Слеза полдневного светила. Часть 1. Главы 21 - 22

15 век нашей эры, Тауантинсуйо, империя инков. Эту ночь, перед появлением избранного, я провел без сна. Когда во дворе и в доме все стихло, я с величайшими предосторожностями встал, выскользнул наружу, замер, прислушиваясь. Ничего, кроме обычных ночных звуков, не нарушало тишину.

Стараясь оставаться в тени, я прокрался к помещению, где хранились неисправные летательные аппараты и детали к ним. Это сооружение напоминало ангар. Наблюдение за Амару помогло мне узнать, как можно было туда проникнуть. Я должен был обеспечить себе надежный путь отхода и начал готовиться к этому заранее. Недолго думая, я решил воспользоваться одним из «мотыльков», который, по мнению инков, не подлежал ремонту. Я не разделял многие мнения инков, в том числе и это. Тайком наведываясь в «ангар», я постепенно привел «мотылек» в приличное состояние. Теперь, в случае если мне придется бежать, я мог им воспользоваться. Разумеется, с изрядной долей риска. Несколько деталей неисправного «мотылька» были сильно повреждены, а часть ремней истерлась. Но я надеялся, что мне удастся поднять его в воздух.

Этой ночью я вовсе не собирался покидать дом гостеприимного Амару и проник в «ангар» не за «мотыльком». Стены здания были сложены из огромных каменных блоков. В одном из них я проделал отверстие, чтобы спрятать второй кристалл. Он был достаточно крупным, и я не мог постоянно носить его при себе. В «ангаре» стояла кромешная тьма. Но я прекрасно знал, как пройти к тайнику. Разбросав мусор, специально наваленный мною в заветном углу, я нащупал отверстие. Хвала провидению! Кристалл был на месте. Не то чтобы я опасался, будто кто-то обнаружит мой тайник… просто путь к цели оказался таким невероятно, неожиданно долгим. И я не мог позволить себе проиграть. «На этот раз у меня все получится! – твердил я себе, как заклинание. – Я не подведу. Я все сделаю так, как надо!»

Дрожа от возбуждения, я вернулся в дом. Никто не заметил моего отсутствия. Сегодня судьба играла на моей стороне! Облегченно вздыхая, я устроился на своем ложе. Мне следовало спрятать кристалл в таком месте, чтобы, когда понадобится, без помех взять его. В любой момент. Я просунул руку под шкуры, из которых состояла моя постель, и спрятал туда кристалл. Вряд ли кому-нибудь придет в голову рыться в моих вещах. Все-таки, Перо из Храма Орлов – великая вещь! Особенно если на нем золотое кольцо с изображением неизвестного символа.

Вспоминая милое личико Миктони, я забылся коротким тревожным сном.
Разбудили меня приветственные крики. Я накинул на себя одежду и выглянул во двор. Я сразу узнал его – избранного – Сына Солнца. Он выделялся среди всех своим ростом, особой статью и редкостной красотой. «Летающий инка» Амару и его ученики ликовали. Они обступили гостя со всех сторон и едва не облизывали его, млея от восхищения. Что ж, это был день их торжества: на плоскогорье Наска явился избранный! На них снизошло благословение Бога Инти. Теперь будет изобилие золота, а значит, и всего остального.

Я подошел к толпе, окружившей Сына Солнца, чтобы внимательно рассмотреть его. Мне необходимо было хорошенько его запомнить, запечатлеть в своем сознании его лучезарный образ. Избранный – красивый, рослый молодой мужчина с прекрасно развитой мускулатурой и необычайно гармоничным лицом – почувствовал мое приближение. Он обернулся и взглянул на меня. Готов поклясться, его сердце дрогнуло. Но он хорошо владел собой. Легкая тень омрачила на мгновение совершенное обличье Сына Солнца и тут же изчезла. Никто, кроме меня, не заметил этого молниеносного обмена взглядами. Он что-то уловил, что-то его задело. Вряд ли он отдавал себе отчет, что именно.
Я поспешил удалиться. Все были настолько поглощены визитом избранного, что забыли о моем существовании. Воистину, если Боги хотят кого-нибудь наказать, они исполняют его молитвы.

Я предполагал, что после определенных ритуалов и обильной общей трапезы Сына Солнца должны с величайшими почестями препроводить в один из подземных храмов. Там он останется на некоторое время, известное только ему, в полном одиночестве, без пищи и воды. Потом избранный покинет свое убежище. Он «вернется» к ожидающим его служителям Храма, но полученными знаниями поделится только с Верховным Жрецом. Следить за Сыном Солнца считалось великим злодеянием и могло навлечь гнев Небесных Владык. Об этом в Тауантинсуйо знал каждый ребенок. Когда избранный поведает Жрецу, где искать золото, он покинет плоскогорье Наска и удалится туда, откуда пришел. То есть в никуда. Так думали инки. Они действительно верили в это.

Плоскогорье и пустыня Наска были изрезаны сложной системой подземелий. Здесь существовало множество ходов-туннелей, как ведущих к пирамидам, храмам и усыпальницам, так и служивших подземной ирригационной системой. Места входов в подземелья тщательно маскировались и охранялись. Вероятно, по этим лабиринтам можно было уйти достаточно далеко. Как бы там ни было, спускаться на свой страх и риск в подземелье считалось безумием. И не без оснований. Я думал, то, что мне было нужно, находилось именно там, в одной из самых таинственных пустот. Поэтому Сын Солнца спускался туда. Поэтому всего о подземельях не знал никто. Поэтому проникнуть туда по собственной воле, без проводника, означало навлечь на себя проклятие Богов. Но я и не собирался этого делать. Я не самоубийца. Существует другой способ получить информацию. Его-то я и применю. Вместе с решением пришло спокойствие.

