Голубые огни, розовые пули. Часть 2

Ксюша чуть приоткрыла глаза. - Девочка моя, кто сделал это? – Оралов удивился ровности звучания своего голоса. Ксюша слабо покачала головой. - Убьют, если я скажу, убьют.

«Значит, не просто грабители»,- осознал он.

- Мне ты можешь сказать, - Оралов наклонился к жене, спокойно, без ужаса посмотрел в ее лицо. – Это же я, Ксюша. Ты узнаешь меня?

- Да, - проговорила она, потеряв половину гласной «а».

- Скажи мне, что случилось, - ласково попросил Оралов.

- В метро… документы… не было… сказали… шлюха… укол…

Более подробно суть вышесказанного сводилась к следующему. На одной из станций метро к Ксюше подошли двое… сотрудников милиции и попросили документы. Паспорта с собой у Ксюши не было. Ее забрали в отделение, ограбили и избили. Объяснив ей, что она шлюха, пьяница, проститутка и многое другое. Затем. Ей сделали укол. С того момента Ксюша вовсе ничего не помнит.

Но! Дяди… милиционеры подробнейшим образом объяснили девочке. Что. Если она кому-нибудь расскажет… Кто. Разъяснил ей «сущность ее личности». То. Одной девочкой в этом прекрасном мире станет меньше.

Оралов делал Ксюше компресс и думал. Он думал. Мысль шла. Шла злая. Этой маленькой хрупкой девочке можно причинить зло?.. Оралов такого представить не мог. Но кто-то мог.

Эта девочка всегда так доверяла погонам и мигалкам. Она бежала к ним с любой бедой. Заблудилась. Нужно спросить дорогу – к милиционеру. Нашла в вагоне метро забытую вещицу – к милиционеру. Пристал пьянчужка – позвать милиционера. Если рядом дежурит некто в форме… с такой доброй-доброй улыбкой на плотно сжатых губах. Значит, ничего случиться не может. Никто не посмеет обидеть маленькую девочку, бегущую по большой улице.

Да. Никто не обидел. Только дядя в форме вдруг разомкнул свои плотно сжатые губы и показал… белые зубы.

Сегодня этот… с зубами. Войдет в свой дом и скажет… Он скажет:

- Милая-ненаглядная, дорогая-единственная!.. замечательная-великолепная!.. Я принес тебе эти сережки, это колечко, эти туфельки, правда, истоптанные маленько. Но это не беда. Зато как ты будешь в них смотреться!

И если бы она, эта милая-ненаглядная, была подружкой вора в законе… Но воры в законе не ведут себя как падаль без понятий. А эта милая-ненаглядная, что, может быть, наденет колечко, а, может быть, сережки - мила «менту».

- Ствол есть? – Оралов посмотрел на задремавшую под действием снотворного Ксюшу.

Кирилл ответил ему сумрачным молчанием.

«Ствол», то есть оружие, у него был. И он умел им пользоваться. Но Оралов. Чтобы Оралов, который всю жизнь спасал и лечил, вдруг взял «ствол» и пошел калечить и убивать?.. Полчаса назад Кирилл в такое бы не поверил. Но это было полчаса назад.

- Есть, - произнес он.

Оралов не знал, не понимал, как, почему, за что… это случилось с его женой. С безобидной, безвинной девочкой. Почему это может случиться с торгашом, хулиганом, пьяницей, он хотя бы понимал. Но тут. Это была только женщина. Слабое существо, которое бить нельзя хотя бы потому, что это, черт подери, женщина!

И было неважно, что есть люди, которые бьют своих жен. Есть садисты, насильники… Убийцы, наконец. Есть бандиты. Обычные отморозки, для которых женщина – ничто. Есть. Но его это не волновало.

Сейчас. В этой квартире. На этом столе есть она. А где-то есть они. Это звучит настолько сильно. Что больше нет ничего.

Они чувствуют себя хорошо. С чувством полного морального удовлетворения хлещут водку, а то и курят наркотики. Гордятся собой. Гордятся. Как, наверное, гордилась немецкая фирма, платившая Ксюше семь с половиной копеек.

А потом. Они пойдут к своим женщинам… Ведь у такой падали может быть женщина. И эта женщина может любить его... Кажется, невероятным. Как можно жить с женщиной и делать такое?! Оралов не понимал.

Злость множилась. Желание уничтожить, раздавить, а потом размазать. Давить, давить, давить, как поганого жирного таракана. Это желание разрывало его. Казалось, жажда крови прилипла к кончикам пальцев, пальцы затвердели, вытянулись, потом сжались от напряжения. Они уже ощущали курок.

Хочу убить. Убить. Убить.

Видеть, как эти тараканы корчатся, извиваются гадюкой от боли и страха. Это даже не ненависть. Просто желание убить. Изничтожить. Жажда крови.

И ведь если эти… «менты» так поступили с Ксюшей. Вряд ли это был первый раз. И уж, конечно, не последний. Кто сделал это однажды. Сделает снова. А если бы Оралов не увез Ксюшу во Францию. Что было бы с ней?.. Она осталась бы жить... в страхе. Ее пугал бы каждый человек в форме, каждый мужчина, каждый…

«Жажда крови. Я людоед».

