Слеза полдневного светила. Часть 1. Главы 19 - 20

15 век нашей эры, Южная Америка, империя инков Туантинсуйо. «Мотылек» легко скользил в яркой синеве неба. Впереди него, расправив могучие крылья, парил огромный сизый орел.

Я понял, для чего жрецы Храма Орлов обучали своих птиц. Орлы находили и указывали восходящие потоки воздуха, благодаря которым осуществлялись полеты на «мотыльках» и «пеликанах».
– Смотри, – Амару указал рукой вниз. – Ты должен держать нос «мотылька» в направлении вон той белой линии.
Он толкнул немного от себя шест управления.

Я посмотрел в ту сторону. От склона со знаком трезубца уходила обозначенная на земле белая линия, ведущая к плоскогорью Наска. Даже отсюда был виден сложенный из светлых плит Храм Орла.
Я удивлялся, до чего примитивны эти их летательные аппараты. Но делал вид прилежного и благодарного ученика. Неуклюжий шест, который исполнял функцию руля, натер мне ладони. Он плохо слушался, и приходилось применять недюжинную силу, дабы изменять направление полета желтого «мотылька». Такая солнечная окраска свидетельствовала, что в плетеной корзине «мотылька» сидит не обычный пилот, а летающий инка высшего ранга.

– Нас видит сейчас все живое в Андах, – важно сказал Амару.
Амару руководил сборкой «мотыльков» и «пеликанов» и был приближенным верховного жреца Храма. Я познакомился с ним благодаря перу, подаренному Миктони. Увидев Знак на золотой пластинке пера, он склонился передо мной в почтительном поклоне и не посмел ни о чем расспрашивать. Символам здесь, в Туантинсуйо, придавалось огромное значение. Слова не шли ни в какое сравнение с ними.

Амару начал обучать меня языку инков. Он так же, как и ацтекский, напоминал птичье чириканье, но был гораздо благозвучнее. Я же показал ему несколько усовершенствований, которые значительно улучшили летные качества «мотыльков» и «пеликанов». Амару благоговел передо мной. Он с величайшим вниманием ловил каждое мое слово.
Я неплохо изучил «указательные знаки», которыми было испещрено плоскогорье. Они представляли собой стилизованные фигуры, вроде трезубцев и линий, а также изображения людей и птиц. Ими были отмечены удобные заходы на посадку, «роза ветров» и прочее. «Треугольники» предупреждали о возможном боковом ветре, а «квадраты» – о наилучшем месте приземления. Изображения птиц обозначали места стоянок, а танцующие человечки – опасное отсутсвие восходящих потоков. Заметить на земле эти гигантские рисунки можно было только с высоты птичьего полета и никак иначе.

Мне было интересно учиться у Амару, но я ни на мгновение не забывал о своей главной цели. По ночам я обдумывал, как мне вести себя дальше. С одной стороны, меня влекло в Куско, где правил могущественный Тупак Инка Йупанки. Название его империи – Туантинсуйо – означало «Земля четырех частей». Соответственно, страна делилась на четыре провинции: Кунтинсуйо, Кольясуйо, Антисуйо и Чинчансуйо. Амару рассказал мне о сказочной красоте «золотого города» Куско, в центре которого находилась Священная Терраса – площадь Уакапата, от которой отходили четыре дороги в четыре провинции страны. По его словам, в столице империи располагались сотни дворцов и храмов и самый главный храм, посвященный Богу Солнца Инти.
– Великий Инти ослепляет своим великолепием! – говорил Амару. – Его лучезарность проникает повсюду! Она вездесуща!

По утрам Амару выходил встречать восход Солнца. Однажды я последовал за ним и подслушал, как он поет ритуальный гимн Богу Инти:
- О, небесный шар, лучезарный источник!
Который есть дух сущего, золотое лоно!
Ты прародитель иных солнц, излучающих энергии,
Окруженные потоками силы!
Все купается в Твоем свете и поглощает Тебя,
Дабы проявляться!
Да будут благословенны Твои восход, полдень и закат,
Когда Ты, в красном огненном одеянии,
Исчезаешь во тьме ночи,
Чтобы на рассвете снова явиться!
Во всем сиянии своей блистательной славы
Возникнуть, покидая объятия тьмы!
Закончив свои песнопения, Амару долго сидел, уставившись в одну точку. Похоже, он входил в транс, из которого не мог быстро выйти. Когда он встал и, пошатываясь, побрел к дому, я поспешно вернулся и лег, изображая спящего.

Как ни привлекал меня «золотой город», интуиция подсказывала, что не стоит торопиться. И я ждал. Чего? Провидения, судьбы или чуда!
Я помогал Амару, чем только мог, постепенно завоевывая его доверие и становясь необходимым ему. Я подсказывал, как устранять поломки «мотыльков» и сделать их более легкими в управлении, как улучшить грузовые свойства «пеликанов»; я научил его дрессировать лам и многому другому. По вечерам, когда наступали сумерки и на потемневшем небосклоне лучезарного Инти сменяла Килья – Богиня Луны, Амару затихал на своем ложе. Он старался скрыть от меня страдания, но тщетно. Когда боль становилась невыносимой, стоны непроизвольно вырывались из его бледных губ.
– Что с тобой? – однажды, отважившись, спросил я. – Почему ты не спишь и стонешь?
Оказалось, с наступлением сумерек у Амару начинается сильная головная боль.
– Раньше я пил отвар растения Ву, но теперь мне это больше не помогает, – едва слышно прошептал он. – Боль все сильнее терзает меня.
– Закрой глаза и расслабься, – посоветовал я. – Попробую унять твою боль.

