Слеза полдневного светила. Часть 1. Глава 5

Самолет, на котором летела часть сьемочной группы, каскадеры и хозяйственники, приземлился в аэропорту Душанбе. Дул пронизывающий ветер, гнал по посадочной полосе снежную поземку.

Во время перелета Мельниковой несколько раз становилось плохо. Стюардесса, симпатичная таджичка с черными, как смоль, волосами, то и дело бегала по салону то с лекарством, то с пакетами. Вдруг пассажирку стошнит?
– Ты потерпи, деточка, – причитала Глафира Дормидонтовна, наваливаясь на Ларису своей мощной грудью. – Потерпи, миленькая, уже скоро.
Лариса не имела сил сказать ей, что и так дышать нечем, сидела бледная, безжизненная; в глазах двоились и троились красные круги. Если бы она знала, что придется так худо, сидела бы в Москве и не рыпалась.

Стюардесса принесла успокоительную таблетку, и Ларисе стало чуть полегче, сознание заволокла вялая дремота. Сквозь эту дремоту она вспоминала недовольство Мельникова ее отъездом.
– Сколько ты там пробудешь? – ворчал он. – В такую даль на неделю не ездят. Наверняка придется торчать в горах до весны.
– Почему же?
– Потому! – еще пуще раздражался супруг. – Простые работяги никому не нужны. Никто не собирается о тебе заботиться. Запрут на край света и сиди сколько понадобится!
– Придется так придется. Что же делать-то? Я туда не от хорошей жизни устроилась.

Мельников взвился.
– Ты меня упрекаешь, да? Тычешь в глаза, что не могу семью обеспечить? Говори прямо, не стесняйся! Нечего меня жалеть! Какие вы все сердобольные, аж противно!
– Чего ты разошелся?
– Потому что ты дура. Кто тебя просил соглашаться? Сказала бы, не поеду, и точка. Небось, не в рабство продалась.
– Я, между прочим, с тобой советовалась, – обиделась Лариса. – И ты не был против. А теперь, когда завтра лететь, разорался.

Мельников сник. Он понимал, что Лариса поступает правильно, но не хотел с этим мириться.
– Я же за тебя боюсь, – оправдывался он. – Как бы не случилось чего! Сначала я с лестницы свалился, теперь ты черт знает куда намылилась. Не к добру это, чует мое сердце.
– Ладно, хватит тебе. Что может случиться? Через месяц приеду, денег привезу.

Деньги! Все несчастья из-за них. Мельников начинал ненавидеть деньги лютой ненавистью. Гнев его против этих проклятых бумажек, без которых шагу не ступишь, закипал со страшной силой.
– А вдруг землетрясение? Или это… как его… обвал какой-нибудь? Если лавина с гор сойдет? Ты представляешь себе…
– Прекрати, Володя! – рассердилась она. – Не надоело выдумывать? Подумаешь, раз в жизни с лестницы упал! Это же не значит, что теперь все везде должно на нас обваливаться? Люди десятилетиями живут в горах, и ничего. Перестань пугать меня и себя. Помоги лучше собраться.
Мельников покорно принес ей из шкафа теплые вещи: шерстяные носки, шапку и шарф…

– Лариса… Лариса! – пробивался сквозь полусон голос Глафиры. – О, матерь Божья, она не просыпается!
Но Лариса уже проснулась, с трудом пытаясь открыть глаза. Когда ей это удалось, администраторша завопила от радости на весь салон.
– Живая! Слава тебе, Господи! Глаза открыла! Ну-ка, ребята, помогите мне ее поднять. Фу, как ты нас напугала.
Ларису вывели из самолета, посадили в машину и повезли в гостиницу. Там она отоспалась и окончательно пришла в себя. Глафира не отходила от нее ни на шаг.
– Завтра дальше поедем, – под вечер, за чаем, сообщила она. – Как будем добираться, еще точно неизвестно. Лаврентьич решает. У них там, в соседнем номере, совещание.

Дмитрий Лаврентьевич Бахмет – главный режиссер фильма. Так, по крайней мере, представила его Глафира. На киностудии «Дебют» царили странные порядки: никто ни с кем без острой необходимости не знакомился, не вступал в приятельские отношения, ничем не делился, ничего не обсуждал. Лариса поначалу удивлялась, а потом привыкла. В каждом монастыре свой устав. Обо всем, что ей было нужно по работе, она узнавала от Глафиры. Излишнее любопытство здесь не приветствовалось.

