Наталья Солнцева «Танец семи вуалей» (отрывок)

«Я не могу себе представить красоты, не связанной с несчастьем». (Шарль Бодлер)

Может, пойти за ней? Уподобиться ревнивому мужу или неуверенному в себе любовнику? Нарушить установленные им же самим правила? Презреть приличия?

Оленин вскочил, нервно потирая ладони, бросил взгляд на часы и выглянул в приемную. Его молоденькая ассистентка Сима поспешно спрятала зеркальце.

«Опять красится на рабочем месте, – сердито подумал он. – Забыла, что у нас тут не ночная дискотека!»

– Кто следующий по записи?

– Госпожа Правкина, – заливаясь краской смущения, ответила девушка. – Но ее не будет…

– Почему?

– У нее грипп. Она звонила и просила передать вам, что…

– Хорошо.

Оленин закрыл дверь и вернулся в свое кресло. Никуда он не пойдет! Не хватало превратиться в филера и шпионить за собственными пациентами. Что может быть отвратительнее и позорнее?

С этими мыслями он встал, вышел в приемную, молча прошагал мимо застывшей Симы, которая успела накрасить только один глаз и теперь докрашивала второй. От неожиданности ассистентка выронила зеркальце, оно упало на пол и, судя по звуку, разбилось.

– Ой…

– Впредь, будьте любезны наносить макияж дома, – не оборачиваясь, процедил Оленин, срывая с вешалки куртку.

– И-извините, Юрий Павлович…

Он так хлопнул дверью, что Симу обдало ветром. Она застыла, как пришитая, потом опомнилась, опустилась на корточки и стала собирать под столом осколки зеркальца.

– Ай!..

Она порезалась – на пальце выступила алая капелька крови. Девушка машинально сунула палец в рот. Кровь была соленой на вкус, как и ее обида.

Симе хотелось плакать от досады, но она сдерживалась, чтобы не испортить результат своих трудов. Если краска потечет, придется все начинать сначала. Юрий Павлович, не ровен час, опять застанет ее за «нанесением макияжа» и будет ругаться. Чем она его так раздражает? Подумаешь, реснички подмазала? Никого же нет. Никто не видит…

В аптечке закончилась перекись. Сима в свободное время, то бишь пока у Оленина длился сеанс, имела привычку заниматься маникюром. От рассеянности или по неосторожности она могла порезаться и часто пользовалась перекисью, чтобы остановить кровь. Незаметно она израсходовала всю бутылочку.

Девушка была влюблена в своего шефа и не скрывала этого. Только он почему-то не поддавался ее чарам. Напротив, подмечал любую оплошность ассистентки и не упускал случая сделать ей замечание. Она из сил выбивалась, надеясь угодить доктору. Собственно, красилась-то она именно ради него, а он…

Вместо перекиси Сима обработала ранку йодом и заклеила пластырем. Выметая из-под стола остатки зеркальца, она злилась на свою неловкость. Разбитое зеркало – не к добру. Теперь Юрий Павлович точно ее уволит. Она уже четвертая ассистентка, которая продержалась дольше всех. Если доктор ее выгонит, придется искать новую работу. А куда возьмут молодую барышню после медучилища? В обыкновенную городскую больницу? Делать уколы и возиться с хворыми? Юрий Павлович хоть и ругается, зато платит по-человечески. Не жмотится. И напрягаться особо не заставляет. Отвечать по телефону, записывать пациентов на прием, вести журнал посещений… разве это трудно? Просто лафа…

Сима, вздыхая от жалости к себе, решила навести порядок в приемной. Полить цветы, вытереть пыль, почистить табличку на двери доктора. Авось, тот смягчится и передумает ее выгонять. Кстати, куда это он побежал, сломя голову? Ничего не сказал, не предупредил, когда вернется… На него не похоже. Он всегда такой пунктуальный…

Тем временем господин Оленин торопливо шагал по улице, вглядываясь в спины идущих впереди людей. Не мелькнет ли среди них красное пальто и пестрая шаль? Пациентка неоднократно говорила, что любит ходить пешком. Это ее успокаивает. Наблюдая за ней из окна приемной, он ни разу не заметил, чтобы она садилась в машину. Общественный транспорт тоже не для нее. Она жаловалась на приступы удушья в метро и маршрутках. По-видимому, дама живет где-то неподалеку, если добирается на сеансы своим ходом. Жаль, он не знает ее адреса.

