Книжный вызов 2017. Книга-квест. "Классициум. Фантастическая антология нефантастической классики"

Двадцатый век. Век стремительного взлета человечества, век атома, электричества и покорения Солнечной системы. Человеческая нога ступила на Марс, Венеру и спутники больших планет. Но одновременно двадцатое столетие это и гибель древнейшей марсианской культуры, и жестокие колониальные войны, и бунты, и мятежи, и Четвёртый Рейх на красной планете… Эрнест Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк, Владимир Набоков, Александр Грин, Василий Шукшин, Николай Гумилев и другие классики мировой литературы в новом проекте издательства «Снежный Ком»!

Я проснулась в двенадцатом часу, оттого что почти до рассвета читала рассказы мистера Эдгара По – по-английски, с двумя словарями. Мне нравятся его мрачные и ехидные фантазии, но экзерсисы наших барышень, зарабатывающих на приданое переводами, не нравятся совершенно.
Поняв, что в присутствие сегодня уже не пойду, я решила побаловать себя и крикнула горничному Степке, чтобы подал кофе в постель.
Степка внес поднос, придерживая дверь ногой. Он был, как положено по его званию, в черных панталонах, розовой куртке, переднике с кружевами, на голове – чепчик, на шее – белый крахмальный воротник с продернутой в него желтенькой ленточкой, завязанной сбоку на кокетливый бантик.
– Это черт знает что! – сказала я. – Бантик-то еще зачем?
– А Дарья Петровна сказали – ежели ленточку завязать не спереди, а сбоку, то получится нечто такое, необъяснимое…
– Вижу, что необъяснимое!
– …что, однако, скорее хорошо, чем дурно! Так они сказали!
– Надо будет телефонировать Дарье Петровне…
Я решила, что, раз уж не буду заниматься всякими скучными делами в присутствии, то могу поехать в кондитерскую. Одно из прав, завоеванных женщинами в нелегкой борьбе, – право баловать себя регулярно. А в одиночку какое же баловство?
Позавтракав, я пошла к телефонному аппарату.
Дарья Петровна оказалась дома. Она тоже решила себя побаловать, имея на то все основания.
– Я в департаменте целый день, как лошадь, над бумагами корплю, – сказала она. – И верчусь, как белка в колесе. А вчера была в Думе. Сидела на хорах. Духота была страшная. Депутатка Овчина говорила о мужском вопросе. Чудно говорила! Мужчины, говорит, такие же люди. И мозг мужской, несмотря на свою тяжеловесность и излишнее количество извилин, всё же человеческий мозг и кое-что воспринимать может. Вот ведь служат же мужчины в кухарках и в няньках… Ах да! Интересная новость! Тетю Машу произвели в генералы!
Тетка у нас была общая, хотя само родство – какое-то смутное и загадочное.
В комнату заглянул горничный.
– Там от госпожи Субалдеевой денщиха пришла.
И сразу ввалилась баба в короткой юбке, сапогах, мундире и фуражке.
– Здрав жлам, вашебродие! – рявкнула она. – Так что их превосходительство велели мне приказать вам, что они сейчас к вам придут.
– На вот тебе, сестрица, на водку.
– Рада стараться, вашебродие! – Денщиха сделала поворот налево кругом и, чеканя шаг, вышла. И тут же из прихожей послышался визг – обыкновенный визг горничного кокетства.
– Степка, одеваться! – крикнула я и пошла к гардеробу.
В шкафу имелось всё, что необходимо служащей даме: узкие юбки, простые и мундирные, сюртуки, жилеты, фраки, мундиры до колен, там же на дверце висели галстуки. Внизу стояли ботинки и высокие сапоги.
Сапоги, понятное дело, были сунуты в шкаф нечищеными. Пока Степка наводил на них блеск, я умылась и причесалась, не делая обыкновенной пышной прически – тетя Маша уважала военный лаконичный стиль, а ссориться с ней из-за кудрей я не хотела. Кто, как не тетя Маша, телефонирует обычно моей столоначальнице, если я балую себя три или четыре дня подряд?
В ожидании я села в гостиной с книжкой мистера По и словарями. Крамольная мысль не давала мне покоя – все-таки нужно позволить мужчинам переводить книжки, пусть не с французского, пусть всего лишь с английского.
В прихожей громыхнула дверь. Я встала и запахнула капот.
Вошла тетя Маша в новеньком мундире с густыми эполетами, в длинной юбке и генеральской каракулевой шапке. На шее у нее висел морской бинокль не менее пяти фунтов весом. С такими пожилые балетоманши ходят высматривать стройные ножки в Мариинке.
– Здравствуй, душа моя, – сказала она. – Ну-ка, я тебя расцелую!
Я ринулась в ее объятия, молясь, чтобы на сей раз обошлось без синяков.
– С новым чином, тетенька! – кое-как пропищала я, поневоле вжимаясь губами в пухлую щеку.
– Вот то-то! – загадочно ответила она и выпустила меня на свободу.
– Садитесь, тетенька, – предложила я и вдруг вспомнила страшное.
На диване, на видном месте остался лежать том Эдгара По.
Я, пятясь, подошла к нему и накрыла его подушкой. Если увидят, что я читаю книжку, написанную мужчиной, засмеют. А мне всегда нравились его фантасмагорические причуды, и я положила себе, что когда наконец откроется циолколетная линия Петербург – Нью-Йорк, непременно слетать и познакомиться с этим выдающимся человеком. Ничего, что лететь – дольше месяца, я потерплю. Сказывали, он уже стар, но это и хорошо – не придется говорить ему пошлых комплиментов и целовать ручки.