Спящий Ангел. Часть-2. Любой выход – есть вход. Любой вход – есть выход

1 января. Пять утра. Я возвращалась домой. От шума и суеты новогодней ночи остались только усталость и внутренне опустошение, что обычно бывают после проведения концерта. Город пуст. И только редкие небольшие компании, запорошенные снегом, сбившись в кучки, спешили добраться до своих домов.

Мягко журчал мотор автомобиля. Попутная новогодняя вьюга позёмкой сплошь переметала дорогу. Одному Богу было известно, каким образом водитель такси, буквально, на одной только интуиции определяя границы шоссе, аккуратно и точно вписывался в повороты. Из тёплого и уютного салона, окружающий мир виделся, словно на призрачном экране, как будто, его, этого мира, и не существовало вовсе. Казалось Творец, создавая новый этап мироздания, оставил наш мир без какой-либо точки отсчёта, растворив прошлое. Настоящее же, начиная проявляться лишь в общих очертаниях, предлагало выбор бесчисленных новых возможностей, путей и вариантов событий будущего. «Верх – есть низ. Право – есть лево. Любой выход – есть вход. Всё было, есть и грядет одновременно!»

Внезапно пришло понимание, что именно с этого утреннего момента наступившего Нового Года, мы можем создавать свою действительность с чистого листа! И какими бы ни были наши фантазии, принимается всё! Просто так, на веру, как в математическом уравнении, начинаясь со слов: «Дано: …». «Этот тонкий миг, когда можно начать новый день с прежней точки отсчёта, но с новым направлением. Этот зыбкий шанс… Но мы спим, да и, проснувшись, не пробуждаемся».

Мы подъехали. Поднимаясь по подъездной лестнице, я подумала: «Интересно, а если, открыв дверь квартиры, я успею уловить те сотые доли секунды, когда мои вещи оставались там без меня, удастся ли засечь тот момент, когда предметы вдруг станут проявляться из ничего и начнут существовать в моей реальности?» Бред. Это просто усталость.

Зябко. Я наполнила ванну и погрузилась в горячую воду. На душе было пусто. Странно пусто! А, между тем, я помнила, что сегодня вечером Мартин ждёт меня, что бы зажечь свечи, исполнить таинство приготовления напитка по древнему рецепту, растревожить души магией и очарованием новогодних праздников. Но трепета предвосхищения не было. Или я настолько устала? Надо было набраться сил, осталось только переступить из ванной на мягкий коврик, укутаться в длинный махровый халат и дойти до заранее приготовленной постели. Надо выспаться. Ещё предстояло побегать по магазинам в поисках тех продуктов, что были необходимы для приготовления магического напитка. Будильник был заведён на три. К пяти я намеревалась всё купить и позвонить Мартину.
…
Вечерний город, полный новогодних огней, вмиг вернул все те особые сладкие ощущения праздника, что каждый из нас помнит с детства. Повсюду гуляли толпы весёлого люда, подвыпившие Деды Морозы катали на саночках Снегурочек и приставали к прохожим, разливая шампанское в пластиковые стаканчики. В витринах магазинов переливались огнями нарядные ёлочки. За прилавками стояли уставшие, но довольные продавщицы в красных колпаках, и кокошниках «а`ля Снегурочка», съехавшими набекрень.
Я купила бутылку хорошего вина, всё необходимое для напитка гетер, и только шафран пришлось хорошенько поискать. Вспомнилось, как засмеялась моя подруга, стоя у прилавка, когда увидела шафран, продающийся задёшево, на развес. «Шафран – из тех специй, - объясняла она, - что настолько дорог по цене и редок в магазинах, что продают его в маленьких упаковках по считанным тычинкам, разложенным, как иголочки в игольнице! А тут надёргали одуванчиков, и говорят тебе: «Ес! Ес! Вис вери-вери гуд шафран!»» Она купила тогда целую пригоршню «шафрана» и повезла его в «свою Европу» позабавить ценителей специй.

Но, так или иначе, к пяти часам всё было куплено, и я позвонила Мартину. Он ответил не сразу, и короткий разговор с ним, из которого я поняла, что наша сегодняшняя встреча не состоится, поверг меня в полнейшее замешательство. Мысли моментально пришли в невообразимый хаос, и, даже не сумев ни обидеться, ни возмутиться, я вернулась домой. С трудом откупорив бутылку с вином, я наполнила фужер и, выпив сразу половину, задумалась посреди гостиной. «Сегодня Новый год. Надо что-то придумать».