– А на чем поедем-то? – поинтересовалась Лариса.
– Наверное, на автобусах. Нам туннель снимать нужно, так что к нему и поедем. Где-то в горах идет строительство. Туда нам и надо.
Глафира краем уха слышала про вертолеты, но не стала расстраивать Мельникову. Может, еще и обойдется. На вертолетах доставят оборудование, а люди поедут на автобусах.
– Я спать хочу, – сказала Лариса.
Ей совсем не хотелось думать ни об автобусе, ни о каком-либо другом виде транспорта.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Глафира. – Вот и ладно. Давай ляжем пораньше, а то завтра вставать чуть свет.
Они допили чай, улеглись и выключили настольную лампу. Через несколько минут в номере уже раздавался раскатистый храп администраторши, а Лариса долго ворочалась, гнала от себя разные тревожные мысли. Однако и ее сморил сон.

Но утром обстоятельства резко изменились.
– Мы никуда не едем, – заявила Глафира. – В горах слишком холодно, зима.
– Вот тебе на! – удивилась Мельникова. – А что, Бахмет в Москве не знал, что на дворе февраль?
Администраторша замялась. Ей и самой вся эта бестолковщина изрядно надоела. Руководители «Дебюта» действовали наобум, не учитывая ни погоды, ни сложных горных условий. Разве нельзя было эпизоды с туннелем снять где-нибудь на Кавказе, например? И проще, и дешевле. Обязательно переться на Памир, да еще в Горно-Бадахшанский район! Туда только на вертолете можно добраться, и то не всюду.

– Бахмет не при чем, – сказала Сухова. – Это все начальство. Чаров и владелец киностудии господин Гаврилов. Что за люди? Не умеют заранее думать. Все надеются на авось да небось. Вот и выходит, что нам теперь придется здесь сидеть до весны.
– Как ты сказала? – Лариса не поверила своим ушам. – Вся группа будет сидеть в Душанбе до марта?
Глафира Дормидонтовна глубоко вздохнула и провела рукой по аккуратно уложенным волосам.
– Ну, не в Душанбе, конечно. Уж больно накладно выходит гостиницу оплачивать. Придется перебираться в Калаихум.
– А… на чем ехать будем? – с опаской поинтересовалась Лариса.
Выходит, они все-таки едут.
– На автобусах. Слава Богу, до Калаихума идет автомобильная трасса. Там и дождемся весны. Бахмет планирует снимать Язгулемский хребет. Вернее, туннель, который там строится. Я сегодня встала ни свет ни заря, пошла багаж проверять, а они у себя в номере совещались. Кричали, жуть!
– Закричишь. Приехали чуть ли не на край света, а тут, оказывается, зима. Какая неожиданность!

– Да, непонятно… – согласилась Глафира. – Ну, нам особо расстраиваться не стоит. Мы с тобой люди подневольные, как скажут, так и делать будем. Лишь бы деньги платили, и побольше.
Это было так и не так. Перспектива почти месяц сидеть в глухом городке Калаихуме, в гостинице, слоняясь из угла в угол, никого не радовала.
– Почему нельзя на это время вернуться в Москву? – спросила Мельникова.
– Ты что? Представляешь, во сколько обойдется перелет туда и назад? Нет… – покачала головой администраторша. – Такой вариант сразу отпадает. В гостинице торчать хоть и нудно, зато гораздо дешевле.

Делать было нечего. К обеду два автобуса двинулись на запад, в сторону Горно-Бадахшанского района. На ледяном небе нестерпимо ярко светило солнце. Дорога петляла, по ее бокам тянулись горы – то плоские, то остроконечные, из красного песчаника и серого гранита – суровое и величественное каменное царство.
Лариса выпила таблетку и постаралась заснуть. Сидеть было неудобно: спина затекла, голова побаливала. Сзади громко разговаривали каскадеры, обсуждая намечающуюся поездку к Сарезскому озеру.
– Может, голуб-явана поймаем! – хохотали они.

