Иногда Вселенская справедливость демонстрирует совершенно потрясающее чувство юмора.

Справедливость - это когда человек сделал гадость, а ему за это воздалось, да ещё и с хорошими процентами. Скажете, так не бывает? А вот и неправда, пусть и редко, но такое всё же случается.

Дело было в восьмидесятые годы на Черноморском побережье, где обычная советская семья героически сражалась с бытовой неустроенностью отечественного курорта. Условия были и впрямь до крайности спартанские, и включали в себя летний душ в полукилометре от жилья, кухню без водопровода, и общий уличный туалет.

Семья состояла из мамы с сыном, бабушки, и маминой младшей сестры. Сын, которого звали Виталик, был мальчик балованный, заметно перекормленный, внутри имел мерзкий характер, а снаружи толстые губы и крохотные глазки. Мама, Катерина, была спокойной женщиной, никогда не выходившей из себя по пустякам, а её младшая сестра Марина была молодой красивой девушкой. Ну, а бабушка Лукерья была безбрежным океаном добра и фонтаном самой нежной заботы. В немалой степени именно её нескончаемыми кулинарными стараниями Виталичек приобрёл такие округлые очертания. Она любила своего внука без памяти, и прощала ему всё на свете, и баловство, и шалости, а нередко и откровенное свинство.

И вот однажды Виталик, в заботливо надетой бабушкой панамке, слонялся по территории, и маялся полуденным бездельем. Ему было совершенно нечем заняться - все местные коты уже улепётывали прочь, едва завидев его на горизонте, а все соседские дети ни за что не хотели с ним играть. Не осталось даже жуков, которым он ещё не оторвал бы лапки. Он одиноко слонялся по дорожкам, и не знал чем себя занять. Вдруг он увидел свою молодую тётю, Марину, которая несла в их домик ведро с водой. Подбежав поближе, он потребовал от неё остановится, потому что он хочет попить из ведра. Услышав в ответ - "Вот сейчас домой придём, и я налью тебе воды в стакан" - Виталик продолжил настаивать на том, чтобы запустить свои губы в ведро прямо здесь, а получив окончательный отказ, отреагировал в своей обычной манере - плюнул в ведро, и гадко засмеялся.

Марине пришлось ещё раз сходить за водой, и ещё раз выстоять длинную очередь, потому что кран на целую отдыха был всего один. Вернувшись через полчаса с новым ведром, девушка на Виталика пожаловалась. Мама и бабушка его поругали, и пригрозили как следует наказать. Конечно же Марине этого показалось до обидного мало, и она очень расстроилась оттого, что маленький мерзавец так легко отделался. Девушка не знала того, что карающий меч уже был занесён, и до справедливого возмездия оставалось чуть больше часа.

После обеда Виталик громогласно объявил, что он хочет какать, и попросил дать ему для этого дела газету. Мама дала ему половинку "Советского спорта", но он возразил, что половинки будет мало, и начал канючить, выпрашивая ещё. Катерина, занятая мытьём посуды, ответила ему довольно резко - "Иди уже, хватит!". И тут Виталик совершил большую ошибку - он решил показать характер, упустив из виду то, что его главная заступница бабушка куда-то отлучилась по делам. Сделав несколько шагов в направлении туалета, он вдруг остановился, и начал тужиться. Когда мама заметила через окно его недвусмысленную позу, было уже слишком поздно, личинка была отложена прямо в трусы, а Виталик безучастно стоял на дорожке с таким видом, как будто во всём виновата мама.

Вот тут-то терпение Катерины и лопнуло! Сложилось сразу всё - и плевок в ведро, и надоевшее мытьё посуды в этом чёртовом тазике - она затащила сына в домик, наградила его парочкой увесистых затрещин, и сняв с него трусы, поставила на колени посреди комнаты. Затем прямо перед ним на тумбочку она положила загаженные трусы со словами - "Вот! Пусть они тут тебе воняют!"
В ответ Виталик разразился громким плачем. Но бабушки рядом не было, а мама и Марина смотрели на него глазами, в которых не было ни капли жалости. И что ещё обиднее - в глазах Марины виднелось ещё и неприкрытое злорадство.

Плакать Виталик умел и любил, он прекрасно знал, что как следует поплакав, можно избежать наказания, или получить какой-нибудь подарок. Так что он принялся рыдать так горько, как только мог. Но в этот раз смягчить сердце матери ему никак не удавалось, он рыдал и рыдал, а прощать его никто не собирался, и вонючие трусы всё ещё лежали перед его носом.

Но вот наконец вернулась бабушка. Едва войдя в комнату, Лукерья всплеснула руками - "Ой! Что случилось?! Почему это у вас Виталичек на коленях стоит?" - на что мама, не поворачивая головы, ответила - "А потому, что ведёт себя отвратительно! Так что пусть стоит, и ни в коем случае не вздумай его прощать!"

Опальный отрок резко увеличил громкость своих рыданий. Виталик знал, что другой надежды у него нет. Устремив на бабушку жалостливый взор, он густо разметал по щекам сопли и слёзы, и постарался выглядеть несчастным до самой последней крайности. Бабушкино сердце разрывалось на части, вроде как ей строго-настрого запретили его прощать, но он же так жалобно плакал!

Горестно качая головой, и сама чуть не плача, она подошла к коленопреклонённому внуку поближе, и увидела что всё его лицо в соплях. Совершенно не задумываясь, она схватила в руки первую попавшуюся тряпку, наклонилась над ним, и принялась его вытирать. Бабушка была подслеповата, и не поняла, что за тряпка попалась ей в руки, да и сам страдалец, чьи глаза были полны слёз, тоже поначалу этого не понял. Но глаза глазами, а обоняние у Виталика было в полном порядке, и очень скоро он понял, какой именно тряпкой бабушка вытирает его лицо. Он попытался было подняться с колен, но бабушка ласково уговаривала его не вставать, и прижав другой рукой, продолжала елозить тряпкой, как бы он ни брыкался. В этот момент он уже не плакал, нет! Он ревел белугой, и вырывался так, словно его собирались кастрировать. Но Виталик был маленький, а бабушка была большая, тем более стоя на коленях вырываться было очень трудно, а добрая бабушка держала крепко, да к тому же ещё и настойчиво предлагала в ту же тряпку высморкаться.

Прошло немало времени, пока бабушка наконец отвлеклась от борьбы с внуком, и обратила внимание на то, что Катя и Марина от смеха уже просто сползли на пол, и как рыбы хватают ртами воздух, не в силах произнести ни слова.

Так что к тому моменту, когда трусы были убраны от лица Виталика, он выглядел в точности как варёный рак - глаза выпучены, весь красный, и немного в укропе. От злости и обиды он уже просто рычал, и даже забыл, по какому поводу он плакал. Затем последовало новое унижение - ему пришлось ждать, пока мама восстановит способность членораздельно говорить, и наконец-то объяснит бабушке в чём дело. Только после этого его наконец повели умываться.

Вот что ни говори, а иногда в этой жизни всё так хорошо сложится, что ни добавить, ни убавить.