Потушив огонь, я устроился возле ложа Амару и нащупал зашитый в пояс плоский кристалл, с которым я никогда не расставался. Я повернул кристалл самой большой гранью к Амару, мысленно воспроизводя отсутствие боли в его голове. Очень скоро страдальческая гримаса на лице «летающего инка» разгладилась, стоны прекратились, и он глубоко и крепко заснул. Наутро Амару, посвежевший и сияющий, пригласил меня к трапезе. Рабы приготовили жирную ароматную рыбу, принесли золотые блюда с сочным фруктами.
– Угощайся, – радушно потчевал меня «летающий инка». – Это плоды земли «юнгас».
Так Амару называл жаркие влажные предгорья и их обитателей. «Юнгас» проживали на востоке, в джунглях по берегам огромной реки.
– Ты совершил невозможное, – сказал он, прожевав кусок рыбы. – Из моей головы исчезла тяжесть, которая мучила меня с самого рождения. Я впервые спал спокойно и сладко, как младенец. Ты – великий человек!
Амару не спрашивал меня, кто я, откуда и с какой целью прибыл в Туантинсуйо. Перо, отмеченное неизвестным Знаком, давало мне полную свободу и неприкосновенность. Хвала Миктони! Сколько раз я думал о ней с благодарностью и любовью. Я даже немного соскучился по ней, по ее крепкому гладкому телу, горячим губам…

Итак, я повторял свои действия с кристаллом каждую ночь, сделав тем самым Амару заложником своего целительского искусства. Раньше он смотрел на меня с благоговейным вниманием, а теперь с искренним, беззаветным обожанием. Все шло своим чередом. Воспитанники жрецов Храма под руководством «летающего инка» ремонтировали и собирали «мотыльки» и «пеликаны», я им помогал. В хорошую погоду мы с Амару летали над пустыней и плоскогорьем Наска, наслаждаясь чудесными видами, а по вечерам баловали себя вкусной едой и вели неторопливые беседы. Я убеждал себя, что трачу время не напрасно. И мои старания, наконец, были вознаграждены.

По утрам, после того как Амару принимался за свой ритуал поклонения Богу Солнца, я удалялся в глубь плоскогорья, бродил там в одиночестве, поглощенный разгадкой тайны. Она уже распространяла на меня свое горячее дыхание. К тому же, мне приходилось делать вид, будто я совершаю ритуалы, посвященные моим Богам. Уединение как нельзя более способствовало этому. Во-первых, Амару и все его окружение проникались почтением к отправляемому мной таинственному культу. А во-вторых, опасность разоблачения сводилась к минимуму.
– Твои Боги очень могущественны, – однажды сказал мне «летающий инка».
И я не стал разубеждать его.

Как-то раз, вернувшись с одной из таких прогулок, я застал во дворе настоящий переполох. Рабы суетились, бегали туда-сюда, на огне готовилось множество кушаний, а сам Амару вместо обычных в это время занятий с молодыми учениками Храма оказался дома.
– Мы ожидаем избранного! – заявил он, как только меня увидел.
Я постарался скрыть свое ликование. То, чего я так долго ждал, наконец, свершается.
– Вам выпала такая честь? – спросил я, изображая великое удивление.
Амару скромно опустил глаза, но потом не выдержал и, замирая от восторга, поведал мне о Пророчестве Статуэтки.
– Она сохранила блеск! – прошептал он мне на ухо. – Она сияет, как полуденное Солнце!

Я уже видел подобный ритуал, которым пользовались эти существа, пытаясь привлечь избранных из Царства Света. Это было в одном из подземных храмов Теночтитлана. Рискуя быть убитым на месте, в случае если меня обнаружат, я проник в святилище. Внутри храм поражал обилием золота, которое использовалось в магических ритуалах. Золотом были отделаны пол, потолок и стены; множество золотых статуй сверкали в бликах огня. Золото кипело в огромных каменных чашах, куда жрецы опускали глиняную фигурку человека. Произносилось заклинание, и фигурку, покрытую жидким золотом, помещали в специальную нишу. Если со временем статуэтка сохраняла блеск, то это был хороший знак. Он предвещал появление избранного. Если же фигурка темнела, то ацтеки готовились к худшему.

Инки, как я и предполагал, тоже имели развитые подземные лабиринты и храмы. Один из них располагался где-то неподалеку, в пустыне Наска. Думаю, храмы и остальные культовые сооружения инков соединялись сложной сетью подземных ходов. Нечего было и надеяться попасть в подземелья без проводника.
Весь вечер Амару рассказывал мне об избранных.
– Они не рождаются среди нас, – шептал он. – Они приходят из ниоткуда, уже достигшие зрелости, и уходят в никуда, полные сил и энергии. Они не стареют, ибо они – Сыновья Солнца!

Дочитывая последнюю страничку «художеств» господина Калитина, Ангелина Львовна задумалась. Золото, солнце… Ревин тоже говорил нечто подобное. И Самойленко… Может быть, все это как-нибудь связано между собой?