Пока они «водили хороводы» вокруг Сына Солнца и набивали свои желудки, я отправился на обычную прогулку по пустынной местности. Тауантинсуйо была сказочно красивой страной. Она купалась в прозрачности и чистоте горного воздуха, в синеве небес и дыхании океана, нежилась в лучах солнца. Здесь было все – тропические леса, высокогорные луга, речные долины и покрытые снегами горные хребты. И даже плоскогорье Наска отличалось дикой и пустынной прелестью.
Нагулявшись вволю, я вернулся домой. Во дворе под навесом вповалку отдыхали рабы. Амару с учениками все еще праздновали. Религиозные обряды как ацтеков, так и инков отличались невероятной жестокостью, какой-то одержимой, кровавой свирепостью. «Наверное, режут людей на своих алтарях, – с неприязнью подумал я. – Такое радостное событие надо как следует полить кровью».

Империя Тауантинсуйо только внешне выглядела блестяще и грозно. Ее пышное великолепие, ее золотое сияние не ослепляли меня. Я видел, как притворство, жестокость и разврат разъедают ее изнутри. Она готова была рухнуть от малейшего толчка. Ни эстетика, ни знания, ни религия, ни несметные богатства не способны были спасти ее. Великая цивилизация инков стремилась к своей гибели. Она сгнила изнутри, и ее роскошная, крепкая с виду оболочка больше не вводила меня в заблуждение. На многое мне открыл глаза Амару. Он восхвалял свою страну, не понимая, что она катится к закату.

Самые красивые девушки томились в гаремах Верховного Инки и его приближенных или становились жрицами – невестами Бога Солнца. Правящая династия называла себя детьми этого Бога и беспощадно преследовала кровосмешение. Браки заключались только внутри семьи. Нарушителей ждала смерть. В то же время между представителями правящей династии то и дело разгоралась борьба за престол. Победитель безжалостно уничтожал своих «врагов». Бесстрашные воины, инки имели болезненное пристрастие к кровавым расправам. Словом, изначально нечестное начало подготовило сокрушительный, бесславный конец. Мне только оставалось исполнить свою миссию и с достоинством удалиться. Судьба империи была предрешена.

Я понимал всю горечь, все отчаяние этих существ. Я понимал, чем они недовольны. Они ожидали совсем другого. Прекрасная, покрытая зеленью планета обманула их, захватила в плен. Сильное земное притяжение ограничивало возможности летать, делало каждое движение тяжелым и неуклюжим. Строительство грандиозных дворцов, храмов и подземелий из приятной забавы превратилось в трудную задачу. «Мотыльки» и «пеликаны» не шли ни в какое сравнение с легкими крыльями, к которым эти существа привыкли. И только несколько жрецов Храма Орла знали секрет настоящего полета. Сила тяжести не позволила им создать мир, рожденный в мечтах. Столько лишений пришлось вынести напрасно! Все, все пошло не так! Но самое главное – их тайна! – наполняла жизнь постоянным страхом. Они боялись быть обнаруженными, боялись других людей, боялись друг друга, а потом стали бояться самих себя. Шепот они превратили в мысль. Но и мысль была запретной. Шепот можно подслушать, каким бы тихим он ни был. Мысль тоже можно уловить. И тогда… Они спрятали от себя свои мысли, отказались от своей памяти. Они надеялись, что их никогда не найдут. Несчастные…

Однако я слишком увлекся рассуждениями, тогда как мне пора было действовать. Вечером Амару пришел домой.
– Они… все остались там… провожать избранного в его… незримый, сокровенный путь, – сообщил он, еле ворочая языком.
Он был то ли опьянен наркотическими напитками, то ли пребывал в трансе по поводу счастья лицезреть Сына Солнца. Я понял, почему он покинул церемонию и вернулся домой. Амару отвык от головной боли и опасался, что без меня у него снова начнется мучительный приступ. Тем лучше. Благодаря его приходу, я узнал, что избранный отправился в подземелье. Теперь и мне пора.

Я помог Амару уснуть и поспешно улегся на свое ложе. Кристалл лежал под шкурами там, где я его оставил. Я достал его, потрогал острые холодные грани, пронизывая его и позволяя ему пронизывать меня. Внутри кристалла появилось теплое золотистое свечение… оно медленно разгоралось. Я положил кристалл рядом с собой и мысленно воссоздал образ избранного. Сын Солнца возник передо мной, ослепительный и совершенный, подобный Богу. Он сидел один в полутьме подземелья, закрыв глаза. Окружающая обстановка ускользала от моего внимания, и только его сосредоточенное, неправдоподобно красивое лицо четко выделялось во мраке. Я застыл в ожидании, боясь шевельнуться…

На этом «художества» Марата обрывались. Эти записи производили на Ангелину Львовну странное и неприятное впечатление. Они погружали ее в мир, которого она не знала и не хотела знать. Невольно описания кристалла заставили ее задуматься о магическом шаре. Ведь шар – тоже кристалл. И это золотое свечение внутри него… Госпожа Закревская почувствовала озноб. Ей вдруг стало жутко.
– Глупости, – пробормотала она. – Самойленко целые дни проводит рядом с шаром, и ничего.
И тут она вспомнила о его запутанной болтовне по поводу золота, Солнца… Олег Иванович будто поймал ее мысли. Он ради приличия поскребся в дверь и, не ожидая приглашения, вошел.
– Ангелина! Да на тебе лица нет… Что случилось?
– Ничего.
– Вот только не ври! Тебе не идет.
– Ладно, – вяло согласилась она. – Не буду.
– Так в чем дело?
Ангелина Львовна собралась с духом.
– Дай мне твой шар! – выпалила она, боясь, что передумает. – Дней на десять.
– Хорошо, но…
– Никаких «но»!

