Сиамский близнец

…Из-за его роста каждый раз во время подъездного прощания мне приходилось становиться на две ступеньки выше. Только так я могла без ущерба для самолюбия и шейных позвонков смотреть ему в глаза. А взглянув в них, тут же оказывалась в его руках… И теперь, спустя полтора десятка лет, ничего не изменилось. Куда нам без двух ступенек - и по-прежнему всё начинается с бескомпромиссных взглядов в упор.

Я не была самой красивой, опытной или яркой из его подружек. Он-то, понятное дело, являлся в моей 18-летней биографии самым-самым. Познакомились в общей компании, и я мгновенно пропала, а он… Он сказал, что, «кажется, нашёл жену».

Спустя годы я отыскала ответ, почему, не обладая достоинствами из ряда вон, надёжно его заякорила. Он был и есть слишком хорош, такие мужчины рождаются раз в тысячелетие. Умён как бес, ироничен, эрудирован, во всех смыслах обречён на успех. Прекрасный пол не способен противостоять его обаянию: двухвершковые малышки, подпадая под магнетизм его взгляда, норовят выложить весь запас стишков и песенок, половозрелые барышни вдруг превращаются в 100-процентную томность, а леди в седых буклях лукаво подкатывают глаза – «голубчик, отчего вы не встретились в мои семнадцать». Так вот. Единственно правильная линия поведения, когда такой мужчина рядом, - это полностью положиться на него. Раствориться в нём, зажить его интересами, уповать, как на бога. Начни я, на манер его тогдашних гёрлфренд, доказывать свою уникальность и востребованность, тут же была бы отправлена в тираж.

Несмотря на одарённость сверх меры, он не был избалованным ловеласом, думаю, причина в разборчивости и высоких требованиях. Я чисто по-женски, шестым чувством угадала: главное, чего не простит – душевная глупость. Нечуткость, невнимательность и неделикатность к его мыслям, чувствам, словам. И я решила срастись с ним кожей, прорасти венами, артериями и нервными окончаниями. Чтобы никогда даже взглядом не оттолкнуть. Он был благодарен за мою жертвенность-женственность, а я испугалась. Когда настолько чувствуешь человека, молишь только об одном – чтобы он не предал. Ведь то, что для одного будет адреналиновым приключением, второго, сиамского близнеца, любящего и доверчивого, убьёт.

***

После свадьбы мы переехали в пустующий родительский дом, я тут же влюбилась в деревянную лестницу на второй этаж – ступеньки, много ступенек! Некоторые волшебно поскрипывали, словно песенки уютного домового. Как-то само собой решилось, что работать я буду «по желанию». Филолог всегда найдёт занятие: подготовка заказных сочинений, рефератов, корректура статей «со стороны». А приоритет, конечно, - он, дом и будущие дети…

Согласно нашему плану, наследников полагалось не меньше трёх. Он настаивал на двух девочках и, так тому и быть, одном продолжателе фамилии. Так и сказал: «Чушь это всё – рыбалка, гараж, мужские разговоры, о сыновьях мечтают только неудачники. В надежде, что те шагнут дальше отца. А мне хочется получить твои маленькие копии и вырастить из них прекрасных женщин. Знаешь, таких непуганых, избалованных, уверенных, что весь мир принадлежит им»…

То, что внутри поселилась Лялька, я поняла на третьей неделе. А на пятой угодила в отделение патологии беременности. По обиднейшей причине: Лялька стремилась покинуть укромное убежище, толком даже не получив право именоваться «плодом». Я самонадеянно ошиблась, решив быть с её отцом «едина плоть». Плотью мы стали, но о том, что кровь у нас далеко не едина, узнали позже – резус-конфликт. Врач написала в карточке «угроза прерывания беременности», беспощадно проинформировав, что при наилучшем стечении обстоятельств это наш единственный ребёнок. Я ойкнула: а как же ещё пара? Неужели подведу его? А докторша сурово оборвала: «Милая, вы хоть этого до ума доведите. Минимум, минимум движения, никаких стрессов! Назначений столько, что только вокруг вас и будем прыгать. Три недели в стационаре, потом домой отпустим. Затем снова к нам. Так до родов и дотянем»…