Община гуру Нангавана.

Нангавану стало скучно. Вся его предыдущая жизнь казалась ему теперь какий-то бесполезной гонкой, в которой не было места ни страсти, ни смыслу. Наверное, так чувствует себя белка, бегающая внутри колеса. Но белки, к счастью, не имеют привычки думать. А вот люди…

«Шраваки», проживающие в общине, ожидали от Учителя откровений. Они надеялись с его помощью проникнуть в некий трансцендентный слой бытия, называемый то ли нирваной, то ли просветлением, то ли еще как-то. Они пришли сюда, на гору, чтобы постигнуть Истину, проникнуться ею и положиться на нее. Нангаван сам искренне желал того же. Но как только он, как казалось, приближался к Истине, она ускользала. Он оказывался едва ли не дальше от нее, чем в самом начале Пути. О, тогда ему было все так ясно, так понятно! А что же теперь? Нангаван не знал, кому молиться. Иисус, Будда, Кришна, пророки и философы перемешались в его сознании, которое словно застопорилось. Оно споткнулось о некий порог, который оказался непреодолимым. Чем сильнее Нангаван жаждал перейти его, тем больше отдалялась цель. Истина как-будто затеяла с ним игру в кошки-мышки. Она дразнила, заманивала его, приближалась… а потом пряталась в тень.

Сидя в пещере, Нангаван медитировал, но это перестало приносить ему прежнее удовлетворение. Он взялся перечитывать Новый Завет. И там обратил внимание на такие строки: «Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенство, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».
– Что же, выходит, я все еще младенец? – спросил себя Нангаван. – Значит, все эти годы ушли только на то, чтобы я осознал свою незрелость? Выходит, я только отчасти знаю и отчасти пророчествую? Ничего удивительного, что я до сих пор далек от совершенства. Я боюсь своих желаний. Я как витязь на распутье, который никак не может выбрать дорогу. Но когда же, когда, наконец, я стану не младенцем, но зрелым мужем? Когда же снизойдет на меня благодать?

У Нангавана пропал аппетит. По ночам он лежал с открытыми глазами и думал, думал… «Пойду на гору, – решился он. – Завтра. После заката. Когда все мои ученики будут крепко спать. Священная Гора поможет мне найти мир в душе. Должна помочь! Иисус ходил на гору беседовать с Богом, и я пойду. Сказано же, «просите и дано вам будет»?! Вот я и попрошу. Так и скажу, что желаю вершить чудеса. Хватит предаваться страху и сомнениям. Нет ничего позорного в том, что я растерян. На вершину простых путей нет!» Последний аргумент оказался самым весомым. Придя к согласию с собой, Нангаван заснул.

Утром его разбудили громкие крики.
– Ты рассыпал соль! – возмущался новенький. – Наверное, опять отключил ум?! Если ты еще не научился действовать на более высоком уровне, то изволь пользоваться умом! По крайней мере, продукты будут в целости и сохранности. Здесь магазинов нету! Это тебе не Москва, где на каждом углу супермаркет. Теперь прикажешь без соли обходиться?
Тот, на кого ругался Женя Голдин, – длинный, неуклюжий парень в очках, – наклонился и старательно собирал с полу остатки соли. К сожалению, почти вся соль просыпалась в широкие щели между досками.
Неуклюжего парня звали Витя, но все ученики, не сговариваясь, окрестили его Длинным.
– Надо было мешок соли брать, – оправдывался он. – Я говорил.
– Мы и так навьючились, как ишаки! – вмешался Хаким. – Сюда иначе, как пехом, не доберешься. Накрыться твоим мешком что ли?

– Пусть Длинный спускается вниз к строителям, – предложил Женя. – И попросит у них соли. В следующий раз будет аккуратнее.
Остальные сочли такое предложение вполне разумным. Нангаван решил не вмешиваться. Пусть разбираются, как хотят. Он был поглощен своими мыслями. Представлял, как ночью отправится на гору, вызовет Духа и… Дальше его фантазии натыкались на невидимый предел. Ему становилось страшно. Неприятный холодок пробегал по телу, в голове возникала звенящая пустота.
– Ладно, – сдался неуклюжий Витя. – Схожу к строителям. Только завтра. Сегодня ветер сильный, холодно.

После завтрака все разбрелись кто куда. Криш уткнулся в свою «Бхагават-Гиту», Женя Голдин отправился собирать сучья на растопку, остальные уселись петь мантры. Нангаван удалился в пещеру. Но сколько он там ни сидел, успокоение не наступало. Наоборот, им все больше и больше овладевало беспокойство. К вечеру ветер стих. На небо вышла громадная голубая луна.
– Пора, – сказал себе Нангаван. – Священная Гора ждет.
Его ноги стали как ватные, а сердце билось так, будто он бегом поднялся на девятый этаж. Однако надо было идти. Если он не решится, то выкажет тем самым свою слабость, и Дух не станет его слушать. Трус не достоин Божьей благодати.
Подгоняемый этими мыслями, Нангаван пробирался к Горе. В темноте он то и дело оступался, натыкался на камни, осыпавшиеся во время недавнего землетрясения. Свет луны делал окружающее нереальным.
Скальная площадка, которую Нангаван облюбовал для общения с Духом, блестела, как серебро. Он остановился. Повсюду, куда хватало взгляда, над покрытыми снегом вершинами простиралось черное небо. Горы застыли в какой-то сверхъественной неподвижности. Над всем этим мрачным ледяным безмолвием торжественно горели звезды…