Ларису обступила полная, кромешная тьма. Она слышала голос Изотова, который звал ее, но не могла ему ответить. От страха ее горло свела судорога. Не то что кричать, пошевелить языком было невозможно. Все тело обмякло, стало ватным и безвольным, перестало ее слушаться. «Мамочка!» – подумала Лариса. И это была ее последняя мысль. Потом она уже не думала. Оказывается, может быть и так.
Вместо мыслей пришли ощущения. Лариса почувствовала, как воздух вокруг нее уплотняется и вибрирует. Дикий, первобытный ужас, который все живые существа испытывают в момент разгула стихии, сковал ее. Она вдруг явственно представила себе, как вся эта необъятная, громадная и жуткая тяжесть горы обрушивается на нее, сметая все и ломая железобетонные тюбинги, как спички. По сравнению с напором земной толщи люди и их крепежные приспособления, которые они пытались противопоставить горе, казались муравьями, сооружающими свой муравейник из былинок и хвойных игл.

Лариса уже ощущала себя погребенной, раздавленной и мертвой. Ее тело онемело, замерло, как и душа. Но… она все еще дышала, и это сбивало ее с толку. Реальность сначала раздвоилась, а потом просто рассыпалась на несметное количество осколков, никак не связанных между собой… Где-то слева от Ларисы появился тусклый золотистый свет, и она восприняла его как явление ангелов по ее душу. Ангелы становились все ярче, но так и не приняли знакомых ей по картинкам обличий. Сначала они плавно кружились, а потом соединились в нестерпимо сиюящую точку. Точка росла и становилась все ярче, хотя это казалось невозможным. Она поглотила туннель, гору, Ларису, ее сознание и стала всем. Ничего не осталось, кроме этой светящейся, горящей, ослепительной точки…

– Мельникова! Мельникова-а-а! Боже мой! Да что ж это такое?! Умерла она, что ли?
Резкий запах нашатырного спирта ударил Ларисе в нос, и крики Глафиры Дормидонтовны Суховой стали гораздо более отчетливыми. Из густого тумана выплыло ее озабоченно-перепуганное лицо, склонившееся над Ларисой.
– Слава тебе, Господи! – выдохнула администраторша. – Я уж думала, ты не оклемаешься.
Вокруг Ларисы было светло. Она лежала на чем-то твердом, и перед ее глазами высоко стояло синее небо. По небу медленно плыли облака, похожие на сказочных драконов.
– Разве туннель не обвалился? – одними губами спросила она.
– Да ты что, Мельникова? Это у тебя жар. Бредишь! Вон, голова горячая, как огонь. – Глафира приложила свою большую ладонь к ее лбу. Ладонь оказалась прохладной. – Чего ему обваливаться-то? Стоит, как стоял.
– А… может… землетрясение было?
– Тебе показалось со страху, – хихикнула администраторша. – Трусливая ты, Лариска, ну прямо как заяц. Зачем тебя в туннель понесло? Раз боишься, нечего туда нос совать. Отхаживай потом тебя! Скажи спасибо Валерию Михайловичу, это он тебя в темноте нашел и вытащил. На руках вынес. А то бы точно померла!

К Ларисе подошел инженер Изотов, наклонился.
– Напугали вы меня, – сказал он. – Что случилось?
К Ларисе медленно возвращалась память.
– Это… было то самое место?
Изотов скорее угадал, чем услышал. Он неопределенно кивнул, оглянувшись на Сухову. Та поспешно отошла. Ему совершенно не хотелось прослыть болтуном и паникером. Все, что он рассказал Ларисе в туннеле, походило скорее на байки проходчиков, чем на правду. И хотя сам Валерий верил в необычные явления, но старался особо это не афишировать. Мало ли что людям показаться может? Гора есть гора. Здесь и порода, и поля магнитные, и еще много всякого.
– А почему свет погас? – спросила Лариса.
Изотов развел руками.
– Бывает. Я же вас предупреждал.

Его самого удивило, что погасли не только лампочки, но и фонари на касках. Хотя уже выбравшись наружу, Валерий проверил батарейки и убедился, что они сели. Так что все объясняется довольно просто. А Лариса очень испугалась с непривычки, потеряла сознание. Женщина… Первый раз в туннеле. Понять можно. Сначала Изотов тоже растерялся. А потом ничего; глаза привыкли к темноте, пошел вперед, наткнулся на лежащую Ларису, поднял, вынес. Нормально. Единственное, чего он не смог объяснить, так это почему остановились его наручные часы. С другой стороны, часы тоже были на батарейках. Валерий забыл, когда он их менял. Совпадение. Но тогда почему остановившиеся часы показывали неправильное время?

