Обсудим? Забеременеть от любовника, чтобы сберечь брак.

Я публикую эту исповедь вовсе не для того, чтобы оправдать или осудить молодую женщину, рассказавшую свою историю. Просто мне хотелось еще раз напомнить о том, что жизнь не всегда вписывается в строгие логичные схемы, которые — теоретически — мы сами часто и легко изобретаем.
По гороскопу я Дева и, как ис­тинная дочь сентября, много работаю, люблю классичес­кую живопись, запоем читаю, иногда влюбляюсь, исключительно в муж­чин с «изюминкой», и никогда не те­ряю голову, точнее, не теряла до не­давнего времени! А еще иногда заду­мываюсь о душе — вместо того чтобы спокойно жить, прикрывшись, как пляжным зонтом, напрочь въевшим­ся в кожу цинизмом.
Вирус карьеризма, наверное, пере­дала мне с молоком мама, феминистка шестидесятых. Уже в три года я мечта­ла быть главным космонавтом, потом главным таксистом, потом главным врачом… В результате стала главным финансистом, а точнее, вице-прези­дентом преуспевающей компании. Все эти годы я продвигалась вверх по служебной лестнице семимильными шагами — не потому, что была везучая или вовремя меняла с умом подобран­ных любовников, просто работала с утра до вечера и всегда просчитывала ситуацию на два шага вперед.

Между защитой диссертации и открытием своего первого коопера­тива я вышла замуж — за мужчину, в которого могла влюбиться только ис­тинная Дева. Желчный интеллектуал Артем не очень жаловал слабый пол — от женского кудахтанья о колготках, духах и лифчиках у него начиналась мигрень, так что рациональная Дева, интересующаяся процентными став­ками и биржевыми котировками, ему очень подошла. Мы болтали с Арте­мом о делах, ходили в театр, ездили на горнолыжные курорты и уважали свободу друг друга. Каждый из нас мог в любое время отправиться на ве­черинку к друзьям или подругам, улететь в командировку, задержаться на работе — в общем, мы жили очень хорошо для безумно занятых людей и за пять лет брака по-настоящему привязались друг к другу. Страсти в наших отношениях не кипели, зато мы не мучились глупой ревностью. А уж совсем для души я встречалась с Игорем — великолепным любовни­ком и просто приятным человеком.

Все началось в полнолуние. Я по­чему-то долго не могла уснуть и, гля­дя в сверкающий белизной потолок, занималась преотвратительным де­лом — «раскладывала» пасьянс собст­венной жизни. Ровно в пять минут первого, совсем как героиня дешево­го любовного романа, я неожиданно почувствовала себя невероятно оди­нокой в этом безмолвном ночном мире. И вдруг отчетливо поняла, что безумно хочу ребенка, только сама не признаюсь себе в этом, глотая проти­возачаточные таблетки и обсуждая с утра до вечера бизнес-планы. Я так закрутилась в вихре якобы неотлож­ных дел, что не заметила, как вырос­ли дети моих сверстниц, а сама я уже прочно обосновалась в группе позднородящих. И мой малыш теперь может не появиться на свет только потому, что его идиотка мама, дотя­нув до тридцати пяти лет, все время думала только о себе и страшно боя­лась превратиться в глупую домохо­зяйку в засаленном халате и бигуди.

Приняв решение, я обычно двига­юсь к намеченной цели, как атомный ледокол последнего поколения, сме­тая на своем пути любые препятст­вия. Поэтому, растормошив еще ни о чем не подозревающего мужа, немед­ля предложила ему родить ребеночка. Артем с радостью согласился даже по­кормить его грудью и уснул на полу­слове с блаженной улыбкой на лице.

Я не поверила своим глазам, но ме­сячные начались строго в срок. Ровно через двадцать восемь дней все по­вторилось, потом еще и еще… Мы подняли на ноги всех гинекологов Москвы, сдали кучу анализов, про­шли всевозможные тестирования. «Не волнуйтесь, милая, — успокоил меня врач. — Вы столько лет принима­ли контрацептивы и хотите за один день забеременеть. Наберитесь тер­пения, и все непременно получится. Вы с мужем абсолютно здоровы».

Прошло полгода. Артем получил повышение по службе, мы купили новую квартиру, поменяли машины, но я по-прежнему носила узкие юбки и запрятала поглубже в шкаф голу­бые распашонки, перевязанные шел­ковыми ленточками. Мы ссорились с Артемом каждый день — я обвиняла его во всех смертных грехах, хотя мой муж был ни в чем не виноват.

Однажды, совершенно одурев от бесконечного ожидания, я завалилась в гости к своей подруге, у которой не была лет сто. Выпив бокал шампан­ского, тут же раскисла и, заливаясь слезами, рассказала ей о своих бедах. Галка, особа авантюрная и очень ре­шительная, налила мне валерьянки и тут же, не тратя сил на бессмыслен­ные утешения, предложила очень простой выход из положения: под­ключить к решению проблемы лю­бовника.