Нангаван колебался, произносить слова вслух или нет. Склонившись к первому, он принялся вполголоса взывать к Духу. Сначала ничего не происходило. Потом Нангаван ощутил легкое головокружение и тяжесть во всем теле, его сознание помутилось, перед глазами пошли разноцветные круги. Вдруг из самого темного места между двух скал появилось нечто огромное и светящееся… Веки Нангавана налились свинцом, но он изо всех сил старался смотреть. Днем он никогда ничего подобного не видел.
– Господи! – непроизвольно вырвалось из его уст. – Господи! Спаси и помилуй!
Он несколько раз торопливо, дрожащей рукой, осенил себя крестным знамением. Особых изменений не произошло. Огромная жуткая фигура продолжала расти, словно гигантский золотой гриб.
Нангаван не выдержал и зажмурился. Ему хотелось броситься прочь, но тело перестало слушаться. Ноги приросли к месту, руки повисли вдоль туловища, как плети. Теперь он не мог даже перекреститься. Сердце прыгнуло вниз, потом метнулось к самому горлу. Нангаван деревянными губами бормотал заранее заготовленные просьбы…

Откуда ни возьмись, пришло понимание: Дух удивлен, Он просит повторить.
– Дай просветления, о всемогущий! – пересохшим ртом заборомотал Нангаван. – Дай чуда! Надели святым Божественным даром вершить невиданное!
Сияние стало нестерпимым. «Око Бога сожжет тебя, если ты усомнишься или испугаешься, – вспомнились слова старого Учителя. – Огонь Истины беспощаден».
Нангаван хотел закрыть лицо или отвернуться, но не смог пошевелить и пальцем. Ледяной озноб сменился жаром, тусклая пелена мутила сознание…

Впоследствии Нангавану так и не удалось восстановить в памяти, как он добрался до пещеры. Ему казалось, что наступило беспамятство, и он упал там, где стоял, посреди скальной площадки. Очнулся на рассвете, с трудом приходя в себя. Все тело болело, ныла каждая косточка, каждый мускул. В голове стоял шум, перед глазами – беспорядочное мелькание.
«Неужели я здесь уснул? – удивился Нангаван. – Усталость и напряжение свалили меня, помешали исполнить задуманное. Я собирался пойти на Гору, а сам остался в пещере. Как же так?»
Он, кряхтя, поднялся, разминая замерзшие руки и ноги. Хорошо, что он тепло оделся. Сколько же прошло времени? Нангаван сделал несколько шагов. Ноги едва слушались. Но надо было идти в дом, согреться у печки, выпить горячего чаю. В глазах понемногу прояснялось.

Вход в пещеру позолотили яркие солнечные лучи. Нангаван присел на корточки. Действительно, под ногами что-то блеснуло, или ему показалось? Он протянул руку к привлекшему внимание камешку. Что это? Золото?.. Нангаван поднес камешек к лицу. Маленький золотой самородок, похожий на круглую ракушку, таинственно мерцал в утреннем свете. У Нангавана перехватило горло. Неужто свершилось? И этот самородок – то самое чудо, которого он молил у Священной Горы? Не может быть! Нангаван еще и еще раз подносил камешек к глазам и даже зачем-то попробовал его на зуб. Золото! Это было настоящее золото! Его ни с чем не спутаешь.
– Но ведь я не ходил на Гору! Я уснул в пещере…
Он долго разговаривал сам с собой, пытаясь прийти к какому-нибудь выводу. Он вертел кусочек золота так и сяк, выносил его на свет, прятал в темноту, подбрасывал, гладил и нюхал. Золото оставалось золотом.

Нангаван почувствовал, как его душа возносится в рай. Он опьянел от восторга. Высшие Силы наделили его чудесным даром, который и не снился многим просветленным! Во всяком случае, тем, кого он лично знал. Даже его Учитель не мог сотворить ничего подобного. Мысли Нангавана метались, как дикие кони на весеннем лугу. Значит, он-таки ходил на Гору, он не побоялся и получил заслуженную награду. Он обрел величие, о котором не смел и мечтать! Золото – небесный металл, застывшая кровь Солнца – отныне в его власти! Он – властелин мира! Бурный восторг Нангавана дошел до экстаза и тут… внезапно сменился ледяным ужасом. Перемена наступила столь стремительно, что все его тело сотрясла крупная дрожь, липкий пот потек по спине. Страшная догадка молнией пронизала сознание. Это чудное, великолепное, потрясающе прекрасное золото могло быть даром… дьявола?!

Сразу же ум услужливо начал подсовывать одно доказательство за другим. Сколько горя принес людям «солнечный металл»! Из-за золота веками лились слезы и кровь. Золото заставляло брата поднимать руку на брата, детей на родителей; из-за него друг предавал друга, из-за него совершались коварные убийства и начинались войны. «Златой телец» искушал святых, сеял зависть, раздоры и вражду. Значит…
Нангаван внутренне похолодел. Он уже принял дар, отказываться поздно. Сделка состоялась, и ничего не изменишь. Получается, он продал свою бессмертную душу сатане?.. Что же теперь будет? Дьявол просто так не раздает свои подарки, он явится и потребует служить ему, а не то…
– Господи! – Нангаван упал на колени и зарыдал. – Я погиб! Я попался, как самый последний невежда! Я оказался слеп и глух! Я, как идиот, купился на обещание чуда!
Он бросил самородок, как будто тот жег ему руку, и выскочил из пещеры.