Оралов успел лишь взглянуть на Кирилла.

- Одни не поедем, - быстро среагировал тот. – Время еще есть. Погоди. Пацанов своих соберу. Ксеню к нам закинем. С вещами сразу.

- Хэй, город, хэй! Бриллиантов не жалей! Сколько их в танце фонарей. Шепчет листва непонятные слова. Это ты мой город Москва.

Радио веселилось. Сегодня это было воинственно агрессивное веселье.

Автомобиль скользил по московским льдам. Оралов молча сидел рядом с Кириллом и думал только об одном. Лицо. Я хочу увидеть их лица такими же, как ее. Нет. Хуже. Много хуже. Я хочу стереть их лица, как мел со школьной доски.

В отделение людей с автоматами впустили… без серьезного сопротивления. Небольшой разгром с применением грубой физической силы – этим бы все закончилось, если бы… Если бы этот рослый, белобрысый, коротко стриженый детина без определенного возраста не произнес одну фразу. Одну единственную фразу.

До этой секунды Оралов стоял в стороне и смотрел. Смотрел безразлично, но жадно. Он запоминал все, что видел. Да. Он хотел это помнить, потому что сегодняшнюю Ксюшу он не забудет никогда. Он стоял, вложив пистолет в руку, а руку в карман пальто. Стоял неподвижно. Вовсе не шевелясь.

Но этот человек, крепкий, сильный… Человек с лицом картофелины, выдолбленной из деревяшки, и носом дятла с вывихнутой шеей. Этот человек сказал фразу.

- Насиловал не я, - проронил он.

Щелчок. Он упал с простреленной грудью.

Это произошло невольно. Механически. Оралов в тот миг даже не думал об убийстве. Он был здесь, но его здесь не было. Все видел, все понимал. Но не ощущал себя частью ситуации.

- Уходим, - коротко бросил Кирилл.

Они снова ехали молча. Оралов смотрел прямо перед собой. И ощущал усталость, опустошение… И более ничего. Ведь он убил человека… Человек был жив - и его нет. Должен же он, врач, спасавший человеческие жизни. Должен он что-нибудь ощутить. Ничего. Он твердо осознавал, что никогда убитый сегодня человек не будет являться ему в ночных кошмарах. Это ужасало. Он не запомнил лица, голоса… Только туман. И красная пелена в глазах.

- Вот ее вещи, - сказал Кирилл, положив перед Ораловым колечко, сережки, пакет с туфлями.

Оралов взглянул на них, как на тела пришельцев. Странно видеть трофеи своего поражения. Он взял в руки Ксюшино обручальное кольцо. Задумчиво повертел его меж пальцев.

- Только не говори, что собрался вместо Парижа отправиться на нары! - внезапно взорвался Кирилл.

- Нет, - Оралов едва качнул головой. - Знаешь, я ведь врач. И как мне теперь к людям подходить?

- А если бы они ее убили, - бесновался Кирилл, – Ты бы нормально подходил!? Тебе бы не хотелось каждого убить, будто это он виноват? Мне бы хотелось.

- Но они не убили…

- Могли, - оборвал Кирилл.

- Но теперь… каждый, кто это видел, ты думаешь, он не пойдет убивать… - Оралов вопросительно посмотрел на друга.

Кирилл отвел взгляд.

- Витя, - выговорил он, покусывая нижнюю губу. – Ты пойми… Убивать, - он вздохнул. – Убивать никто не пойдет.

Оралов смотрел на него как обычно. Спокойно, внимательно, даже тепло. Это был врач, а не убийца. Выстрелил пистолет, а не Оралов. Это, можно сказать, было самоубийство. Заговорив, парень сам себя убил.

- Витя, - вкрадчиво заговорил Кирилл. – Поезжай во Францию. Не было никакого убийства. У тебя холостые были. Поезжай.

- Как? – усомнился Оралов. – Я же видел.

- Да показалось тебе. У тебя зрение плоховатое… тут еще состояние аффекта. Он упал, это не значит умер. Бери Ксеню и вези ее в Париж. Пока… самолет не улетел.

Таможенный контроль. Кирилл наблюдал эту сцену издалека. Ксюша смущенно сняла темные очки. Лицо таможенницы перекосилось. Она быстро вернула Ксюшины документы и отпустила. Во Францию с миром.

Они уходили. Ксюша, прихрамывая. Оралов, оглядываясь. Кирилл помахал им рукой. Доктор угомонился и повел жену к платьям от Шанель.

Кирилл набрал на сотовом нужную комбинацию цифр и хрипло бросил:

- Колян, все гладко у вас?

- Чисто. Концы подрезали, - ответил голос на связи.

- Что… всех? – зачем-то спросил Кирилл. Он ведь знал ответ.

- Все чисто, - настойчиво повторил голос.

Кирилл отключил телефон, неторопливо вышел к автостоянке, закурил и взглянул на небо.

- Кажется, снег собирается, - рассеянно проговорил он. – Надо будет глянуть на цветы. Маринка любит розы во время снегопада.

Самолет оторвался от взлетной полосы и взмыл в ночное небо, держа курс на башню из голубых огней.


Материал является оригинальным авторским произведением. Все права защищены. All rights recerved.