Откровенно говоря, сначала я просто опешила — с Игорем я перестала ви­деться сразу, как только решила обза­вестись малышом, хотя мы встречались уже три года и не могли отор­ваться друг от друга. Года полтора на­зад, в самый разгар нашего романа, когда я готова была расстаться с Арте­мом и бросить все, даже свой бизнес, Игорь, не стесняясь в выражениях, объяснил мне разницу между женой и любовницей. С Аленой, своей тре­тьей супругой, он жил точно так же, как и я с Артемом, спокойно и уверен­но, и не собирался еще раз испыты­вать судьбу. «Ты прелесть, — сказал он тогда твердо. — Но разводиться я не со­бираюсь и давай не будем больше портить друг другу настроение этими никчемными разговорами».
Мое желание родить ребенка было настолько сильным, а внезапно на­чавшийся медовый месяц с Артемом таким страстным, что я совершенно сознательно, придравшись к какому-то пустяку, поссорилась с Игорем. И ни о чем не жалела, сжигаемая дотла вспыхнувшим во мне материнским инстинктом. Конечно, я понимала, что причиняю боль ни в чем не по­винному Игорю, но не раздумывая принесла его на алтарь моей мечты.

На роль жертвы Игорь не согла­сился. Он звонил мне с упорством ма­ньяка, каждый раз придумывая новый повод для встречи, и действительно скучал: мужчины, как известно, не вы­носят, когда их бросают. Наверное, он по-своему был привязан ко мне, во всяком случае, сравнивал с прежними (или настоящими?) любовницами — я это чувствовала — и никак не мог най­ти мне достойную замену.


Я решилась позвонить Игорю, вдохновившись примером Галки — своих детей, мальчика и девочку, она родила от любовника и жила в пол­ной гармонии с собой, собственным мужем и отцом детей. Тогда мне дей­ствительно казалось, что это совсем неважно, чей у тебя ребенок, только бы родился. И, тем не менее, я все-таки тянула время — в ожидании чуда.


А еще через несколько месяцев у меня начался самый настоящий пси­хоз: я перестала спать, с трудом сооб­ражала на работе и постоянно думала об Игоре, Артеме, неродившемся мальчике, себе самой. Коллеги, заме­тившие, что со мной творится что-то не ладное, предложили немного отдохнуть, и я схватилась за эту возможность, как утопающий за соло­минку.

Артем уехал на месяц в команди­ровку, и я поняла, что это судьба и глупо с ней спорить. Целую неделю я спала по двенадцать часов, ходила в бассейн, вечера проводила в консер­ватории или Большом театре, читала поэтов Серебряного века… Словом, возвращалась к жизни и, наконец, аб­солютно не сомневаясь в собствен­ной правоте, пригласила Игоря в гос­ти. Он тут же «уехал» в срочную ко­мандировку, и мы провели вдвоем целую неделю, расставаясь лишь на восемь часов, которые он обязан был проводить в офисе. Исподволь я уз­нала все о его генеалогическом древе. Прадеды Игоря (по отцовской ли­нии) были крепкими крестьянами и прожили долгую трудовую жизнь. В его роду никто не пил, не страдал эпилепсией и не состоял на учете у психиатра. Игорь, растроганный та­ким вниманием уже почти ускольз­нувшей из его рук любовницы, с дет­ской непосредственностью рассказы­вал мне о своем двоюродном прадеде (по материнской линии), Георгиев­ском кавалере, первом слоновожатом столичного зоопарка. А я в это время думала о том, что моему мальчику совсем не помешают мужество и от­вага этого далекого предка.

Артем потерял голову, узнав, что я беременна. Он запоем читал ка­кие-то научные журналы и, в точнос­ти следуя советам специалистов, бе­гал по магазинам, добывая какие-то невероятно полезные продукты для меня и мальчика. И тайно, махнув рукой на все суеверия, покупал при­даное малышу.
Игорь, поглаживая мою слегка располневшую талию и пристально глядя в глаза, допытывался, не его ли это ребенок. Я понимала, что, даже если скажу правду, все равно ничего не добьюсь: он не оставит Алену и не предложит мне руку и сердце. И ког­да я совершенно серьезно ответила ему, что это наш с Артемом мальчик — врачи уже подтвердили, что у меня будет сын, — Игорь с облегчением вздохнул и, отправившись в душ по­сле сеанса любви, наверняка перекре­стился. Еще бы, такая гора с плеч!

Наверное, это звучит банально, но я действительно была самым счастливым на свете человеком, когда, едва оправившись после родов, взяла на руки мой маленький комочек, кото­рого еще девять месяцев назад назва­ла Сенькой. Мой сын, проживший уже большую жизнь — целых два часа! — был необычайно беленьким для но­ворожденного, с длинными влажны­ми волосенками и такими смышле­ными глазами, что, казалось, раскры­вая, как галчонок, свой голодный ро­тик, он с трудом сдерживается, чтобы не сказать мне: «Привет, мама».