Солнце уже ярко светило, растапливая остатки льда и снега. По камням весело журчали ручейки, и только на душу Нангавана легла темная холодная ночь. Он внутренне оцепенел, и ни теплые солнечные лучи, ни чистота и прохлада воздуха, ни синее-синее небо не смогли растопить это оцепенение. На негнущихся ногах Нангаван побрел к дому. По дороге он бормотал себе под нос не то молитвы, не то слова покаяния. Внезапно он остановился, оглянулся, как затравленный зверь, и бегом припустил обратно. В пещере посветлело. На усыпанном мелкими камнями полу все так же лежал золотой самородок. Нангаван наклонился, поднял его и бережно положил в карман.

* * *

– Марат Анатольевич! Вам кофе или чай?
Голос Ирочки вывел господина Калитина из задумчивости.
– Чай, пожалуйста, – рассеянно ответил он. – С лимоном и без сахара.
Ирочка разозлилась. Она встала в семь утра, побежала в парикмахерскую, сделала прическу и маникюр, надела новую юбку, а он ничего этого не заметил. С мужчинами можно потерять всякое терпение!
Обиженно стуча каблуками, приемщица принесла поднос с чашкой, чайником и блюдечком, на котором красиво разложила нарезанный лимон. Разумеется, никто не оценил ее стараний. Наливая чай, она наклонилась, чтобы Марат мог увидеть ее грудь в соблазнительном декольте блузки. Но он и бровью не повел. Ирочка окончательно рассвирепела. Она даже позволила себе хлопнуть дверью, покидая кабинет хозяина.

Калитину же было не до нее. Все его внимание занимали две вещи: видения некой жизни, последовательно разворачивающиеся перед ним, и просьба Ангелины Львовны поинтересоваться Ревиным. Первое сначала приводило его в ужас, а потом все больше стало увлекать. Он втянулся в эту вторую жизнь, основательно вошел в роль и теперь уже не мог полностью разграничить реальное и воображаемое. Он считал свои «художества» прихотливой и необычной игрой воображения и постепенно срастался с этой игрой. Второе его несколько шокировало. То, что доктор Закревская решила навести справки о своем пациенте, неприятно поразило Марата. Почему она обратилась именно к нему? С другой стороны, она знала об агентстве «Барс». Да и к кому ей было обращаться? Частный детектив обошелся бы ей в кругленькую сумму.
Марат пил крепкий горячий чай, не ощущая вкуса. Он не понимал, что его так взбудоражило. Ну попросила Лина разузнать кое-что о Ревине. В конце концов, он всегда был рад ей помочь и сам неоднократно предлагал услуги. Но… Калитин запутался. Он не видел ясной последовательности в своих мыслях. Что-то ему не нравилось. Каким-то внутренним чутьем он улавливал связь между своими видениями, Ревиным и еще чем-то глубоко скрытым. Это скрытое пугало.
– Я что, боюсь? – пробормотал он. – Кого? Чего?
Он решительно поднялся, вышел из-за стола, накинул куртку и отправился по делам. Марат давно выработал определенную тактику: если возникают сомнения или беспокойство, надо идти напролом, и тогда картина вырисуется более четко.

Первый месяц весны подходил к концу. На тротуарах таяло. С крыш свисали плачущие сосульки. Кое-где из-под снега показалась прошлогодняя травка. Город казался свежим и радостным, крашеные фасады старых домов нарядно смотрелись в лучах весеннего солнца.
Уладив несколько текущих проблем, господин Калитин занялся просьбой Ангелины Львовны. Главный офис «Роскомсвязи» находился на Пречистенке. Марат заранее созвонился с бывшей осведомительницей, которая теперь работала менеджером в фирме Ревина. Оксана Тесленко обрадовалась предстоящей встрече. Она была слегка влюблена в Калитина. Маленькое кафе «Боярышня», в котором она назначила свидание, понравилось Марату тишиной и домашним уютом. Здесь пекли пироги по старинным московским рецептам, готовили квас, клюквенный и черничный морс, сбитень, превосходную окрошку и настоящие русские пельмени.

Оксана, высокая, стройная черноглазая дивчина, почти не изменилась.
– Сколько мы не виделись? – спросил Марат.
– Года три…
Он удивился. Неужели столько времени пробежало?
– Ты стала еще красивее.
Оксана печально улыбнулась. Комплимент явно запоздал. Когда-то она бы много отдала за то, чтобы Калитин оказывал ей знаки внимания. Теперь… у нее были скучный немолодой муж и пасынок – долговязый, нескладный подросток, который буквально изводил ее своими злобными выходками. Но зато все, как у людей: семья, квартира на Ленинградском проспекте, дача в Подлипках, достаток.
– Что тебе заказать? – спросил Марат.
Она пожала плечами.
– Что хочешь.
– Тогда давай попробуем здешние пельмени и… сбитень. Говорят, он тут потрясающе хорош.
– Сбитень?
– Это горячий напиток из меда с травами.
– Ни разу не пробовала.