Они с Ларисой отправились на прогулку в туннель около десяти утра. Он запомнил, потому что в двенадцать его ждал Паршин. Им нужно было кое-что обсудить. И Валерий не хотел опаздывать. Начальник строительства лежал с радикулитом, но порядок продолжал поддерживать железной рукой и требовал держать его в курсе всех событий. Поэтому Изотов решил, что в половине двенадцатого ему надо попрощаться с Ларисой, взять бумаги и идти к начальству с докладом. Если верить остановившимся часам, Изотов пробыл в туннеле не больше двадцати минут. Но этого же быть не могло! Оставалось думать, что батарейки часов сели раньше, чем погас свет.
– Не буду ломать голову! – сказал себе Валерий. – С женщиной все в порядке, и это главное. А с электричеством в туннеле постоянно какие-то неполадки. Завтра на планерке поддам жару электрикам. Совсем разболтались!

Изотов пошел к Паршину, а Ларису проводили в вагончик, где располагался медпункт.
– Полежишь до вечера, и все как рукой снимет, – уговаривала ее Глафира. – Вот увидишь! Я тебе сейчас корвалольчику накапаю…
Лариса незаметно для себя провалилась в сон. Голос Суховой отдалялся и отдалялся, пока совсем не затих. Блаженные волны забытья сомкнулись над Ларисой, и она опустилась в их туманную, обволакивающую глубину.

Вечером, когда стемнело, в вагончик пришла Глафира. Жаль было тревожить сон Мельниковой, но автобус со съемочной группой ждал только их. Пора ехать. Полусонная Лариса кое-как добрела до автобуса, села и снова уснула. Она не помнила, как очутилась в доме, в своей постели. Утром ее разбудили громкие голоса Глафиры и Бахмета.
– Мы будем сегодня снимать или нет? – вопил режиссер. – Сколько можно ерундой заниматься? Нам каждый день простоя влетает в копеечку!
– Я тут при чем? – защищалась Глафира.
– Идите и спросите у этой своей… Мельниковой, пустит нас Изотов в туннель или не пустит? Если нет, придется ехать в Душанбе, решать вопрос на другом уровне.
– Надо было сразу решать, еще в Москве. В России гор нету, что ли? Обязательно надо на Памир переться?!

Рассерженная Глафира заглянула к Ларисе.
– Ты уже проснулась?
– Вы своими криками и мертвого поднимете, – проворчала Мельникова. – Из-за чего скандал?
– Будто ты не знаешь! Договорилась с Изотовым насчет туннеля?
– В общем, да.
Глафира еще больше рассердилась.
– Ты не в общем говори, а конкретно. Пустит он нас в туннель снимать?
Лариса ощущала слабость во всем теле, головокружение и дурноту.
– Обещал…
– Ты ехать сможешь? – с сомнением глядя на нее, спросила администраторша.
– Куда?
– На съемки. Поговоришь с Изотовым. Скажешь, что он нас разоряет! Это ж понимать надо, каких все денег стоит!
Лариса попробовала встать. Получилось, но с трудом.
– Постараюсь, – сказала она. – Валерий Михайлович сказал, что разрешит.
– Давай, Ларисонька, – оживилась Сухова. – Давай, моя хорошая! Девонька ты моя дорогая! Поехали! Вся надежда на тебя.
– Мне бы чайку крепкого.
– Сейчас, сейчас. Ты одевайся, а я мигом.

Администраторша выскочила за дверь и едва ли не вприпрыжку понеслась за чаем. Лариса медленно одевалась. Каждое движение заставляло ее покрываться испариной. «Что со мной? – думала она. – Может, и вправду заболела? Я весной всегда болею гриппом или простудой».
Преодолевая недомогание, Лариса натягивала на себя одну вещь за другой. Ее била мелкая дрожь, как при высокой температуре. Она надела свитер, но этого показалось мало. На крючке висела теплая куртка, в которой она вчера ходила в туннель. Лариса закуталась в нее.
– А вот и чай, – ворковала Глафира, протискиваясь в дверь с чайником и бутылкой водки. – И водочка. Сейчас я тебя быстренько согрею.
– Я водки не хочу, – отнекивалась Лариса.
Но справиться с администраторшей было не так-то просто.
– Давай-давай, – настаивала она. – По рюмочке. Я тебе компанию составлю. А то гляди какая бледная… упадешь еще.
Она заставила Ларису проглотить полную рюмку водки.
– Ну, вот и молодец. А теперь чайку…
Чай она заварила крепкий, до черноты.

После водки и чая Ларисе полегчало. Перед глазами кружилось, в желудке стало горячо, по телу медленно разливалось тепло. Противная дрожь прекратилась. Снова захотелось спать.
– Я спать хочу, – пробормотала она. – Спать…
Глафира Дормидонтовна спорить не стала. Пока автобус дотащится до стройки, можно успеть выспаться.
– Пожалуйста, спи себе, сколько влезет, – согласилась она. – Пошли в автобус.
Как только автобус тронулся, Мельникова уснула. И спала до самого туннеля. Глафира не стала ее будить. Пока съемочная группа выгружала оборудование, она побежала искать Изотова.
Инженер стоял около склада стройматериалов, разговаривал с Панчуком.
– Вас Лариса зовет, – запыхавшись, выпалила администраторша. – Она там, в автобусе.
Валерий Михайлович улыбнулся. Кажется, ему действительно нравилась Мельникова. Он поспешил к автобусу.

О чем они с Ларисой разговаривали, Глафира не знала. Но Изотов вышел из автобуса очень радостный, в прекрасном настроении.
– Глафира Дормидонтовна! – весело сказал он. – Где ваше начальство? Я разрешаю съемки. Можете начинать прямо сейчс. Где Панчук? Панчук! Выдай господам противогазы и каски, и проводи в туннель. Пусть работают там, где установлены тюбинги.
Лариса смотрела в окно, вспоминая смущенную улыбку Изотова. Какой приятный мужчина! И почему жена с ним жить не стала? Дура, наверное.
Ей опять захотелось спать. Закутываясь в куртку, Лариса машинально сунула руку в карман. Там лежал какой-то камешек. «Наверное, закатился, когда я упала в обморок», – подумала она.
Камешек оказался неожиданно красивым – желтеньким и блестящим. Лариса поднесла его к свету. Он был похож на маленький золотой самородок.