Я не могла оторваться от своего сына. Что-то шептала ему, наверное, о том, как мы все его долго ждали, и неожиданно поняла, что на меня смо­трит… маленький Игорь, с тех пожел­тевших детских фотографий, кото­рые он однажды притащил ко мне домой. Не обращая внимания на мед­сестру, которая уже битый час пыта­лась унести ребенка, я вглядывалась в лицо моего мальчика и не могла най­ти ни одной черточки Артема.

Я погрузилась в отчаянную тиши­ну больничной палаты, и вдруг ка­кой-то нечеловеческий ужас за совер­шенный обман скрутил меня с такой силой, что я едва не потеряла созна­ние. Мозг, как детектор лжи, жестко формулировал конкретные вопросы, не давая одуматься, а я не могла ни соврать, ни ответить правдиво, поза­быв все слова, которые знала.

Из роддома нас забирала, кажется, вся существующая на свете родня. Артем, уронив огромный букет ве­сенних цветов, выхватил у меня из рук невесомый белый сверток и за­мер, не в силах даже перевести дыха­ние. Мамы, теперь уже самые настоя­щие бабушки, повисли у меня на шее и, вытирая слезы, в два голоса ут­верждали, что Сенька — вылитый отец. Дедушки только нервно кури­ли, отойдя на безопасное для здоро­вья малыша расстояние. Прабабуш­ки, прадедушки, тети и дяди просто кричали что-то нечленораздельное от восторга. А за чугунной оградой роддома, неприметная в шапке рас­пускающейся сирени, стояла красная «девятка». Сидящий в ней мужчина не отрываясь смотрел в нашу сторо­ну. Это был Игорь.

Из Артема получился прекрасный отец, необычайно заботливый и лас­ковый. Он начал заниматься воспита­нием сына с первого дня, как и пред­сказывала Галка: штудировал специ­альные пособия, учил Сеньку пла­вать по каким-то новомодным мето­дикам, следил за питанием и лучше любого врача знал, что необходимо сыну в данный момент его маленькой жизни. Каждый вечер, держа малыша на руках, он открывал в нем новые черточки — то собственные, то ба­бушкины, то какой-то неведомой мне тетки, давно уехавшей из Рос­сии… А Сенька, пуская пузыри, косил в мою сторону Игоревыми глазами: мол, не расстраивайся, мама, я тебя не выдам!


Я впала в отчаяние. Встречаясь время от времени с Игорем, старалась как можно меньше рассказывать ему о нашем сыне и каждый раз забывала принести фотографии, потому что это было равносильно самоубийству. Игорь же все время что-то подсчиты­вал, складывал, по-моему, даже ум­ножал и с маниакальным упорством выпытывал у меня мельчайшие по­дробности из Сенькиной жизни. Он интересовался, как мальчик кушает, когда встает, сосет ли кулачок, как улыбается — широко или слегка кривя нижнюю губу, как засыпает — на боку или на спинке.
Вечером, когда Артем возвращался домой, начиналась вторая серия этого бесконечно-мучительного сериала. Я опять рассказывала, что Сенька сего­дня делал, как кушал, улыбался и по­вторяла, как попугай, два часа назад произнесенные фразы.

Каждую неделю я принимала судьбоносное решение, понимая, что так жить нельзя. Сначала я решила рас­статься с Игорем — это казалось мне самым логичным выходом из поло­жения. Но так и не выполнила заду­манного. Потому что эгоистка. И, в конце концов, Игорь — отец моего ре­бенка.

Потом решила во всем при­знаться Артему — и будь что будет. Но уже через пять минут поняла, что во­все не хочу расставаться со своим му­жем — я его тоже люблю, как и Игоря, только по-другому. Однажды реши­ла поговорить откровенно с мамой, ну хоть кто-то же должен помочь мне нести этот груз ответственности! Но мама только недавно вылечила язву желудка и, как особа крайне впечат­лительная, наверняка снова попала бы в больницу, узнав подробности появления ее единственного внука. И я опять поехала к Галке.

Моя подруга использовала все грубые просторечия, известные ей со времен обучения на филологичес­ком факультете. Она очень доходчи­во объяснила мне, что я не имею права калечить жизнь троим мужчи­нам только потому, что моя совесть никак не может успокоиться. На­помнила, говоря отчетливо, почти по слогам, что у ребенка есть мать, а таким уникальным отцам, как Ар­тем, вообще место в Красной книге. Игорь тоже заслуживает уважения – если бы не он, еще неизвестно, в ка­кой дурдом пришлось бы меня уст­раивать. «Вспомни себя! Классичес­кая неврастеничка с синдромом не­реализованного материнства. Благо­дари Бога, что все так великолепно получилось. У тебя есть сын, муж, любовник, друзья-коллеги — все тебя любят, и никто ни в чем не подозре­вает», — убедительно закончила свою речь Галка.

Моему Сеньке уже три года. Но я все равно не могу избавиться от чув­ства вины перед собственным сыном и двумя мужчинами, которых люб­лю. Одно только знаю твердо: я ни­когда никому из них не скажу правду. Потому что действительно не имею права портить жизнь дорогим мне людям. И, откровенно говоря, зави­дую своей подруге Галке, ее фило­софскому складу ума и способности все расставлять по своим местам. У меня это не получается.