Сквозь дрему Лариса слушала байки о «снежном человеке», который якобы живет на озере Сарез. Оно образовалось во время сильнейшего землетрясения. Часть огромной горы сдвинулась и опрокинулась вниз в реку Мургаб. Несметное количество скальной породы образовало естественную запруду. Несколько дней над ущельем стояло облако пыли.
– Сарез – сердце Памира, – говорил хриплый, низкий голос. – К вечеру на озере поднимается большая волна, бежит от Усольского завала вверх, хочет догнать солнце. Там, на этих диких берегах, он и живет.
– Кто?
– В Гималаях его называют йети, а на Памире – голуб-яван. В основном же народ незатейливо величает сие существо «снежным человеком».
Кажется, этот голос принадлежал самому старшему из группы каскадеров – Борису.

– Ты его видел?
– Не посчастливилось, – ответил Борис. – А вот гидрологи говорят, что видели. Голуб-яван любит глухие и труднодоступные места. Одно слово – неандерталец ! Ребята собрали из надувных камер плот и обшарили все берега и прибрежные скалы, заглянули в каждую расщелину, в каждую пещеру, но… никого не нашли.
– А следы?
– И следов не было. Ни одного. Жаль, правда?
– Ага. Только зачем они его искали?
– В том-то и дело, что один из них утром заметил какую-то огромную фигуру. Местность необитаемая, все об этом знали, и вдруг…
– Может, это медведь был?
– Может, и медведь. – Борис помолчал. – Но этим же утром у гидрологов пропала резиновая лодка. Как они ее ни искали, все напрасно.
– Думаешь, лодку голуб-яван стащил? Зачем она ему?
– Мало ли… Кстати, лодка потом нашлась, в пяти километрах выше того места реки, где она исчезла.
– Сказки все… обычная брехня.
– Поживем - увидим.

Больше Лариса ничего не слышала, она провалилась в глубокий сон. Уже во сне прекрасное озеро – глаз Памира – раскинулось перед ней своей яркой синей гладью. По его берегам высились каменные исполины, увенчанные снеговыми шапками. Высоко в небе сияло желтое солнце…
Из Калаихума Лариса написала письмо мужу: так, мол, и так, из-за неблагоприятной погоды придется сидеть в горах до весны, только потом начнутся съемки. Сколько будет идти послание, она не знала.

...– Рад вас видеть, прекрасная Мария! – кланяясь, сказал Холмогоров.
– Проходите в гостиную, Геннадий Алексеевич. Чем обязана?
Геннадий Алексеевич Холмогоров был давнишним приятелем Ревиных, точнее будет сказать, Ревина. Они дружили едва ли не со школьной скамьи, потом пути их непонятным образом разошлись. Данила увлекся альпинизмом, пропадал в горах, а Холмогоров получил экономическое образование и занялся финансами. Встретились друзья случайно, в приемной одного крупного государственного чиновника. Пока ожидали «высочайшего соизволения», разговорились. Оказалось, что их интересует одна и та же сфера бизнеса – технические средства связи и предоставляемые в этой области услуги.
– Данила! – не переставал удивляться Холмогоров. – Я думал, ты с гор уже не спустишься. Бросил, что ли?
– Бросил, – серьезно ответил Ревин. – Считай, альпинистская страничка моей биографии закрыта. Навсегда.
Больше они к этой теме не возвращались. Ревин пригласил друга на должность финансового директора в свою молодую развивающуюся фирму «Роскомсвязь».

"Прекрасная Мария", – так Холмогоров называл жену Ревина с самой первой встречи. Отношения у них сложились холодно-официальные, хотя Машеньке казалось, что чопорный и сухой Холмогоров втайне питает к ней симпатию. Сказать, что Геннадий Алексеевич влюблен, было бы большой натяжкой. Это слово вовсе не подходило к Холмогорову – высокий, длинный, худой, он являлся воплощением бесстрастности и безукоризненного профессионализма. Финансы, денежные потоки, банковские операции, казалось, занимали его полностью, без остатка.
– Я к вам по делу, Мария Сергеевна.
Холмогоров уселся в кресло, заложив ногу на ногу. Дорогой костюм висел на нем, как на вешалке; тщательно, волосок к волоску, прилизанные волосы облегали вытянутый красивый череп, облысевший лоб блестел.
– Да? – удивилась Ревина. – Кому, как не вам, знать, что в бизнесе я полный профан. А что касается денег, то я умею их только тратить.
Холмогоров изобразил на лице некое подобие улыбки, при этом его бесцветные глаза, обрамленные белесыми ресницами, оставались напряженно-серьезными.
– Как ни странно, – продолжал он тем же ровным, деловитым тоном, – я пришел говорить с вами именно о деньгах.
– Хорошо… Я вас слушаю. Может быть, выпьете чего-нибудь? Коньяк, водка?
– Благодарю, нет.
Холмогоров пил все подряд, в больших количествах, и умудрялся не пьянеть. Машенька отлично знала это его качество. То, что он отказался от спиртного, говорило о важности предстоящей беседы.