В скайпе раздался входящий вызов.
- С Новым годом, подружка! Что делаешь? Почему одна?
- С Новым годом! Люда! Сама не понимаю ничего из того, что сегодня произошло! Я позвонила Мартину, как договорились, но он…. Он даже не сразу понял – кто ему звонит! Только с нескольких попыток объяснений, он сообразил и стал говорить о том, как сильно болит его голова, как занят и не готов к нашей встрече. Словно не существовало ни Нового года, ни той ночи, что показалась нам обоим просто даром свыше! Он говорил невнятно, путаясь в словах, но при этом он не был пьян! И на заднем фоне разговора я слышала отдалённый женский смех. Сказка закончилась, и теперь вот сижу в одиночестве, пью вино.
- У-у-у, дорогая!.. – протянула подруга, - так никуда не годится! Накрывай на стол у себя перед компьютером, а мы с Дениусом приготовим праздничный стол с этой стороны. Будем отмечать!

И Дениус засуетился, звеня тарелками и фужерами.
- Люда! Да я не готовила ничего… работала всю неделю, сегодня планировала уходить, дети у бабушки.
- Ну, хоть что-то у тебя есть?
- Есть. Ингредиенты для напитка гетер, что встречали им воинов из дальних походов.
- Ешь ингредиенты! – приказала подруга.
Я достала салфетки, зажгла свечи и разложила на тарелочки всё, что оказалось в моей сумке. Мы замечательно проболтали весь вечер, шутили и смеялись, Дениус играл на гитаре и пел нам свои песни. Мы наливали в фужеры вино, поднимая тосты и чокаясь через монитор компьютера.
- Ну, как там? У тебя ещё есть, чем закусить?
- Люда! Это смешно, но я всё съела! Из чего же буду готовить теперь напиток гетер?
- Наливай вино в бокал, закусывай лепестками роз и принимайся за шафран!
- Ты что?! Это же всё термоядерная смесь афродизиаков! Это же для священного напитка любви! Что я буду делать со всем этим эффектом в одиночестве!
- Афро… что? Это для негров, что ли, напиток?
Я захохотала.
- Нет! Это от слова «Афродита». Богиня любви такая.
- А-а-а! Ну, если любви!.. Тогда слушай меня, женщину, которая больше десяти лет «мотает срок» с таким же Ангелом творчества, как и твой Мартин. Я знаю всё про них! Дениус! Закрой свои уши, я буду раскрывать дамские секреты! – обратилась она к своему любимому, который, кстати сказать, внешне очень был похож на Мартина. – Ася, ты должна поступить необычно! Типичная женщина выберет два пути: либо устроит скандал и закатит истерику, либо отвернётся от мужчины и забудет его, как страшный сон. Мы не выбираем ни того, ни другого. Поэтому, ты заново должна купить свечи, вино и всё необходимое для своего напитка. У тебя отличный повод позвонить – впереди Рождество! Просто позвони ему. Представь, что ничего не произошло. Искренне представь! Отмотай время назад, начни с той же точки отсчёта. А когда вы встретитесь, зажгите свечи, попроси его помочь тебе, и готовьте напиток вместе, как и собирались. Первое: ты даёшь ему шанс оставаться мужчиной, избавляя от необходимости оправдываться. Поверь, мужчины это ценят. Второе: ты не истеришь, а даришь ему свободные комфортные отношения. И, наконец, третье: его долго будет преследовать вопрос: «Почему ты так поступила»? И из этого вопроса у него появятся ещё три других вывода: «Ты «не врубилась» в ситуацию», «Ты самодостаточна и свободна от догм», «Ты – такая же, как и он». Поступай нестандартно.

…

На Рождество к нам в гости заехал мой хороший друг. Он был на много лет младше меня, но мы всегда находили общие темы для бесед, помогали друг другу и в бизнесе, и просто по жизни.
- Что сидите в скуке и тишине? – начал Владимир, с извечным своим напором и жизнелюбием, - Собирайтесь, поехали в магазин за продуктами и подарками!