Впрочем, он сам позаботился о полной анонимности и конфиденциальности для своих пациентов. К нему, как правило, обращались состоятельные женщины, – так уж повелось. Им импонировала непринужденная, располагающая к отдыху атмосфера его офиса, и то, что он не требовал никаких документов, не обязывал называть фамилию, адрес и место работы. Плату за сеансы Оленин установил довольно высокую и поднимал ее ежегодно. Он не боялся остаться без практики. Постепенно его клиентура уменьшилась, зато значительно выросла цена на его услуги. Одно уравновешивало другое. Оленин не любил много работать, – он предпочитал качество количеству. Предлагая новые методы лечения без применения лекарств, он приобрел репутацию «доктора для богатых» и снискал популярность в кругах толстосумов. Лечиться у Оленина стало модным. К нему зачастую обращались не столько по необходимости, сколько из интереса и подражания. Чтобы потом посплетничать на скучных тусовках и обменяться впечатлениями в женских клубах. Нервные истеричные дамочки, развращенные роскошью и ленью жены нуворишей, избалованные любовницы бизнесменов, измученные конкуренцией жертвы шоу-бизнеса составляли его контингент.

Впереди мелькнуло красное пальто, и Оленин устремился вперед. Прохожие опасливо оглядывались.

– Осторожнее, мужчина… – недовольно протянула ему вслед увядшая красавица на высоченных каблуках.

Кажется, он ее толкнул. Она чудом удержалась на ногах. Еще бы! Из нее уже песок сыплется, а она шпильки надевает.

– Простите… – на ходу бросил Оленин.

Красное пальто свернуло в проулок, и доктор приотстал. Чтобы не выдать себя, он вынужден был пропустить вперед несколько человек. Выждав пару минут, он ринулся в проулок. Сюда едва проникал бледный свет, серые стены домов отсырели, повсюду лежал твердый грязный снег. Уныло. Веет безысходностью.

Где же красное пальто? Доктор растерянно оглядывался. Никого, похожего на даму, которую он ищет…

Оленин покружил по окрестным дворам, махнул рукой и вышел на соседнюю улицу. Снежная пыль летела ему в лицо. Второпях он забыл надеть головной убор, и его волосы намокли.

– О, черт…

Выругавшись, доктор зашагал в обратную сторону. По дороге к офису он предавался тревожным мыслям. Невольно вспомнилось, как дама в красном пальто первый раз явилась к нему на сеанс. Без предварительной записи, без консультации. Просто ворвалась в приемную, упала в кресло и потребовала кофе по-венски, со сливками и сахаром.

У Симы дрожали руки, когда она подавала посетительнице маленькую керамическую чашечку с дымящимся напитком.

«Сливок у нас нет…» – промямлила ассистентка.

«Безобразие!» – то ли шутя, то ли всерьез возмутилась дама.

У Оленина как раз образовалось «окно». Постоянная пациентка укатила в Европу на воды, и он развлекался тем, что перелистывал Фрейда. Никогда не помешает освежить в памяти рекомендации такого светила, как основатель психоанализа.

Разумеется, он отложил Фрейда ради Айгюль, как назвалась незнакомка. Практика не менее важна, чем теория.

Это была красивая женщина с выраженными восточными чертами – жгучая брюнетка, длинноволосая и черноглазая, с нежным румянцем и яркими губами цвета зерен граната. Ее желтое платье тесно облегало фигуру, подчеркивая тонкую талию и высокую грудь. На шее блестело широкое ожерелье из яшмы. Она будто сошла с персидских миниатюр и волшебным образом перенеслась в хмурую холодную Москву.

