновидениях. Она диктовала ему, как и что писать. В 1828 году он опубликовал поэму «Бал», и совершенно очевидно, кто выведен под именем главной героини Нины. Благодаря Аграфене Закревской в русской литературе впервые появился образ роковой красавицы, возбуждающей вокруг себя страсти, но не способной любить.
Тем временем Аграфена Федоровна становится важной дамой, Закревский назначен министром внутренних дел. Никаких шансов быть снова рядом с ней у Баратынского нет, он довольствуется слухами, которые по-прежнему окружают имя любимой, тем паче, что под ее чары попал еще один поэт и его добрый друг – сам Пушкин. Но в отличие от пылкого Евгения, Александр Сергеевич головы не терял, всего лишь пополнил свой донжуанский список и дал точный анализ характера Закревской: если для Баратынского она стала единственной на небосводе звездой, то Пушкин метко назвал ее «беззаконной кометой».
Правда, оба поэта были согласны друг с другом в том, что Аграфена в пылу страстей погубит сама себя во цвете лет, покинутая всеми, опустошенная... А беспечная муза пережила их обоих, родила двух дочерей, скончалась на девятом десятке и уж на склоне лет ей было, что вспомнить!
«Кто заглушит воспоминания
О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?»
«Взгляни на звезды: между них милее всех одна!»
«Мой дар убог и голос мой не громок, Но я живу…»
Он родился в обычной дворянской семье, и будущее его было предопределено – беззаботное детство на лоне природы в родовом гнезде в Тамбовской губернии, с 10 лет Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, блестящая военная карьера, выход в отставку и возвращение в имение, удачная женитьба на скромной девушке из приличной семьи. Где же в этой стандартной схеме поэзия? Ах, ну кто же из «вьюнош горячих» не балуется стишками, даже не комильфо не черкануть в альбомах барышень пару рифмованных строчек!
Стартовал Евгений успешно, учился легко, но чтение вольнодумного Шиллера до добра не довело – основанное им вкупе с друзьями, такими же фантазерами-подростками, «тайное общество мстителей» от шалостей «во вред начальству» докатилось до банальной кражи денег, несовместимое с высоким званием офицера. Дерзких недорослей в назидание остальным исключили из корпуса без права состоять на военной службе, если только сами не захотят смыть позор потом и кровью – простыми солдатами, что для дворянина – позор вдвойне.
Баратынский со всем пылом, свойственным его романтически настроенному духу, раскаялся и принял тяжесть наказания по полной программе – стал солдатом Егерского полка. Когда он дослужился до унтер-офицера, казалось, что помилование не за горами, но судьба нанесла новый удар – дабы Баратынский не возомнил, что младший офицерский чин, дарованный ему за примерную службу, означает завершение его «голгофы», следующее место службы – это Финляндия, фактически ссылка.
Входивший тогда в состав Российской империи край представлял собой место мрачное и даже дикое – голые скалы, дремучие сосны, холодный ветер с моря. Но даже здесь душа алкает прекрасного и великого, и Баратынский слагает элегии, про которые сам Пушкин с долей шутки отзывается «Баратынский - чудо и прелесть, не буду после него печатать свою писанину!». До оценки «этот занятный юнец пишет как бог» оставался один шаг, и он был сделан, когда опальный офицер перешагнул порог гостеприимного дома генерал-губернатора Финляндии Закревского.
«Как много ты в немного дней
Прожить, прочувствовать успела!»
…Человек ничего не решает, никогда не бывает готов, любовь обрушивается на него как неподъемный валун с вершины горы, и все прежние мысли и чувства, невзгоды и радости исчезают, душа стремится к одному – быть рядом с любимым существом, глядеть на него и не наглядеться, дышать с ним одним воздухом и не надышаться.
Евгений делает мыслимое и немыслимое в его положении ссыльного, чтобы бывать там, где блистает его Аграфена. Но нет, как фея может носить такое грубое имя?! И уж разумеется муза не должна откликаться на простенькую Грушеньку! Евгений нарекает любимую Альсиной, Магдалиной, Венерой – имена яркие, загадочные, как сама Закревская.
Альсина с детства была окружена обожанием родителей (старинной фамилии Толстые), бабушки-староверки и дедушки - богатейшего золотопромышленника. Никакого мало-мальски серьезного образования наследница огромного состояния не получила. Зачем? Девушке из приличного столичного семейства достаточно умения живо болтать по-французски и танцевать на балах.
Хотя бабушка и постаралась вложить в нее набожность и милосердие к ближним, истинной религией внучки стали собственные удовольствия, развлечения и романы. За ней вечно шел шлейф поклонников, и не стоит думать, что их привлекали ее миллионы, она действительно обладала яркой красотой: высокая, статная, с роскошными формами смуглянка резко выделялась на фоне бледных петербургских худышек. И темперамент под стать - Аграфена блистала остроумием, умела рассмешить даже самого унылого зануду и сама при этом заразительно хохотала. Жила жадно, кружила головы направо и налево, не вникая в смысл слова «любовь». И при этом ни капли жеманства и притворства, она, словно фейерверк, рассыпала вокруг себя брызги веселья и озорства. Дома, за закрытыми дверьми, этот эмоциональный накал часто оборачивался истериками и обмороками. Когда сам император предложил семье Толстых для 19-летней Грушеньки партию своего любимца, героя Отечественной войны 1812 года, 35-летнего графа Закревского, отец с радостью дал согласие. Ничего, что жених гол, как сокол, зато человек в летах и чинах, солидный, уравновешенный, по-военному строгий, сможет удержать взбалмошную Грушеньку в нужной ей узде.