В супермаркете мы посадили мою шестилетнюю дочь в большую тележку для продуктов, и Владимир, ловко маневрируя между стеллажами, имитировал уличные перекрёстки, светофоры, остановки и отправления, приведя тем самым Малышку в неописуемый восторг.
Вернувшись домой, мы приготовили праздничный ужин, накрыли стол и долго ели с аппетитом, не переставая болтать и делиться новостями.
С моим семнадцатилетним сыном Владимир был как-то по-отечески назидательно-строг и дружественен одновременно, хотя, разница в их возрасте была не так значительна. Малышка же взбиралась на Владимира, словно на великана, со смехом скатывалась с его спины, как с горки, и, сидя на большом диване, они ухитрялись устраивать сражения, разворачивать военные действия, взлетать в космос на ракете и возвращаться на космодром, что бы съесть мандарин или кусочек торта.

Вечером, следующего дня, оставив детей гостить у бабушке, я вернулась домой. Включив компьютер, я тут же увидела входящий вызов от Людмилы:
- Ну, что, Ася? Звонила Мартину?
- Нет. Прошла неделя. Он даже не вспомнил, и не звонил.
- Так я и не спросила тебя, звонил ли он. Я спросила – ты звонила?
- Нет. Вряд ли я ему нужна.
- Стандартный ответ. И не верный. Не рассуждай стандартно! Ты его увидеть хочешь?
- Хочу. Но, я думаю, что он не хочет.
- Опять неверный ответ. Ты думаешь, что он не хочет или точно знаешь?
- Думаю.
- Тогда узнай точно! А не думай о том, чего, возможно и нет. Звони немедленно.
- Одиннадцать вечера уже. Он, наверное, спит.
- Наверное или спит?
- Наверное.
- Так звони, если – наверное! А, если и спит, то возможно, рад проснуться, услышав твой голос.
- С чего ты взяла?
- А ты с чего взяла?
- Он не звонил всю неделю.
- А ты звонила?
- Нет.
- Вот и он – нет. А хотела?
- Да.
- Тогда и он хотел. Звони. Я перезвоню через десть минут и должна застать тебя спешащей на свидание! Только вот, не надо ждать знаков свыше или считать до десяти. Всё. Звони. Время пошло!

В тишине комнаты я внезапно отчётливо услышала, как время пошло. Привычное и неспешное тиканье часов, вдруг перешло в оглушительный стук, отсчитывая мгновения. Окружающий мир беззвучно завис неподвижно, и только длинная секундная стрелка, вздрагивая, с бешеным ускорением кружилась по циферблату.
Героически преодолев внутреннее напряжение, я набрала номер телефона и нажала кнопку вызова.
Мартин моментально ответил. Он был несказанно рад звонку, и, не давая произнести ни слова, приказал взять такси и немедленно приезжать.

Позвонила Людмила.
- Ну что? Собираешься?
- Да! Он ждёт! – я улыбалась и была благодарна подруге за этот «пинок» в нужный момент.
- Ты там для своего напитка всё купила?
- Да, ещё на прошлой неделе, – отвечала я, одновременно собираясь. – и ещё купила кучу красивых стаканов, что бы разместить в них свечи.

Через час такси остановилось возле знакомой замысловатой калитки. Укутанный лишь в шерстяной шарф, продрогший и взволнованный, Мартин расплатился, и, быстро взяв меня за руку, провёл по узкой очищенной от снега тропинке и открыл двери своего дома. Тут же из мягкого и тёплого полумрака на улицу выбежала кошка и, большими прыжками преодолевая сугробы, скрылась за забором соседнего двора. Мартин добродушно, но бесполезно заворчал ей в след:
- Вот куда её носит в метель, спрашивается? К соседскому коту! Ну, замёрзнет – прибежит.

Он с искренней радостью усадил меня в старое кресло, нежно помог снять пальто и сапоги.
– Ты пришла ко мне, Ася! Я ждал тебя! Я так был так рад твоему звонку!
Но в этот момент раздался другой звонок, которому Мартин, вероятно, был не так уж рад. Из телефонной трубки отдалённо был слышен возбуждённый и бодрый женский голос.
- Нет! – нервно отвечал Мартин. – Я же говорил тебе уже! Не надо ко мне приходить! -
Голос в телефонной трубке энергично и бесцеремонно сопротивлялся. – Нет! Ко мне нельзя! Нет! Никогда нельзя! Я говорил уже! И просил не звонить!

Длинные и крепкие пальцы художника поспешно и суетливо жали кнопки телефона, но тот предательски завис, и далёким женским хохотом беспощадно и красноречиво выдавал шумно проведённую новогоднюю ночь.