У Оленина перехватило дыхание, когда он увидел этакое чудо. Но он быстро преодолел оцепенение и произнес, прочистив горло:

– Прошу, располагайтесь… Кресло или кушетка? Что для вас удобнее?

Она, поколебавшись, выбрала кушетку и грациозным движением опустилась на нее.

– Вы знаете мои расценки? – осведомился он, ощущая сухость во рту.

Странно, что в тот момент ничего другого не пришло ему на ум.

– Конечно, знаю, – улыбнулась она. – У меня есть деньги.

На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти. Она потупилась, разглядывая пушистый ковер на полу. У Оленина вылетели из головы все обычные фразы, заготовленные для первого посещения. В кабинете повисло молчание. Обычно девушки, которым за двадцать, казались ему неинтересными. Он обожал юность, дыхание и краски весны. Рассвет, а не полдень, вдохновляли его. Бутон, а не распустившаяся роза будили его кровь. Так проще было отбросить неумолимость времени и забыть о мимолетности жизни. Оленин любил весну во всех ее проявлениях.

– Как вас зовут? – спросил он незнакомку, которую мысленно окрестил пери.

Правда, у нее за спиной не было крыльев. Но доктор и не видел в ней падшего ангела – скорее, дивную прелестницу. Не существует безгрешных женщин, в этом он убедился на опыте. За тонкой оболочкой личности, будь то мужчина, дама или невинная девица, – клокочет бездна, полная гурий и чудовищ. И если первые охотно показываются на свет, то последние обитают на самом дне. Однако и те, и другие существуют.

Невинности не бывает даже в мыслях. А образ, который показывает нам сия бездна, – всего лишь один из бесчисленных ее ликов, приемлемых для данного случая.

Возможно, профессия сыграла злую шутку с Олениным. В каждой юной девушке, потенциальной возлюбленной, он видел ее «темную сторону», которая отпугивала его. Он легко раскладывал по полочкам будущую жизнь с прекрасной феей, не сомневаясь, что за этой маской неизменно скрывается сварливая ведьма, и не строил иллюзий по поводу брака.

Не удивительно, что он не был женат и не собирался обременять себя семейными узами в будущем. Совместное проживание со своей избранницей в любви и согласии казалось ему утопией. Его связи длились не более полугода, и это уже считалось долгим сроком.

Едва сблизившись с какой-нибудь смазливой девицей, он тут же начинал подвергать ее внутренний мир придирчивому анализу, который не оставлял камня на камне от усердно создаваемого образа, которым юная леди пыталась заманить доктора в свои сети.

Порой ему самому становилось тошно от своей проницательности, однако куда же от этого денешься?

– Айгюль… – вымолвила черноволосая пери, напомнив доктору о его обязанностях.

Оленин, задумавшись, забыл, о чем ее спрашивал. Не подвергает ли она его скрытому гипнозу? Он спохватился и вежливо кивнул.

– Меня зовут Айгюль, – повторила она, заметив замешательство доктора. – А вас?

– Юрий Павлович…

– Очень приятно.

Почему-то он сразу ощутил исходящую от нее угрозу. Но не подал виду. Хорош врач, который боится своих пациентов! До сих пор Оленину не приходилось испытывать страха. Айгюль… вряд ли это ее настоящее имя.

«По глазам видно – авантюристка, – подумал он. – Что ей нужно? Готов поклясться, отнюдь не сеанс психоанализа…»

– Вы мне поможете? – спросила она.

– Это моя задача: помочь вам уладить вашу проблему. Ведь у вас есть проблема, не так ли?

Айгюль, поразмыслив, кивнула.

– В чем же она заключается?

– У меня что-то не в порядке с нервами, – ответила она. – Это и привело меня к вам. О вас отзываются как о лучшем специалисте в области… психиатрии.