* * *

Община гуру Нангавана.

Все ждали возвращения Длинного.
– Куда это он запропастился? – недовольно ворчал Криш. – Его только за смертью посылать!
Учителя беспокоило настроение в общине. «Шраваки» становились раздраженными, по любому поводу вспыхивали злые споры.
– Не говори так, – остановил он Криша. – Разве ты желаешь зла брату своему?
– Какой он мне брат?! – вспыхнул тот. – Тамбовский волк ему брат! Сначала заставил всех нас без соли сидеть, теперь и вовсе сдымил!
– Как ты смеешь грубить Учителю? – возмутился Хаким. Будучи восточным человеком, он не мог смириться с неуважением к старшему. – Ты невежда и хам. Нам следовало бы отправить тебя вон отсюда.
Хаким насупился и отошел в сторону. Он уселся по-турецки на своем топчане и уткнулся в сборник восточной поэзии, всем своим видом демонстрируя нежелание связываться с таким неотесаным чурбаном, как Криш. Омар Хайям успокаивал Хакима лучше любой медитации. Вообще, медитации и пение мантр стали действовать ему на нервы. Он с трудом заставлял себя высиживать положенное время, чувствуя, как с каждым разом внутри него нарастает протест.

– Может быть, все гораздо проще? – саркастически произнес Женя Голдин. – Витек отключил свой ум, погрузился в трансцендентный слой мирового сознания и… вознесся?
Воцарилась неприятная тишина. Первым ее нарушил бывший поклонник бога Кришны.
– То есть, как это «вознесся»? – аж подпрыгнул Криш. – Как это «вознесся»?! Ты что, думаешь, он действительно смылся? Удрал?! А мы тут сидим голодные и ждем, пока он принесет нам соли? Я больше не могу питаться пресными кашами! Я не лошадь, чтобы овес жрать!
Тщедушный Криш так раскалился, что его обычно бледное лицо покрылось красными пятнами.
– «Вознесся» - это по-христиански значит преставился, – вмешался толстяк Белкин. – Умер. Понимаешь?
Он был самым невозмутимым из всех учеников Нангавана.
– Как это умер? – взвизгнул Криш. – Ты, Белыч, с ума сошел, что ли?
– Ну почему же? – степенно возразил толстяк, не переставая жевать. Он постоянно носил в кармане горсть орехов, до которых был великий охотник. – Если Витек отключил ум, то запросто мог в пропасть свалиться, например. Горы – не аллеи парка. Здесь на каждом шагу можно преставиться.

– Может, его голуб-яван задрал? – подал голос из своего угла Хаким. – Я слышал, они тут водятся.
Новенький, который совсем было скис, встрепенулся.
– Что еще за «яван» такой? – спросил он, оживляясь. – Зверь?
– Снежный человек, – равнодушно отозвался Белкин. – Он пострашнее зверя будет. Хищник, одним словом.
Нангаван наблюдал за перепалкой без особых эмоций. Гораздо сильнее его волновало другое. С кем он заключил сделку той злополучной ночью, когда решил отправиться на Гору? Со Светлыми Силами или с самим дьяволом? Золотой самородок, спрятанный в матрац, жег Нангавана, как пресловутая горошина нежное тело принцессы.
Появление Витька прекратило бессмысленный спор.
– Длинный! – ахнул Криш. – Где тебя черти носили?
Витек никак не мог отдышаться. Он еле ноги донес до общины. Со стуком бросив на пол мешок с солью, Длинный опустился рядом с ним на корточки и закрыл глаза.
– Мы думали, ты вознесся! – важно заявил толстяк, бросая в рот очередной орех. – Хотели панихиду служить.

Белкин целый год проучился в духовной семинарии. Он собирался стать священником, как его отец. Но строгая дисциплина, изучение церковных книг, посты и соблюдение всех христианских канонов оказались ему не по силам. Он решил, что пойдет другим путем. В конце концов, важен не процесс, а результат. Так Белкин познакомился сначала с йогами, потом попробовал себя в среде последователей Рериха и Блаватской. Это тоже пришлось не по нутру добродушному, жизнерадостному толстяку, который не любил углубляться в сложности и путаться в хитросплетениях философской мысли. Однако и мирская деятельность не подходила Белкину. Он привык бить баклуши. И тут судьба свела его с Нангаваном. Учитель произвел неизгладимое впечатление на толстяка. Когда Нангаван предложил Белкину пожить в общине в горах Памира, тот пришел в восторг. Он представил себя великим Старцем, обретающим бессмертие в Гималаях или на Тибете. Действительность оказалась несколько иной. Но Белкин не расстраивался. Путь к бессмертию и не должен быть легким, считал он.