– Прекрасная Мария, поймите меня правильно… Я не собираюсь обсуждать здесь деловые качества вашего супруга и моего партнера.
– Вы о Ревине, что ли?
Геннадий Алексеевич слегка нахмурился. Эти женщины! Ну что за несносная привычка перебивать?
– Меня привело к вам беспокойство, – терпеливо объяснял он. – Данила - прежде всего, мой друг, а потом уже партнер. Он… самый близкий мне человек. Я не женат, родители мои умерли, и вы с Данилой – вся моя семья. И еще фирма, конечно. Фирма – это мой ребенок, я выпестовал, вырастил ее, поставил на ноги, и мне не может быть безразлична судьба моего детища.
Машенька насторожилась. Господи, этого только не хватало! Неужели, у Ревина начались неприятности в делах?
– А что случилось? – спросила она, замирая от страха.
Из-за ерунды Холмогоров никогда бы к ней не пришел, тем более в отсутствие супруга.
– Видите ли, Мария Сергеевна, я… теряюсь в догадках по поводу Данилы. Что с ним происходит в последнее время? Вы ничего… э-э… необычного не замечаете?
– Чего именно? Говорите толком, Геннадий Алексеевич. Я тонкостям светских бесед не обучена, мне желательно попроще и поконкретнее.
Холмогоров молчал, буравя ее пристальным недоверчивым взглядом.
«Какой у него неприятный прищур!» – подумала Машенька, невольно внутренне сжимаясь. Как бы там ни было, она не собиралась обсуждать проблемы Ревина ни с кем, кроме его психоаналитика. Даже с Геной.

– Кофейком не угостите? – опуская глаза, спросил Холмогоров. – Вы божественно готовите кофе по-венски.
– С удовольствием. Только вам придется пару минут подождать.
Машенька поняла, что Холмогоров взял паузу. Значит, разговор действительно предстоит серьезный. Она машинально возилась на кухне, не переставая думать о финансовом директоре «Роскомсвязи». Неужели он что-то заметил? Но ведь все приступы… психической неуравновешенности у Ревина случались в основном по ночам. Днем он оставался прежним Данилой, добродушным, вспыльчивым, порывистым, умным и веселым парнем. «Парень! – усмехнулась она. – Я постоянно забываю, что нам с Ревиным уже за тридцать».
Она разлила кофе в чашки и вернулась в гостиную. Холмогоров все так же сидел, глядя прямо перед собой.
– Прошу, – она поставила перед ним чашку с кофе.
– М-мм… какой аромат! – восхитился гость. – Восток чудесен, вы не находите? Мы обязаны ему столькими наслаждениями!
Машенька кивнула.
– Пирожные, конфеты?
Холмогоров отказался. Он пил кофе и совершенно, казалось, забыл о цели своего визита. Но Машенька знала, что это всего лишь уловка. Геннадий Алексеевич имел феноменальную память, он никогда ничего не забывал.

– Наша фирма находится в непростых условиях, – сказал он, будто и не отвлекался. – Мы должны срочно вернуть несколько кредитов.
– И что? Не хватает денег?
– Пока хватает.
– Как это «пока»? – спросила Машенька. – Существует угроза банкротства? Я совершенно не сведуща в таких вещах. Так что вам придется ввести меня в курс дела, Геннадий Алексеевич.
– Я и пытаюсь выполнить эту задачу, – одними губами улыбнулся Холмогоров. – А вы меня сбиваете с мысли.
«Тебя собьешь!» – зло подумала Ревина.
– Извините… – сказала она. – Продолжайте, пожалуйста.
Холмогоров поставил чашку на столик и потер ладонью о ладонь. Раздался сухой, шелестящий звук, от которого Машеньку передернуло.
– Так вот, – вкрадчиво произнес он, – три месяца назад Даниил Петрович, не поставив меня в известность, снял довольно крупную сумму со счета и… она исчезла. То есть, он израсходовал ее либо на собственные нужды, либо… Не имею представления, зачем она ему могла бы понадобиться. Вы что-нибудь знаете об этом?