Мартин обречённо посмотрел на меня. Но я спокойно опустила ноги в поставленные передо мной тапочки огромного размера и прошла в комнату, доставая из пакета вино, свечи и всё необходимое для приготовления условленного напитка. Тут же в глазах Мартина я увидела бесконечную молчаливую благодарность, и он обнял меня с такой силой, что ноги мои, зависнув в воздухе, покинули и без того слетающие тапочки.

- Мартин! Позволь, я обую туфли, я принесла их специально для этого платья.
- Присядь. Я обую тебя сам.
И он медленными, но уверенными движениями обул на мои ноги туфли.
- Как ловко у тебя получилось! – я улыбнулась в изумлении.
- Дети. Когда дети растут в твоих руках, ты невольно умеешь всё. У меня же есть уже взрослые дочь и сын.
- Мартин! Но, порой, ты бываешь так решителен и силён, и в глазах твоих появляется стальной проблеск, что я удивляюсь, как это вообще сочетается в тебе, совмещаясь с творческой и утончённой натурой!
- А, ведь, я, Ася, офицер запаса. Я в разведке служил. На восточных окраинах нашей необъятной Родины. «Ваше Благородие, Госпожа Удача! Для кого ты добрая, для меня иначе»!
И он достал альбом со старыми фотографиями, на которых я едва узнала Мартина с афганкой на голове и в полевой военной форме.
- Ну, да ладно. Ты пришла ко мне! И это – чудо!

Мы принялись украшать комнату, придумывая рождественский наряд из конфет и фантиков для большого цветка, стоявшего на подоконнике, включили старые разноцветные шишки-гирлянды.

Я окунула принесённые стаканчики в воду, затем в сахар, получив на их краях окантовку из сладкого инея и, наполнив стаканы золотыми декоративными шариками, установила свечи, чем внезапно привела Мартина в неподдельный восторг.
- Мартин! Но это обычное дело! Не я придумала так украшать стаканы для свечей.
- Ася! Но ты – волшебница! Ты делаешь всё так быстро, ловко и изящно, что я не успеваю даже уловить ход твоих мыслей и действий!
- Не надо ни о чём думать. Лучше растолки орешки и финики, а я поставлю на огонь молоко.

Загадывая тайные желания, мы по очереди медленно размешивали волшебный напиток. Затем разлили тёплое бело-розового цвета, густое и ароматное магическое питьё в большие фужеры, сели в кресла и, глядя друг другу в глаза, совершили несколько глотков.
- Ася! Невероятное ощущение! Откуда тебе известен этот рецепт?!
- Кружит голову! Правда? Эйфория, нега и лёгкость одновременно.
- Удивительно! - восторгался Мартин, продолжая небольшими глотками наслаждаться напитком. - Эти древнегреческие гетеры знали толк в том, чем встречать воинов из долгих походов!
- Я полагаю, что секрет в сочетании букета эфирных масел. Миндаль, финики, мёд, роза, шафран – это всё сильнейшие афродизиаки. Они придают силы, снимают усталость и напряжение, сохраняя при этом ясность ума. И… - я улыбнулась, - Они повышают потенцию.
Мартин поднялся, взял меня за руку, и мы долго танцевали, среди расставленных по полу свечей, сливаясь в поцелуях и объятиях.

Этот напиток с невероятной силой обострял все чувства и ощущения. И я хотела сегодня, соединившись с Мартином, выйдя из настоящей реальности, и войдя в далёкое прошлое, увидеть разгадку того второго странного и повторяющего сновидения. Я рассказала об этом сне Мартину и просила его, когда буду прибывать в том неведомом мире, постараться задать мне несколько вопросов, уточняя время, окружающую обстановку, и, самое главное – имена.