– Психиатрия – не мой профиль. Я помогаю людям справиться с некоторыми навязчивыми состояниями, различными неврозами и…

– Значит, я обратилась не по адресу? – вздохнула она, старательно изображая огорчение.

Оленин был достаточно опытен, чтобы отличить притворство от истинных эмоций, присущих данному типу личности. Впрочем, он пока что не определил, к какому именно типу можно отнести Айгюль. Его проницательность натыкалась на плотный занавес, которым она отгородилась от доктора. Ну, не беда. На то он и профессионал, чтобы уметь открывать занавесы.

Оленин исподволь, незаметно изучал молодую женщину – как та реагирует на его реплики, жестикулирует, куда смотрит, от чего краснеет или бледнеет. Она была напряжена и сосредоточена.

– Сначала я должен услышать, что вас беспокоит… – небрежно обронил он.

С такими, как эта Айгюль, нельзя сюсюкать и проявлять благодушие. Вмиг перехватят инициативу… и пиши пропало. Не врач будет контролировать ситуацию, а пациент. Такие «сеансы» – коту под хвост.

– Меня преследуют странные мысли, – сказала она, поправляя смоляной локон.

Ее волосы, перехваченные сзади заколкой, свободно вились на лбу и висках, пышно обрамляя лицо; грудь взволнованно вздымалась. Если отбросить современную одежду, посетительница напоминала Оленину принцессу из арабских сказок.

– Какие мысли?

– Самые причудливые…

– Например? – с мягкой настойчивостью спросил он.

– Вы требуете подробностей?

– Я должен уяснить природу явления, которое вас беспокоит.

– Ах, да… да! Избавьте меня от этого наваждения! – с неожиданной горячностью вымолвила она.

– Сначала обрисуйте проблему.

– Что ж… извольте. В общих чертах… это похоже на эротические фантазии… весьма щекотливого свойства…

Оленин, который привык выслушивать любые исповеди и признания, ощутил, как кровь бросилась ему в голову. Неужели, он смущен?

Пациентка опустила длинные ресницы, довольная произведенным эффектом. В ее словах, во всем ее облике и поведении сквозила едва уловимая фальшь. Соблазнять она его явилась, что ли? В его практике всякое случалось, и такое тоже. Пожалуй, впервые Оленин почувствовал себя неуверенно. Он тщетно силился понять, чем эта Айгюль задевает его?

При ее несомненной красоте и выраженной сексуальности, она не отвечала вкусам доктора. Во-первых, он предпочитал девушек не старше двадцати. Во-вторых, он терпеть не мог брюнеток, тем более, жгуче-черных. В-третьих, ему нравились хрупкие угловатые формы, худоба, а не вульгарные округлости грудей и бедер.

У себя в спальне он повесил заказную копию «Иды Рубинштейн», скандального позднего полотна Серова. Эта картина отражала его эстетический идеал женщины.

– Вы заставите меня рассказывать? – залилась краской дама.

Оленин словно проваливался в беспамятство, не отслеживая, на сколько времени он выпадал из разговора. Очнувшись, он вынужден был улыбаться и делать вид, что все в порядке. Просто он отвлекся на секунду.

Ничего подобного раньше с ним не случалось…

– Простите… но это необходимость, а не моя прихоть, – рассеянно пробормотал доктор. – Необходимость… обусловленная лечебным процессом…

– Необходимость! – с затаенным сарказмом повторила пациентка. – Вы правы, Юрий Павлович. Тогда слушайте. Вы готовы?

– Разумеется…

Он избегал ее взгляда, надев на себя личину невозмутимого аналитика.

– Я расскажу вам о Зобеиде…

– О ком?

– Зобеида! Страстная и вечно неудовлетворенная жена восточного владыки…

«Все-таки Восток…» – успел подумать Оленин, погружаясь в пучину мрачных эротических грез, навеваемых словами пациентки…