За едой они вяло переговаривались о том о сем. Незаметно Марат повернул разговор в нужное ему русло.
– Как тебе работа менеджера в «Роскомсвязи»?
Оксана оживилась. Она пришла на фирму два года назад, но была в курсе всех дел. Любопытство, далеко переходящее границы дозволенного, именно это качество когда-то привлекло к ней Марата.
– Платят хорошо, – сказала она. – Но и вкалывать приходится до седьмого пота. Раньше шеф все соки выжимал, а теперь Холмогоров.
– А тебе кто больше нравится?
– Мне? – она чуть подумала. – Никто. Даниил Петрович – щедрый хозяин, на все праздники банкеты устраивал за счет фирмы, отпуска оплачивал. А теперь…

– Что? Характер испортился?
– Не знаю… Что-то происходит непонятное. Сначала банкеты отменили, потом отпуска.
– Как, совсем?
– Нет, конечно. Если хочешь в отпуск, иди, но только за свой счет. И это еще не все. Раньше премиальные выплачивали, а сейчас вот уже два месяца зарплату задерживают. Ревин в офисе почти не показывается, будто ему на все плевать. Зато Холмогоров зверствует, как с цепи сорвался. Бегает, орет на всех. Недавно у него сердечный приступ был. Я думала, хоть после этого успокоится. Куда там! Еще злее стал.
– Нервничает? – сочувственно спросил Марат.
– Ага. Он же финансовый директор. У меня подружка в бухгалтерии работает, так я ее спрашивала, почему зарплату не платят. Оказывается, у фирмы серьезные проблемы с деньгами. Под угрозой контрольный пакет акций. Самое удивительное, что Ревину все по барабану! Как будто «Роскомсвязь» не его собственность.

– Он один владеет компанией?
– Есть еще соучредители, акционеры – все богатые, влиятельные люди. Как же Холмогорову не нервничать? Если «Роскомсвязь» разорится, то может полететь его голова. «Крутые» церемониться не будут, они за свои бабки горло перегрызут.
– Что же, Ревин не понимает этого?
– Вот и я удивляюсь! – Оксана не на шутку разволновалась. – Закурить есть?
Марат достал сигареты, зажигалку. Она сделала несколько затяжек и откинулась на спинку стула.
– Дела так плохи?
– Очень плохи, – Оксана наклонилась вперед и понизила голос. – Ходят слухи, у шефа «крыша поехала». Ну, будто бы он дошел до невменяемости и… В общем, сам транжирит деньги. А куда, на что, никто не знает. У него все компьютерные коды, пароли, и он что хочет, то и делает. Соучредители еще ничего не подозревают. Один Холмогоров за голову хватается. Что будет? Надо новую работу искать.

– Могла бы и дома посидеть. У тебя же супруг состоятельный. Кстати, ты еще Тесленко или сменила фамилию?
– Сменила. Теперь я Минкина. Но на работе все меня знают, как Тесленко.
– Значит, домохозяйкой быть не желаешь?
– Не желаю.
Оксана замолчала. Напоминание о муже окончательно испортило ей настроение.
– А ты когда видела Ревина последний раз?
– Фу… ты чего так спрашиваешь? Будто его убили… – Она закурила новую сигарету. – Он жив, я надеюсь?
– Да жив, жив… Просто ты сказала, что у него «крыша поехала». Это внешне как-то проявляется? Ну, там… поведение странное, неадекватная реакция.

Оксана молча курила, вспоминая.
– Вроде нет… Внешне никак не заметно. Чисто логически не вяжется, раньше человек болел за свой бизнес, старался. А теперь, когда фирма рушится, ему все равно. Разве это нормально?
– Почему ты решила, что Ревину все равно?
– Как же? Тогда бы он предпринимал что-то, переживал. Совещания бы собирал экстренные, нервничал, как Холмогоров.
– А Даниил Петрович спокоен?
– Спокоен! Не то слово… Он же просто сияет, как начищенный пятак! Ходит и улыбается во все свои золотые зубы. Как будто подарок получил от Деда Мороза!
Господин Калитин проводил Оксану, восхищаясь по дороге ее красотой и неувядающей молодостью.
– Да ладно, – сказала она на прощание. – Знаю ведь, что врешь. Но все же приятно. Зачем видеть-то хотел?
– Соскучился.
– Опять врешь. Наверное, тебя «Роскомсвязь» интересует. Угадала?
– Почти, – улыбнулся Марат.

С Пречистенки он поехал на Тверскую, к бывшему тренеру Ревина по альпинизму. У самого дома зашел в гастроном, купил коньяк и закуску.
Бывший тренер выглядел богатырем. Настоящий Илья Муромец. Калитина встретил радушно, без излишней подозрительности. То, что человек интересуется альпинизмом, казалось ему само собой разумеющимся. Поговорили о знаменитых горовосходителях, о том, как гремела слава альпинистов бывшего Советского Союза. Выпили по рюмочке, потом еще по одной. Марат назвался журналистом, который пишет статью о скалолазах. Постепенно, не форсируя разговор, он мягко перевел его на Ревина. Дескать, бывшие альпинисты – настоящие мужики, и в горах, и в бизнесе могут себя показать. Нигде не оплошают. Тренер с сомнением кивнул. Кроме Ревина, ни один бывший спортсмен из его подопечных особо в делах не преуспел. Но постороннему человеку, тем более журналисту, говорить об этом не хотелось.
– Данилу помню, – подтвердил он. – Хороший парень. Рано ушел. Мог бы еще не одну вершину покорить.