Когда через пять лет брака Аграфена уехала в Италию на воды, исцеляющие «нервические припадки», светские сплетницы вынесли вердикт – надоело ветренице выслушивать нотации нелюбимого мужа, упорхнула на волю, погулять. Из-за границы донесся новый слух – супруга графа вляпалась-таки в историю, открыто сожительствует с князем Кобургским, без пяти минут королем Бельгии. Во избежание международного скандала беспечную Грушеньку вернули домой, а тут и назначение Закревского в Финляндию подоспело, став и для нее тоже своеобразной ссылкой.
Страшись прелестницы опасной,
Не подходи,обведена
Волшебным очерком она;
Кругом ее заразы страстной
Исполнен воздух.
Жалок тот,
Кто в сладкий чад его вступает:
Ладью певца водоворот
Так на погибель увлекает!
Беги ее: нет сердца в ней!
Разумом Баратынский понимает, как опасно попадать по влияние такой женщины, тем более для его страстной натуры, способной переступить за грани дозволенного обществом. Сойти с ума от любви, пустить пулю в лоб от ревности, спиться от отчаяния – все варианты, описанные в любимых Альсиной французских романах, встали перед ним с пугающей реальностью. Но чего стоит собственная судьба, если обожаемой Венере внезапно захотелось съездить в Петербург, и он сопровождает ее в карете до границы, рискуя попасть на гауптвахту.
Она возвращается в компании другого кавалера, и Баратынский проклинает свою ветреную музу, но мчится к ней, бросая службу, не дожидаясь зова. Она охотно принимает и его страсть, и его стихи, которые десятками, сотнями, рождаются из-под его пера и все до единого посвящены ей. Она даже по доброте своей хлопочет о помиловании унтер-офицера Баратынского перед мужем и государем, но, увы, в любви сердце ее не способно быть верным и постоянным, ведь вокруг столько соблазнов! Аграфена щедро одаривала своим вниманием молодых офицеров, бывших в подчинении мужа, но ее особенным благоволением пользовался вовсе не несчастный поэт, а граф Армфельдт, лихой вояка.
В 1825 году поэта произвели в офицеры, это означало полную реабилитацию и конец службе, давно ставшей в тягость, поскольку мешала быть подле Венеры. Баратынский немедленно подал в отставку и первым делом хотел в новом статусе свободного дворянина помчаться в дом Закревских, но друзья остановили – там не до тебя и твоих пылких речей, Аграфена ждет ребенка, муж отменил все увеселения.
Поэта словно спустили с небес на землю: «Я был поражен этим известием. Несмотря на это, я очень рад за Магдалину, дитя познакомит ее с естественными чувствами и даст какую-нибудь нравственную цель ее существованию». Та, которая представала для него женщиной роковой, рушащей чужие судьбы с улыбкой на устах, не обращая внимания ни на мнение общества, ни на авторитет супруга, оказывается, все эти годы страдала оттого, что не получалось стать матерью…
«Нет, обманула вас молва:
По-прежнему дышу я вами,
И надо мной свои права
Вы не утратили с годами!»
Он уезжает в Россию, и не успев толком обжиться, очень быстро, неожиданно для родных и друзей женится. Ход обычной для дворянина средней руки жизни, по мальчишеской глупости прерванный в юности, возобновился: «В Финляндии я пережил все, что было живого в моем сердце... Судьба, которую я предвижу, будет подобна русским однообразным равнинам». Его избранница, как и предполагалось, соседская дочка и полная противоположность Альсине, внешности далеко не романтической, зато нрава тихого, мягкого, добродетельного. Теперь Баратынский живет, как положено образцовому помещику, рачительному хозяину большого имения, его доходы ежегодно растут, его семейство так же прибавляется чуть ли не каждый год. Жена его обожает, дети радуют, но душа его целиком и полностью осталась подле финляндской Венеры.
Аграфена приходила к нему каждую ночь – в сновидениях. Она диктовала ему, как и что писать. В 1828 году он опубликовал поэму «Бал», и совершенно очевидно, кто выведен под именем главной героини Нины. Благодаря Аграфене Закревской в русской литературе впервые появился образ роковой красавицы, возбуждающей вокруг себя страсти, но не способной любить.
Тем временем Аграфена Федоровна становится важной дамой, Закревский назначен министром внутренних дел. Никаких шансов быть снова рядом с ней у Баратынского нет, он довольствуется слухами, которые по-прежнему окружают имя любимой, тем паче, что под ее чары попал еще один поэт и его добрый друг – сам Пушкин. Но в отличие от пылкого Евгения, Александр Сергеевич головы не терял, всего лишь пополнил свой донжуанский список и дал точный анализ характера Закревской: если для Баратынского она стала единственной на небосводе звездой, то Пушкин метко назвал ее «беззаконной кометой».
Правда, оба поэта были согласны друг с другом в том, что Аграфена в пылу страстей погубит сама себя во цвете лет, покинутая всеми, опустошенная... А беспечная муза пережила их обоих, родила двух дочерей, скончалась на девятом десятке и уж на склоне лет ей было, что вспомнить!
«Кто заглушит воспоминания
О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?»
Автор: Наталья Андриянченко |
Оставить комментарий
|
15 июня 2012, 8:00 4366 просмотров |
Единый профиль
МедиаФорт
Разделы библиотеки
Мода и красота
Психология
Магия и астрология
Специальные разделы:
Семья и здоровье
- Здоровье
- Интим
- Беременность, роды, воспитание детей
- Аэробика дома
- Фитнес
- Фитнес в офисе
- Диеты. Худеем вместе.
- Йога
- Каталог асан