– Н-нет… – Машенька в самом деле не знала. – Но… мало ли… У каждого человека бывают непредвиденные обстоятельства. И свои тайны.
– Он мог бы посоветоваться со мной…
– Тайны есть тайны, Геннадий Алексеевич, – перебила она. – Каждый из нас имеет право на частную жизнь. В том числе и Ревин.
– Согласен с вами, прекрасная Мария. Я бы и не пришел сюда, если бы подобное не повторилось. Месяц назад Данила снял со счета очередную крупную сумму и не счел нужным ни перед кем отчитаться, куда и зачем он берет деньги. И это в преддверии выплат по кредитам! Как это выглядит, по-вашему?
Машенька растерялась. Что и говорить, у Холмогорова есть все основания бить тревогу.
– Партнеры не должны так поступать, – пробормотала она, чувствуя сухость в горле и подступающую дурноту. – Вы не спрашивали Ревина, зачем он берет деньги со счета?
– Разумеется, спрашивал.
– Что он вам ответил?
– Ничего. Он раскричался, что никто не смеет вмешиваться в его дела, обвинил меня во всех смертных грехах и перестал разговаривать. С тех пор у нас чисто официальные отношения. Честно говоря, я думал, Данила остынет, поймет, что неправ, и все наладится. Но… моим надеждам не суждено было сбыться.

– Господи! – Машенька судорожно сплела руки в замок. – Может быть, его шантажируют?
Холмогоров пожал плечами.
– Все возможно в нашем суетном мире. Если даже и так, Данила должен с кем-то поделиться своими проблемами. Мы ему не чужие. Поговорите с ним, Мария Сергеевна. С вами он будет откровеннее, чем со мной.
– Ой! – Машенька махнула рукой. – Вряд ли. Он и раньше-то дома не особо распространялся о делах, а теперь и вовсе…
Ревина поняла, что сболтнула лишнее, и прикусила язык. Но поздно. Холмогоров «взял след».
– Что? – так и вскинулся он. Его длинный тонкий нос словно почуял запах добычи. – Что «теперь»? Вы тоже заметили перемены в Ревине? Не скрывайте от меня ничего, прекрасная Мария. Поверьте, речь идет о судьбе фирмы, а, значит, и нашей с вами судьбе. Ведь вы уже привыкли не отказывать себе ни в чем, жить вольно и беззаботно! Вас не шокирует перспектива снова оказаться на дне?

– Так сразу и на дне! – возмутилась Машенька. – Вы, Геннадий Алексеевич, явно сгущаете краски.
– Допустим, – согласился он. – Но только самую малость. Фирма на грани краха. Если мы вовремя не рассчитаемся с кредитами, придется закрывать производство, продавать недвижимость, расторгать контракты с иностранцами. А они не любят упускать свою выгоду. И вообще…
– Вы же говорили, денег хватит! – перебила его Ревина.
– Говорил. Но вчера… Даниил Петрович сказал мне, что ему снова нужны деньги. Весьма приличная сумма. Где прикажете их доставать? Снимать со счета? Это смерти подобно. Продать часть акций?
– У-у нас есть загородный дом.
Холмогоров захохотал, запрокинув породистую голову мыслителя. Кадык на его тощей шее ходил ходуном.
– Развеселили вы меня, Мария Сергеевна, право слово, развеселили. Загородный дом! Вы хоть приблизительно понимаете, какая сумма вдруг понадобилась вашему супругу? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха…

Холмогоров, так ничего и не добившись от Машеньки, ушел. Ревин позвонил, что задержится. «Прекрасная Мария», оставшись одна, взялась за голову. Того, что рассказал финансовый директор, она никак не ожидала. Его саркастический смех все еще стоял у нее в ушах.

Продолжение следует...

Автор: Наталья Солнцева

Официальный сайт Натальи Солнцевой
О тайнах говорить никогда не скучно. Тем более писать книги.
Наталья Солнцева - самый таинственный автор 21 века. Тонкая смесь детектива, мистики, загадок истории и любовной лирики...