В том волшебном, но поражающим своей реалистичностью сне, я виделась со своим Королём в наших покоях. Государственные дела были не так уж хороши. И, намереваясь спасти мужа в каком-то деле, я без согласования и обсуждения, тайком прошла в нашу спальню, и, открыв секретную дверцу на конторке Короля, хотела что-то напечатать. То ли векселя или чеки, то ли деньги, однако, понимая при этом, что спасу своего любимого лишь на короткое время, неминуемо усугубив при этом положение в стране. Оглянувшись на услышанные звуки, я увидела Короля, который вошёл в комнату и намеревался сделать то же самое, но ради меня, его Королевы. Мы поняли друг друга безмолвно. И, прибывая в состоянии сильнейшей и беззаветной привязанности, мы страстно любили друг друга прямо на том столе-конторке. Я видела, как подданные молча наблюдали за нашей любовью, но понимала, что воспринималось это естественно и логично. Вероятно, что такой акт во сне означал какое-либо другое действие, совершаемое Королём и Королевой, ради своей страны. Казалось, что в нашем союзе не было полной законности, из чего и следовали все беды и сознательные лишения. Но наши подданные были преданы, и относились к нам с истиной любовью. Неоднократно видя этот сон, я переживала в нём все ощущения, звуки, цвета и запахи, и только лицо своего Короля не могла различить достаточно чётко, что бы запомнить.

***
С высоты сегодняшнего дня, когда я пишу эти строки, те ночи в доме Мартина, со сладкими и мучительными воспоминаниями, мне и самой кажутся выдумкой на фоне эйфории влюблённости. Внезапно настигавшее видение ярких образов и картинок прошлых жизней казались откровениями, которые теперь прибудут со мной навсегда. Но, лишь Мартин, мог подарить мне тот истинный и длительный пик наслаждений, когда разум и душа, сливаясь в единое целое, свободно и невесомо парили над самым краем реальности и мистики.

Приготовленный нами напиток, вызывал особое состояние, похожее на и некоторую лёгкую наркотическую эйфорию. Мы оба делились чувством, что испытывали непостижимо высокую точку возбуждения, каждый самый маленький участок кожи воспринимал любое, даже мимолётное и лёгкое прикосновение, как наивысшее блаженство, которое длилось бесконечно долго, переплетаясь и усиливаясь с новыми ласками. И, вот, видение открыло передо мной королевскую спальню. Я вошла, открыла конторку, и наконец, незримо за спиной послышались шаги. Я уже была готова к тому, что бы рассмотреть лицо своего Короля. Но в этот момент раздался страшный звериный рык, и мою откинутую в реальности левую руку тупыми когтями оцарапало нечто, появившееся откуда-то снизу, из темноты, где стояли догоревшие и уже погасшие свечи! Я пронзительно завизжала от испуга и вскочила на постели.

- Мартин! Что это?! Кошка твоя вернулась? Но это не похоже на кошку! Это было с такой силой, как, если бы это чудовище было выше роста человека!
Мартин включил ночник. Я смотрела на свою руку и не верила собственным глазам! Никакой царапины не было, но это место болело так, словно плоть была разодрана до глубины костей. Мгновенно, уже чрез секунду боль внезапно улетучилась, и осталось осознание, что не было ни зловещего рыка, ни когтей, ничего не было. И одновременно всё было! Я находилась в полной адекватности, и отвечала за каждое своё слово. Но теперь я боялась, что Мартин примет меня за сумасшедшую или психопатичную женщину.
- Нет, Ася. Кошка на улице. Это Он с тобой поздоровался. Дьявол. Он пришёл посмотреть на тебя. – Успокаивал меня Мартин.
- Ничего себе! Развеял страхи!
Я откинулась на спину, натянув одеяло до подбородка. На удивление, страх действительно прошёл. И в следующее мгновение я встретилась с молчаливым и насмешливо следящим взглядом. Портрет «Мона Лиза» висел слева от кровати.

…

В эти Рождественские каникулы я приходила к Мартину каждый вечер. Мы вместе готовили ужин, варили магический напиток, а из оставшейся после процеживания массы орехов и фиников пекли пироги. По утрам, едва пробудившись, я ощущала густой аромат крепкого кофе и поджаренных тостов из белого хлеба. Исполненная нежнейшей любовью, осторожно, босая, в одной лишь рубашке Мартина, я подходила сзади, и, обняв, с наслаждением ощущала его запах, сильные развитые мышцы спины и покой, исходивший из его души. А вечером мы включали джаз или французский шансон, грели воду в большом чане и Мартин неторопливо, как и прежде омывал меня из медного ковша. Иногда мы, теряясь во времени, не замечали, что ночь закончилась, а за ней минул и целый день, и тогда я оставалась в доме Мартина на следующую сколь долгую, столь и короткую ночь.