Длинный Витек, которого заявление толстяка о панихиде ввергло в шок, наконец, пришел в себя.
– Ну ты даешь, Белыч! – завопил он, дико вращая глазами. – Отправили меня к черту на кулички, да еще насмехаются! Я чуть ноги себе не поломал в этих проклятых горах! Чуть шею не свернул! Я… чудом не замерз! На мое счастье, люди хорошие встретились, не дали пропасть. А вы… А вам… все равно. Сразу панихиду служить! Это только и умеете! Если хотите знать… я очки забыл. Вот… Брел, как слепой.
Он едва не заплакал, так ему стало вдруг жаль себя.
– Не надо было соль рассыпать, – невозмутимо парировал Белкин. – Не пришлось бы к строителям топать. От дурной головы ногам покоя нет. И очки тебя никто не просил забывать.
– Вот-вот, – присоединился к толстяку новенький. – Ты, Витя, ум почаще включай, тогда будет меньше проблем. Не дорос ты, видать, до Мирового Сознания. Поэтому пользуйся пока обыкновенным, человеческим. Во избежание неприятностей.

Тут в разговор вступил Криш, помешав Длинному выпустить очередную возмущенную тираду.
– Ого! Сколько работяги соли отвалили! – сказал он. – Теперь нам на все лето хватит.
– Это не работяги, – недовольно пробурчал Витек. – Я до них так и не добрался. Это альпинисты. У них большой лагерь внизу. Между прочим, Женя, они о тебе расспрашивали.
– Обо мне? – удивился новенький. – Ты ничего не путаешь?
– Нет. Так и спросили, нет ли у нас в общине Голдина. Ну… я и сказал, что есть.
– А кто такие? Откуда про меня знают?
Длинный развел руками.
– Понятия не имею. Сам удивился не меньше твоего.
Новенький потерял интерес к разговору. Он отошел в сторону и задумался. Кто и зачем мог о нем расспрашивать?

Остальные «шраваки» обступили Витька и наперебой задавали ему вопросы. Они скучали, а путешествие за солью было хоть и маленьким, да приключением.
– Так ты до туннеля не дошел?
– Не-а… – мотнул головой Длинный. – Сбился с дороги.
– А сколько альпинистов в лагере?
– Много… У них весело. И еды полно. Они меня супом из тушенки кормили. Вкусно… Говорят, что к строителям какие-то люди приехали, кино снимать.
– Настоящее кино?
– Ага. Про катастрофу в туннеле… Вот бы поглядеть!
– Что за катастрофа? – вмешался Нангаван, который до этого молча стоял, не вникая в разговор.
– Взрыв! – с восторгом пустился в объяснения Витек. – Что-то там у них происходит… то ли диверсия, то ли… не знаю. В общем, туннель взрывается, рушится, горит! Красота!

Учитель не собирался разделять его радость.
– Ничего себе, красота! – возразил он. – Обвал, огонь, люди гибнут… Нехорошо.
– Зато интересно.
Нангаван промолчал. Он сам учил своих последователей иметь обо всем собственное мнение, и теперь в полной мере пожинал плоды.
– А мне кажется, это добром не кончится, – важно заявил Белкин. – Мысли материальны! Если в туннеле устроят мнимую катастрофу, это может повлечь за собой настоящую. И тогда…
Тощий Криш аж покраснел от возбуждения.
– Что ты выдумываешь? – завопил он. – Что ты все время каркаешь? Если бы все так рассуждали, то и кино бы не было. Начнешь снимать о войне, тут тебе и война! И про «Титаник» бы не снимали, и про самолеты, которые падают!
– И про извержение вулканов, и про инопланетян, и про «конец света», – с сарказмом продолжил Длинный. – Ни про что снимать нельзя. Все беды из-за кино!
Но Криш не сдавался.
– А вдруг, это так и есть? – уперся он. – Откуда ты знаешь? Взять хотя бы террористов. Снимали, снимали про них разные фильмы ужасов. И что теперь? Этот ужас воплотился в жизни!
– Терроризм сошел с экранов! – с пафосом подтвердил Белкин. – И теперь бродит по планете. Только не в качестве призрака, а наяву.
– Всему причина – кинематограф! – заключил Длинный, фыркая со смеху. – Как будто раньше войн не было. Или стихийных бедствий. Про потоп вон еще в Библии написано. А тогда никакого кино и в помине не существовало!

Женя Голдин очнулся от своих невеселых дум, вскочил.
– Маразм! – зло сказал он. – Какой же все это маразм! Я думал, только обычная жизнь – маразм, а она везде и всюду такая. Нигде не спрячешься. Ни в горах, ни под землей. Наверное, и на небе то же самое. О, Господи! Как же мне все надоело!
Он с остервенением натянул на себя куртку и бросился вон из дома. Длинный опешил. Он явно не ожидал от новенького подобной вспышки бешенства.
– Эй, погоди… – хотел он остановить Голдина. – Ты куда? Вернись!

Нангаван испытывал чувство горького разочарования. Он так долго грезил о чуде, молил о нем, и вот… чудо будто бы свершилось. Как все странно получается! Он умел сотворять золото и не мог утихомирить своих учеников. Разве это то подлинное величие, о котором он мечтал? Страх и сомнения вновь зашевелились в его сердце. Если бы на Священной Горе обитал Светлый Дух, разве он допустил бы такое? В общине должны были царить гармония и любовь. А на самом деле…
– Оставь его, – печально сказал Нангаван Длинному. – Пусть идет. Каждый имеет право искать Истину там, где считает нужным.