– А почему он бросил альпинизм? – спросил Марат. – Разочаровался?
– Сам не пойму. Последний поход у нас был на Памир. Язгулемский хребет. Слыхали?
– Как не слыхать?
– Может, и бывали?
Господин Калитин рассказал о своих самодеятельных походах.
– Я пробовал силы в Крыму, – признался он. – Даже Кавказ оказался не по зубам такому дилетанту, как я. Памиром я только бредил. Бывать, к сожалению, не приходилось.
– Данила перестал ходить в горы после Памира, – еще раз повторил тренер. – Я так и не смог узнать у него, почему.

После происшествия с Марковым группа Ильи Вересова зализывала раны. Далеко от лагеря никто уходить не решался. Тренировались подниматься на небольшую стену, но как-то вяло. Аксельрод то и дело уточнял наличие крючьев, карабинов, репшнуров, перебирал продукты, следил за порядком. Потапенко возился с Виталиком Саворским, постоянно что-то ему рассказывал, показывал, учил навешивать веревочные перила. Саворский даже начал называть его аксакал, в шутку, конечно.
– Знаешь, что такое ледниковая мульда? – с важным видом спрашивал Потапенко.
– Не знаю, аксакал, – отвечал Кострома, щурясь от яркого солнца. – Расскажите.
– Это, дружок, такая вогнутая обледенелая чаша, которая может перекрывать ледниковую трещину. В ней опасно, но зато тихо, безветренно. В мульде иногда ставят палатку или две и даже готовят на примусе горячую еду.

Саворский слушал, кивал головой.
– Как вы думаете, аксакал, почему Гоша в трещину свалился?
Этот вопрос поставил Толика в тупик.
– Черт его знает! – сказал он. – Может, у него с головой не все в порядке? Побежал зачем-то среди ночи к краю площадки… Чего его туда понесло?
– А с ногой у Гоши серьезно? Ходить он будет?
– Конечно, – засмеялся Потапенко. – Кости у такого молодого парня срастутся быстро, оглянуться не успеет. Вот легкие его мне не понравились. Двухстронняя пневмония - это, брат, не шутки.
– А мы сможем его проведать?
– Я сегодня свяжусь с базой, спрошу, как там Марков. Вот насчет проведать… никаких гарантий. Если только Илья пойдет, то и тебя с ним отпустим. Одному ни-ни, и не думай! Еще не хватало, чтобы ты куда-нибудь свалился.
– Я не свалюсь, – обиделся Кострома.

Обедали у костра, мастерски разведенного Вересовым.
– Мясца свеженького хочется, – мечтательно произнес Аксельрод. – Может, подстрелим козлика? А, Илюха?
– Потерпишь, – буркнул Вересов.
Виталик первый поднялся, с хрустом потянулся, повернулся лицом к открытой панораме гор.
– Глядите, красотища какая!
На глубокой синеве неба искрились бело-матовые вершины, пирамиды, скальные башни. Кристально чистый горный воздух приближал их так, что, казалось, дотянешься рукой. Весна принесла с собой таяние снегов, яркое солнце и теплый ветер. По скалам бежала талая вода. Все невольно залюбовались. Одному Вересову было не до красот горного пейзажа. Его мучил вопрос о самородке. Как золото попало в рюкзак Маркова и что с ним теперь делать?
Они с Аксельродом прикидывали и так, и этак… Выбор получался небогатый. Либо золото подкинули. Но тогда кто и зачем? Либо его принес с собой Марков. Тоже зачем? Либо он нашел самородок. Где? И почему не признался? Ничего нового они с Саней придумать не смогли.
– Не выйдут из нас с тобой Пинкертоны! – вздыхал Аксельрод. – Никакой фантазии!
– Тут не фантазия нужна, а дедукция, – возражал Илья.
Прояснить ситуацию как следует мог только сам Гоша.

После обеда Потапенко связался с базовым лагерем и узнал, что Марков идет на поправку. Скоро его отправят долечиваться в ближайшее селение, где есть больница.
– Надо идти, – решительно сказал Вересов. – На днях за ним прилетит вертолет, и тогда мы уже не сможем поговорить.
Аксельрод согласился, что идти надо.
– Возьми с собой Саворского, – сказал он. – Пусть проведает товарища.
Илья и Виталик вышли в путь через час. Солнце палило немилосердно, растапливая снег и лед, повсюду журчали ручейки. Спускались легко, без груза было даже непривычно. Почти у самого лагеря встретили долговязого парня.
– Помогите мне, – промямлил он, еле ворочая языком от усталости. – Я заблудился. Никак не найду дорогу…

Вересов подозрительно уставился на него.
– Ты кто такой? Что здесь делаешь?
Долговязый мялся, не хотел говорить.
– Будешь молчать, бросим тебя одного! – припугнул Илья. – Добирайся, как знаешь.
– Скоро стемнеет, – вторил старшему Виталик. – Снег пойдет. Замерзнешь!
Долговязый весь задрожал.
– Не оставляйте меня, – заныл он. – Один я пропаду.
– Говори, кто такой, откуда?! – гаркнул Вересов.
Парень с перепугу попятился, наткнулся на скользкий валун и чуть не упал.
– Из общины я…
– Какая такая община? Говори толком.
– Т-там… – долговязый махнул рукой вверх, – в горах. Нашего Учителя зовут Нангаван. Он великий гуру! Самый великий.
– Самых великих не бывает! – отрезал Илья. – Сколько вас в общине?
– В-вместе с Учителем… семеро.