Однажды Мартин попросил принести золотое платье, в котором я открывала фешн-шоу. Не только он, но и многие говорили о том, что это платье казалось, странным образом сливалось с моей собственной сущностью, в нём был что-то необъяснимо волнующее и волшебное. Это платье, действительно, попало ко мне невероятным образом, словно специально, само, устроив цепочку событий и «случайных» знакомств, проделало долгий путь, что бы достигнуть рук своей обладательницы и хозяйки. И это была отдельная полумистическая история.

И в один из вечеров я принесла это платье. Мартин попросил надеть, ему хотелось написать портрет.
- Мартин. У платья шнуровка сзади очень сложная и нестандартная по крою. В гримёрке перед показом мне шнуровали корсет минут пятнадцать.
- Надевай. Я помогу тебе со шнуровкой.
Я надела платье и повернулась к Мартину спиной. Он встал на колени и принялся тщательно укладывать шнуровку корсета, бережно затягивая и усердно соображая, как правильно должны располагаться золотые петли. Я смотрела на Мартина в отражение зеркала и думала о том, что ни один мужчина в мире не станет вот так верно и терпеливо, стоя на коленях, с преданной любовью завязывать ускользающие и неподдающиеся длинные ленты. Вероятнее всего, это платье мне не придётся больше надеть никогда. Подсознание смутно шептало о том, что я должна принимать эти минуты, как бесценный дар, повернувшегося вспять времени. Король и его Королева правили своими подданными и любили друг друга в те давно прошедшие средние века, от которых остались лишь медный ковш да золотое платье Королевы.

Удачно и достаточно плотно зашнуровав корсет, Мартин усадил меня в компьютерное кресло, установил поодаль мольберт и приготовил краски.
- Акварель! Нужна акварель. Лёгкая, прозрачная и текучая. Самое сложное будет – передать золото и кружево. Нет. Я не стану прописывать кружево, это утомит тебя.

Я внимательно и заворожёно наблюдала за работой Мартина. Он писал лихорадочно быстро и страстно, совершая едва уловимые и лёгкие прикосновения кисти к бумаге. В краткие моменты, когда он смотрел на меня, его голова втягивалась в плечи, глаза проницательно сужались и, словно сквозь узкую щель между мирами, пытливый взгляд улавливал изменчивую и ускользающую игру света и теней. Порой казалось, что он вытаскивал за шиворот из меня - меня саму, и становилось странно трепетно и бесприютно от осознания обнажённости собственной сути, словно пред лицом Божественного проявления. Неизменно, за каждым новым его взглядом, с кроткой боязнью обнаружить в себе хотя бы даже ничтожно малые грехи или неправедные мыли, следовал вопрос к самой себе: «Кто я»? и «Чего я стою в этом мире»?

Обращаясь к краскам, руки Мартина спешили не потерять собранное а, переведённый на мольберт, взгляд его распахивался, и бывший только что пытливым, разительно меняясь, открывался, словно, изливая увиденные ощущения на бумагу. Волосы Мартина упали на лоб и путались в ресницах. Но ни одно движение не было потрачено на то, что бы совершить что-либо, хотя б и ничтожно малое, но другое, кроме действия, направленного на слияние образа, красок и бумаги. Быстро опуская на палитру послушную кисть, он мастерски смешивал свет и тень, вдыхая в плоскую бумагу пространство и объём. Видеть это было столь же невероятно любопытно, сколь и трепетно-волнующе от соприкосновения с непостижимым. Это можно было сравнить со священным причастием или обрядом таинства.

Я сидела, не шевелясь, минут сорок. И ещё не видя готовой работы, понимала, что пишет он не столько образ, сколько характер, душевное состояние, настроение и чувства. Но я полагала, что все впечатления обязательно будут преломлены через призму восприятия самого художника, его видения и ощущения, ведь так нас учили ещё с детства: «Художник передал своё видение»…. И я была потрясена, увидев готовую работу! Всё то, о чём я думала в эти моменты, все внутренние переживания было переданы с поразительной точностью в моём лице, взгляде, в едва уловимом настороженно-внимательном движении плеч и особых ощущениях, исходящий от картины. Поражало осознание троичности увиденного явления: неразрывная связь взаимопроникающих и текучих потоков: натура – холст – зритель. И художника нет. Он в стороне, посредник, беспристрастно оставивший нас наедине с самим собой и собственной сутью.