В «Поднебесье» не могли уснуть до полуночи. Новенький так и не вернулся. Куда он отправился на ночь глядя, никто не знал.
– Не нравится мне все это, – ворчал Белкин. – Неспокойно здесь. Тревожно. Будто наблюдают за нами.
– Кто наблюдает? – испугался Криш. – Опять каркаешь?
– Мне тоже не по себе, – подтвердил молчун Яков. – И паренек не зря психанул. Темные Силы направляют на нас негативную энергию.
– Давайте петь мантры! – предложил Длинный. – Как иначе мы можем защитить себя?
Упоминание о Темных Силах окончательно испортило всем настроение.
Нангаван мучительно пытался отгадать, с кем же он вступил в соглашение минувшей ночью. Последние события заставляли предполагать худшее.

Илья Вересов и Кострома собирались возвращаться к своим. Они поднялись с рассветом и сразу начали укладывать рюкзаки.
– Раз уж мы здесь, захватим кое-какие продукты и лекарства, – сказал Илья. – Чтобы потом не спускаться за ними специально.
Саворский тяжело вздохнул.
– Тащить неохота…
– Все равно придется, – ответил Илья. – Так что пошли, заберем у Феди свою тушенку, сахар и сухой спирт. Больше не донесем.
Завхоз базового лагеря Федор Краев – здоровенный детина, с ног до головы обросший густыми черными волосами - встретил их неприветливо.
– Вы бы еще в пять утра притащились, – ворчал он, зевая и натягивая пуховку. – Вторые сутки мечтаю выспаться, и ни черта!
– Ты чего не в духе? – добродушно поинтересовался Илья. – Дрыхнешь тут, как медведь в берлоге. А на дворе нынче весна!
Погода и вправду стояла чудесная. Горные вершины, увенчанные бриллиантовыми коронами из снега и льда, сверкали на солнце. В неподвижной тишине утра они казались гигантскими спящими исполинами, хранящими некую великую тайну.
– Да, красота… – вяло согласился Краев, шагая к складу.

Вересов и Кострома старались не отставать.
– Осторожнее! – предупредил завхоз, оборачиваясь к своим спутникам. – Я тут несколько капканов поставил… Глядите не попадитесь. Наши-то все знают, а вы вроде как новенькие.
– Капканы? – удивился Илья. – На кого это?
Федор сердито махнул рукой.
– А! Черт его разберет! Повадился кто-то консервы жрать. Спасу нет! Неделю назад прихожу, замок сорван, вокруг склада банки открытые валяются. Ребят позвал, они только плечами пожимают. Мол, ничего не видели, не слышали.
– А следы?
– Какие следы? – еще больше разозлился завхоз. – Снег тает, грязища кругом… Да и без этого все затоптано. Я пытался что-то выяснять, расспрашивать. Никакого толку! Только переругались все. И на меня обиделись. Ты, говорят, Федя, нас в воровстве подозреваешь?! А что мне остается делать? Консервы-то пропали…

Кострома вспомнил, как у них произошло примерно то же, но промолчал. Раз Вересов ничего не говорит, значит, так надо. Зачем лишний шум поднимать?
– У нас тут некоторые умники галдеж подняли, – продолжал Федор. – Мол, это голуб-яван решил нашими консервами полакомиться. Сразу засаду устроили, по горам бегали с биноклями, дежурили ночами. Смешно, ей-богу!
– Почему смешно?
– Да где этот голуб-яван? Кто его видел? Сказки одни… – Краев просто кипел от возмущения. – Они этого снежного человека специально выдумали, чтобы все на него сваливать! Ладно! Я плюнул и решил забыть. А позавчера все повторилось. Ну, что тут скажешь? Я возле склада капканы и расставил. Не поленился в кишлак за ними съездить. Там один старый таджик их мастерит. Классный умелец! Если голуб-яван попадется, ему мало не покажется.

Подошли к складу. Федор возился с замками, не переставая ворчать.
– Из-за этих дурацких консервов всю ночь не спал!
– Сторожил что ли? – засмеялся Вересов.
– Капканы ставил, – серьезно ответил завхоз. – На тропе, у подхода к лагерю. Чтобы надежно было.
Виталик Саворский присвистнул.
– Слава Богу, мы раньше пришли, – сказал он. – А то бы попались вместо вашего голуб-явана!
– Ага! – согласился Краев и оглушительно захохотал. – Повезло вам, ребята!

Илья с Виталиком загрузили рюкзак продуктами и отправились обратно. Федор немного повеселел. Он громко болтал, развлекая своих спутников местными анекдотами и альпинистскими историями. Кострома слушал, изредка смеялся. Вересов же углубился в свои мысли. Он так и не выяснил, как самородок оказался в рюкзаке Маркова. Если верить Гоше, то золото было найдено во время тренировочного похода. Где? Парень не помнил. Или говорил, что не помнит. Все это выглядело более чем странно. Правда, Марков не проявил никакого интереса к судьбе своей находки. Ему было все равно.
Душераздирающий крик вырвал Илью из напряженных размышлений. Все трое остановились.
– Что это? – растерянно спросил завхоз. – Где это?
Крик повторился. Горное эхо подхватило его и обрушило вниз, в каменные расщелины.
– Голуб-яван… – прошептал Кострома. – Бежим!
Федор так резво припустил в сторону, откуда раздались крики, что Саворский еле поспевал за ним. Вересов на ходу сбросил рюкзак, чтобы легче было бежать.

