Мотылёк

Овитая плющом беседка расположилась у самого моря. Беседка была старая, такая, какие раньше строили в дворянских особняках – белая, каменная, кое-где снаружи ещё сохранились фрагменты мраморной отделки, но время сделало своё дело. Плющ впивался цепкими щупальцами в трещинки, ломая мягкий мрамор. И только благодаря солёному морскому воздуху сохранились деревянные скамьи и резной маленький столик.

Хотя беседка и выглядела невзрачной снаружи, внутри она была вполне уютной. Вокруг столика стояли плетёные кресла, на столике - керосиновая прабабкина лампа, на скамье лежала забытая книжка с потёртой обложкой. Она особенно естественно вписывалась в атмосферу этого маленького мирка. Клетчатый плед в шотландском стиле тоскливо ждал свою хозяйку, свесившись с кресла, как ленивый кот. Букет незамысловатых цветов стоял в прозрачной банке у входа.

Внутри чувствовалась жизнь, но сама по себе беседка казалась нелепой и одинокой здесь, на берегу. Южные колючие кусты ежевики подступали к ней вплотную, свешивая ветви на мощёную стоптанную тропинку. То там, то здесь между камней пробивалась упрямая трава. Спокойствие и заброшенность. По обеим сторонам от строения, в метрах двадцати, возвышались отвесные скалы, поросшие редкими кривыми соснами, и только небольшая часть берега была доступна с моря. Песчаная коса плавно переходила в сухую высокую траву, папоротники смешивались с ежевичными кустами и провожали прямо к беседке. Той самой, которая возвышалась над всем этим диким великолепием. Хорошее место, хочется остаться… От беседки тропинка, извиваясь и петляя, поднималась выше по склону и на самой его вершине оканчивалась тремя небольшими ступеньками. Дальше она превращалась в ухоженную асфальтовую дорожку, вдоль которой располагались пёстрые клумбы, обрамлённые аккуратно стрижеными кустарниками. Дорожка, очерченная словно по линейке, периодически разветвлялась, но уверенно вела к старому особняку, отремонтированному на новый лад.

До революции дом принадлежал какой-то не очень знатной дворянской фамилии, затем здесь располагался санаторий, принадлежавший государственному предприятию. Власть сменилась, предприятие обанкротилось, и два года назад особняк был выкуплен частным лицом.

Анна жила здесь эти два года. Ей было 30. Совсем недавно она была очень красивой женщиной: стройная, подтянутая, шикарные чёрные волосы, голубые бездонные глаза, тонкие запястья, белоснежная кожа. Анна была танцовщицей. В шесть лет бабушка её отдала в балетную школу, и всё закружилось. Аня уже не мыслила себя без танца. Музыка звучала в ней и уносила в дальние дали. Она танцевала везде: дома, в школе и, наконец, в театре. Талант был дарован ей Богом. В 16 она уже танцевала на большой сцене, в 22 стала солисткой. И понеслось, и закружилось: гастроли, выступления, поклонники. Для молодой девушки это не легко, многие срывались, но Анна – открытая и романтичная - такой и осталась. Её стремительный взлёт продолжался.

В 27 на репетиции она потеряла сознание. Для неё и окружающих это было полной неожиданностью. Ставили «Ромео и Джульетту», партнёр выполнял поддержку. Он пошатнулся, но с трудом устоял, когда обмякшее тело партнёрши повисло на руках. Суета, паника, беготня. Нашли нашатырь, привели в чувства. Анна отмахнулась, сказав, что переутомилась, диета, нагрузки. Обычная история. Но это повторилось через месяц. Она заметно похудела и ослабла. Все забили тревогу. Врачи, обследования. Результат – рак крови. Ни о каких танцах не могло быть и речи. Анне пришлось уйти из театра. Расставание было тяжёлым и болезненным и для неё, и для коллег. Её любили, несмотря на зависть и лицемерие, которые царили в театральных кругах.

Несколько месяцев, проведённых в частных клиниках, вымотали Анну морально, но поставили на ноги. Очень дорогое лечение гарантировало ей максимум лет пять. Но это не жизнь. Анна хотела танцевать, но ни одна из известных труп не взяла бы её. Готовая на что угодно, она устроилась в ночной клуб стриптизёршей. Ей пришлось изменить внешность и имя. Постригла волосы и покрасила их в рыжий цвет. Она выступала под именем Катрин. За полгода, прошедших с момента её ухода со сцены, Анну начали забывать поклонники. И теперь вряд ли кто-то мог узнать в ней известную балерину. Анна сразу стала популярна, появились и новые поклонники, правда, совсем другого уровня. Она не могла выступать часто, слабость возвращалась к ней и укладывала в постель. Катрин выступала два раза в неделю и собирала толпы народа, её ждали возбуждённые мужчины и даже дарили цветы. Она была агрессивна, страстна, но её чистота и женственность не позволяли превратить танец в пошлость. Анна не изменилась, сильнее стало только её желание жить.