- Вот. – произнёс Мартин, мелкими движениями, поправляя волосы на лбу, - Всё, что важно и в центре - написано чётко и поставлено со свойственной ему тяжестью. Всё, что на заднем плане – лишь обозначено, размыто и призрачно.
На заднем плане, за моей спиной, едва обозначенная, но от этого не менее реалистична, из глубины портретной рамы в мой затылок с улыбкой смотрела Мона Лиза.
…

Январь перевалил за свою вторую половину. В одну из ночей город завалило глубоким снегом. И не было никакой надежды, что хотя бы к вечеру, в этот забытый Богом район могло бы пробраться такси. Мы сидели в креслах перед гудящей печью и курили. На подлокотнике у Мартина тихо спала, сжавшись в комочек, кошка. Я сидела, поджав ноги, одетая лишь в полюбившуюся длинную тёплую рубаху Мартина.

Что ж. Тому быть. И я осмелилась сообщить Мартину о своём новом и неожиданном решении теперь, когда у нас не было шанса разлучиться после разговора.
- Мартин. Я уеду через два дня. В другой город. Навсегда. Мне предложили интересную работу.

Мартин молчал и только смотрел в печь. На лице его не дрогнул ни один мускул, и только длинный пепел сигареты, беззвучно упав на пол, выказал уже давнее ожидание сюжета с такой концовкой. Мне стало больно и страшно от мысли, что он почувствовал это ещё в тот день, когда приглашение пришло, но я ещё не знала точно, как поступлю. Но на этой неделе всё было продумано и окончательно решено.

Мартин вздохнул и с нежностью посмотрел мне в глаза.
- Иди ко мне. Я хочу обнять тебя.
Я покорно села на его колени и уткнулась в тёплое плечо.
- Мартин. Я давно хотела уехать. Это не мой город, я здесь чужая. И, если я не уеду сейчас, то не уеду никогда. Сыну поступать в университет, а дочке предстоит идти в первый класс. Всё в самый раз.
Мартин обнял меня крепче и стал покачивать свои колени, словно успокаивал маленького и обидевшегося ребёнка.
- Ася. Ты можешь поступать так, как тебе будет лучше. Тебе и твоим детям.
- Мартин, эту ночь я останусь у тебя, а завтра с утра поеду к своей маме и проведу ночь с детьми. Они остаются пока здесь. Я запретила им провожать меня на вокзале. Тяжело всё это. А ты можешь прийти меня проводить?
- Конечно, Ася. Во сколько твой поезд?
- Утром. В девять.
Мартин прижал меня крепче, и, дыша в макушку, произнёс:
- Ася, я прошу тебя, никому из мужчин не раскрывай секрет нашего напитка. Пусть это останется нашим. Обещай мне.
- Да. Обещаю. – прошептала я в ответ.

…

Утром мы встретились на вокзальной станции. Поезд прибыл к платформе. Тихо и смиренно Мартин проводил меня в купе, сурово посмотрев на сонно осматривавших нас пассажиров. Мы вышли на перрон и целовались до самого отправления, не обращая внимания на любопытные, уставшие от зимнего однообразия взгляды, устремлённые на нас из серых окон вагона.

Поезд, слегка качнувшись, тронулся. Сквозь грязное вагонное стекло я смотрела как на ускользающем, занесённым снегом перроне, неподвижно, с опущенными руками, рассеянно улыбаясь, стоял Мартин, потерянный и одинокий. И от этого на сердце было ещё больнее. Уж, лучше бы он шёл или махал руками вслед, или ещё что-то, но только бы что-то делал, а не стоял, перечёркнутый полосками серой вьюги. Я достала телефон и быстро нажала вызов, ещё успев увидеть, как Мартин встрепенулся и торопливо стал доставать свой телефон. За окном уже проносились городские окраины с возвышающимся куполом старой церквушки, белая река, убегающая в низкое серое небо, и содрогающийся железнодорожный мост.

- Мартин! Я позвоню, как только доберусь! Мартин! Ты приедешь ко мне?
- Да! Ася! Я приеду к тебе сразу же, как только смогу!
- Мартин! Звони мне каждый день!
- Каждый вечер, Ася! Каждый вечер, как только буду приходить с работы!
- Мартин! Сейчас связь прервётся! Мартин!...
- Абонент временно недоступен.

Продолжение следует.

Скачать или прослушать аудиокнигу можно в облаке: https://cloud.mail.ru/public/2UcQ/6CGRZn8Zo