Саворский и Вересов переглянулись.
– И чем вы занимаетесь?
Парень так удивился, что у него едва глаза на лоб не выскочили.
– Как чем? Ищем просветления…
– Интересное занятие, – хмыкнул Илья.
Долговязый робко улыбнулся, поправил сползшую на затылок шапку.
– Нам нравится, – смущенно пробормотал он.
– Просветленные, значит, – не без ехидства произнес Виталик. – Это вроде блаженных, что ли? Ну, которые малость не в себе?
– Не понимаю, о чем вы… – насупился парень.
Вересов решил вмешаться. Его вдруг осенило, что это может быть та самая община, куда заманили Женю Голдина.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– Витя…
– Почти тезка! – обрадовался Саворский.
– А скажи-ка мне, Витя, есть там у вас просветленный по имени Женя?
Парень с готовностью кивнул.
– Есть. Только он не просветленный… пока. Он новенький.

Вересов обрадовался. Вот, нежданно-негаданно Голдин нашелся!
– Расскажешь, как найти вашу общину, – приказным тоном заявил он. – Понял?
Долговязый Витя уже был согласен на все. Он так устал, что едва не валился с ног. Пока шли, он рассказал и где находится община «Поднебесье», и чем занимаются ее обитатели, и про соль, и про то, что идет к строителям туннеля.
– А на стройку тебе зачем, тезка? – удивился Саворский. – Новобранцев вербовать?
– Пополнять ряды просветленных! – заключил Илья. – Правильно я говорю? А, Витя?
– Неправильно, – опять обиделся парень. – Мне соль нужна.
Спустя четверть часа они добрались до базового лагеря. Завхоз дал Вите четверть мешка соли.
– Донесешь, бедолага?
– Постараюсь…
– Обратно утром пойдешь.

Витю определили на ночлег к спасателям. А Илья и Саворский отправились к Маркову. Тот выглядел не лучшим образом, но приходу друзей обрадовался. Они немного поболтали втроем. Потом Вересов попросил Кострому оставить их с Гошей наедине.
– Мне тебя кое о чем спросить надо, – сказал он больному.
– Как я упал? – раздраженно спросил Марков. – Говорил ведь, не знаю!
– Вспомни, Гоша, это очень важно.
– Не могу вспомнить. Я пытался! Посреди ночи показалось, будто кто-то зовет. Вышел… потом побежал. Наверное, испугался.
– Кого? Чего?
– Не помню.
Илья помолчал, потом вытащил из глубокого внутреннего кармана самородок, показал Маркову.
– Узнаешь?
– О, Боже! Еще и это! – простонал Гоша. – Где вы его нашли?
– У тебя в рюкзаке.

Похоже, Марков особо не удивился.
– Это золото? – спросил он, приподнимаясь. – Точно золото? Я сомневался…
– Это золото, Гоша, – жестко подтвердил Илья. – Где ты его взял?
Марков со стоном опустился на подушки.
– Вы мне не поверите… Кажется, нашел. На обратном пути в лагерь. Я отстал… в туалет захотел. Смотрю, блестит что-то. Поднял. Оказалось, золото. Спрятал в рюкзак. Все.
– Почему никому не сказал?
Гоша покраснел.
– Я точно не знал, самородок это или просто похожий камешек. Думал, вы смеяться будете. Решил сначала у Костромы спросить, он на геолога учится. А потом… забыл.
– Как это «забыл»? – возмутился Илья. – Ничего себе! О золотом самородке забыл?
– Я же говорил, не поверите… Я сам себе не верю. Будто туман на меня нашел. До лагеря брел, как сонный. В голове гудит, перед глазами все крутится…
– Что ж ты не сказал никому? Не хотел слабаком выглядеть?
– Ага. Вы меня не ругайте, Илья Григорьевич. Я думал, высплюсь, отдохну, и все пройдет. А оно вон как повернулось. Ночью снова «нашло» на меня… вскочил, побежал… Ну вот. Остальное вы знаете.

Гоша чуть не плакал. Он был настолько растерян и подавлен, что мысль о золоте вылетела у него из головы. Его совершенно не волновала дальнейшая судьба самородка.
– О нашем разговоре никому ни слова! – строго предупредил его Вересов. – Обещаешь?
– Понял, Илья Григорьевич. Могила! Можете быть спокойны.
Вересов тяжело вздохнул.
– В этом деле разобраться надо. Сколько брожу по Памиру, но золото никогда не попадалось. Ты уверен, что нашел его?
– Конечно, уверен, – обиделся Марков. – Вы меня за сумасшедшего принимаете? За дурачка, да? Думаете, я головой ударился, когда падал? Так нет же! Нога у меня сломана, не отрицаю. А с головой все в порядке.

Продолжение следует...

Автор: Наталья Солнцева

Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...