На одном из таких выступлений Аня познакомилась с Павлом. Он влюбился в неё стремительно и бесповоротно. В Анну, а не Катрин. Именно её он разглядел в ней. Это было за месяц до того, как ей стало хуже. Она снова потеряла сознание. Требовалась значительная сумма денег на лечение. Павел взял на себя все расходы, отправил её в Швейцарию. Анна провела там три месяца, а он звонил, приезжал. Не важно, кто он и чем занимался, Анну это не интересовало. Раньше у неё была только одна страсть в жизни, а теперь появилась вторая.

Врачи прописали Анне жизнь в теплом мягком климате возле моря, и Павел купил ей тот самый особняк с беседкой на побережье. Здесь она и жила последнее время. Павел приезжал к ней так часто, как мог - два-три раза в неделю. Он боялся за неё и понимал, что время стремительно уходит. Считал каждую минуту и боялся что-то пропустить. Анна худела прямо на глазах, головокружения и обмороки учащались. Медсестра делала ей инъекции и качала головой. Все понимали, что это самообман и уколы не слишком облегчали Анне жизнь.

Анна пыталась танцевать. Кружилась, падала, вставала, и всё повторялось вновь. Она садилась, закрывала лицо руками и плакала, тихо и горько. Однажды Павел застал её в таком состоянии. Ему было ещё тяжелее, ведь он всё понимал. Ни деньги, ни связи не могли помочь ему сохранить жизнь той, которая ему была столь дорога. Он мучился, поэтому и уезжал так часто. Никаких дел у него не было, просто не мог он смотреть на неё. Боялся показать Анютке, как ему плохо, понимая, что ей ещё хуже. Уезжал далеко, останавливался, стучал со злостью по рулю, курил сигареты одну за другой. Выходил, бил ногами по дорогой резине иномарки. Проводил ночь в мотеле и возвращался… Она ждала его, радовалась. Павел извинялся, прости мол, дела проклятые замучили. Анютка обнимала его, рассказывала, как прошёл день, делилась мыслями. Мыслей было много.

Анна ждала Павла и основную часть времени проводила в беседке. Смотрела на море, успокаивалась, мечтала. За время болезни она многое поняла, изменились взгляды на мир, сменились ценности. Анна полюбила жизнь и цеплялась за неё. Ни одна минута не должна была пройти зря. Она стала замечать вещи, о которых раньше не думала. Её жизнь прошла за станком в бесконечных репетициях. Анна родилась в большом городе, выросла в нем и видела только огни многоэтажек, витрин и театральные подмостки. Детство, юность прошли там же. Теперь перед ней открылся совсем другой, незнакомый мир со всем разнообразием красок, запахов и настроений.

Вот уже неделю как Анне стало значительно хуже. Павел уехал четыре дня назад. На этот раз действительно по делам, далеко, в Испанию и должен был вернуться только через неделю. Анна чувствовала, что скоро умрёт, но когда он звонил, радовалась, говорила, что чувствует себя хорошо. Прошло два дня, как она отпустила медсестру и перестала принимать лекарства. Анна хотела прожить оставшиеся дни, ощущая всё реально, а не через пелену обезболивающих препаратов. Она страдала, но хотела чистоты ощущений, почувствовать и запомнить жизнь. К смерти Анна была готова…

В ещё горячем августовском воздухе сладкими струями разливался аромат магнолий. Ветер приносил его откуда-то издалека и гнал в сторону моря. Уже стемнело, Анна неторопливо спускалась по знакомой дорожке к беседке. Когда до неё оставалось несколько метров, она остановилась и обернулась в сторону дома. Что-то печальное было в её взгляде. Наверно, она понимала, что вряд ли уже сможет вернуться. Анна огляделась, затем присела, провела рукой по гладким камням дорожки, траве. Встала и неторопливо пошла к беседке. Она шла с трудом, превозмогая слабость и головокружение. Кровь потекла из носа тёплым ручейком.

Анна добрела до беседки, села в плетёное кресло и зажгла лампу. Слабой рукой она достала платок и вытерла красную дорожку. Мотыльки, привлечённые светом, уже тянулись к беседке пёстрыми хороводами. Они кружились и танцевали вокруг лампы. Один из них, самый настырный, подлетел ближе всех и упал опалённый пламенем. Мотылёк лежал на столе и вздрагивал. Он ещё был жив, но уже не мог взлететь. Маленькое насекомое билось в агонии, предчувствуя смерть, но оно так хотело жить. Анна смотрела на него и вдруг увидела в нём себя. Парадокс, но нас убивает любовь к жизни. Анна аккуратно взяла мотылька в руку, поднесла к лицу, ей хотелось увидеть его глаза, точнее отражение смерти в них. Он вздрогнул последний раз, и вместе с ним затихла она.

Утреннее солнце осветило беседку. Его лучи медленно опускались по листьям плюща всё ниже и ниже. Анна лежала погружённая всем телом в плетёное кресло. На бледной холодной ладони лежало маленькое тельце мёртвого мотылька.