Когда все трое выскочили на тропу, ведущую к лагерю, то увидели: капкан дождался своей добычи. Это оказался не снежный человек, а самый обыкновенный, одетый в теплую куртку и брюки. Он со стонами и криками пытался освободить свою зажатую капканом ногу.
– Батюшки мои! – всплеснул руками Краев и бросился помогать. – Как же тебя угораздило?! Откуда ты взялся?
– Вы что, с ума посходили? – завопил пострадавший. – Капканы на людей ставите? Маразматики чертовы! Идиоты!
Что-то в голосе и словах незнакомца показалось Вересову смутно знакомым.
– Мы не на людей, – оправдывался завхоз, тщетно стараясь разжать железную пасть капкана. – Мы… голуб-явана поймать хотели. Он у нас продукты воровать повадился. Опять же для науки польза будет.
Пострадавший, стиснув зубы, молча ждал. Его молодое загорелое лицо исказила гримаса боли.
– И вы туда же! – выдохнул он. – Везде одно и то же. Маразм!

– Жека! – радостно воскликнул Илья, хлопая парня по плечу. – Это ты? Какими судьбами? Я тебя искать собирался, а ты – вот он! Сам явился. Ха-ха! Есть еще везение на этом свете!
Затуманенные болью глаза пострадавшего прояснились.
– Илюха? – узнал он Вересова. – Рад тебя видеть, чертяга! Помоги ногу вытащить.
– Сейчас…
Совместными усилиями капкан удалось разжать настолько, что нога освободилась.
– Ну и капканы у тебя, Федя… – покачал головой Кострома. – Крепкие. Медвежьи что ли?
Краев виновато потупился.
– Ага, – буркнул он.
Ногу Голдина спасли сапог и толстый шерстяной носок. Обошлось легким испугом.

– Ты чего так орал? – сросил его Федор. – Переполошил всех.
– Больно же… – с облегчением улыбался пострадавший. – Ну, еще испугался. Я всю ночь шел, устал, как проклятый… Еле ноги волок. И тут вдруг… такое. Сам понимаешь. У меня аж кости захрустели. Думал, все, хана!
– Обопрись, – предложил Вересов, подставляя ему плечо. – Пошли в медпункт. Может, перевязку сделать надо.
Прихрамывая, Голдин кое-как поковылял к лагерю. Врач осмотрел ногу, наложил тугую повязку и сказал, что ничего страшного не случилось. Даже ходить не запретил.
– Убери ты свои капканы от греха подальше, – посоветовал Илья завхозу. – А то всех перекалечишь.

За чаем Женя рассказывал о жизни в общине.
– Я ведь как туда попал? Беда у меня случилась.
– Лилька бросила? – усмехнулся Вересов. – И наступил «конец света»?
Парень горько вздохнул.
– Примерно так. Если бы она меня просто бросила! А она… к негру сбежала. Представляешь? К черному. Тут меня и переклинило. Что ж это, думаю, творится?! Хотел убить обоих.
– Почему не убил?
– Противно стало. Из-за бабы в тюрьму садиться? Она того не стоит.
– Это верно.
Илья вспомнил свою Варвару, ее дергающееся от злости лицо, глаза, полные ненависти…
– Пить начал, – продолжал Голдин. – На «колеса» даже чуть не подсел. Мамаша сутками рыдала, в церковь зачем-то бегала, батюшку домой приводила. Надоело мне все. На фига мне этот маразм? – думаю. – Повеситься, что ли, как Серега Есенин? Я ведь тоже стихи писал… Такая тоска навалилась, Илюха! Невмоготу мне стало. Если бы не Криш…

– Кто такой Криш?
– Дружок мой бывший. В армии вместе служили. Ну а после дембеля разъехались кто куда. Вдруг является. Он, оказывается, нигде не работает, перебивается случайными деньгами. То у одного перехватит, то у другого. Год прожил у кришнаитов на дармовых харчах. Потом дальше подался. Нашел в Москве этого гуру, пристроился к нему в ученики.
– Какого гуру?
– Нангавана.
– Он что, японец?
Женя сокрушенно вздохнул.
– Какой японец? Русский… такой же, как мы с тобой. Имя это он себе сам присвоил. Есть имена мирские, а есть духовные. Понимаешь?
Вересов кивнул. Чего только на белом свете не бывает?
– И как дружок тебе мозги запудрил? – удивился Илья.
– Сам не пойму. Хотя… мне тогда все равно было. Я бы куда угодно поехал, лишь бы тоску заглушить. Он предложил отправиться на Памир, в общину «Поднебесье». Гуру Нангаван - якобы настоящий просветленный, с Высшим Разумом общается. Ну, я сдуру и согласился. Все лучше, чем в петлю-то…
– Что ж ты меня не дождался? – спросил Вересов. – Я обещал тебя с собой взять. Горы любую тоску вылечат.

Женя Голдин долго смотрел в окно, на мокрые от тающего снега скалы.
– Знаешь, Илья, когда не хочешь выздоравливать… никто тебе не поможет. Не могу я жизнь любить! Обманула она меня. Жизнь – такая же стрева, как моя Лилька! Ничего хорошего в ней нет. Один маразм, – с горечью ответил он.
– Ты решил уйти из общины?
Голдин кивнул.
– Да. Возвращаюсь в Москву.
– Что делать будешь?
– Не знаю… Но в общине я едва не чокнулся. Чего мне больше всего хотелось в последние дни, так это передушить их всех к чертовой матери! Достали! И вообще… жутко мне стало. Будто что-то нависло… темное, гнетущее… Вот я и убежал.
– А чем этот гуру занимается?
Голдин задумался.
– Я пытался понять, да так и не смог. Он ходит на какую-то Священную Гору, куда больше никому доступа нет. Зачем? Вроде бы с Высшими Силами разговаривает.
– И ты веришь? – усмехнулся Илья.
– Там во что угодно поверишь…

Продолжение следует...

Автор: Наталья Солнцева

Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...