***

Утром он кормил меня завтраком, быстро овладев наукой варить яйца всмятку и манную кашу без комочков. Целовал и уезжал на работу. А я упрямо, медленно и по-утиному неуклюже, шла на кухню. И впервые боялась ступенек, из союзников они превратились в коварных провокаторов, которые только и ждали неверного движения ноги в мягком войлочном тапке…

Вернувшись вечером, он летел в нашу спальню, прыгая через две ступеньки. Которые снова становились друзьями. А я лежала в постели, причесанная, в свежей сорочке. И радостно подставляла для поцелуя шею с едва слышным ароматом духов.

В такие моменты я чувствовала себя всемогущей. Самый лучший мужчина на земле, любимый и желанный, мчится ко мне, словно радостный щенок. И единственное, что он хочет слышать: всё и все на своих местах. Лялька в животе, я в кровати, он в моей жизни.

…Врачи, похоже, и сами были обескуражены. Столь усердно удерживали Ляльку в ее «берложке», что выпустили на свет на три недели позже положенного срока. Новоиспечённый папа, бледный и счастливый, осторожно нёс тугой конверт в спальню. Пристально глядя под ноги, чтобы, не дай бог, не споткнуться на ступеньках…

С ними, кстати, у Ляльки сложились вполне себе отношения. Ближе к году она научилась преодолевать путь вниз, сползая мягкой малышовой попой с одной на другую. А в три прыгала вверх, наступая на каждую, к семи освоила папин навык гарцевать сразу через две. Безмятежное счастье, благословенный покой, прерываемый лишь грохотом порожек…

***

Каждое утро я провожаю их в школу и на работу. 13-летняя Лялька помешана на диетах, поэтому считает кукурузные хлопья в сахаре единственно приемлемой едой. Мы с мужем не нарушаем девичьего заблуждения, про калораж заговорщически молчим. Доев и нарисовав ресницы, она мчится в папину машину. Он целует меня и, явно испытывая неловкость, отпускает. Знает, что я вихрем промчусь по ступенькам и снова плюхнусь в постель…

Я люблю просыпаться поздно, мне не жаль пропущенных утренних часов, их всё равно нечем занять. Мой день начинается, когда он, закончив утренние совещания, раздумывает, успеет ли съесть салат в кафе на углу или организовать «кофе вприкуску». И тут я делаю один-единственный звонок. Просто так, пожелать доброго утра. Он звонит часто, бережно собирает поводы для разговора, мини-новости, смешные эпизоды, уточняет список продуктов и планы на вечер. Но я не позволяю себе телефонной суеты. Никогда. И поэтому выигрываю. Вообще не суетиться – главное, незыблемое правило в отношениях с мужчиной…

***

Впервые я поняла, что он был с другой женщиной, семь лет назад. Не было анекдотных пошлостей вроде рыжих волосков на пиджаке и запаха чужих духов, упаси боже, телефонных звонков или сплетен. Как истинный сиамский близнец я проинтуичила: неспроста эта новизна. Его жадность в постели, какой-то потускневший цвет кожи, нервность поцелуев и заискивающие взгляды – неспроста… Он уснул, а я выбралась из медвежьих объятий и поковыляла к лестнице. За окном зима, прямо по коридору Лялькина спальня, в семи метрах – он. А что мне делать, где моё место? Теперь, когда я не просто «что-то почувствовала», но знаю...

Не помню, сколько часов просидела на ступеньке, окоченела – жуть. Пришла в себя, лишь когда над ухом раздалось:
- Ох, Господи, ты что тут делаешь? Я чуть с ума не сошёл, увидев, что тебя нет. Ждал, что вернёшься, думал, на кухню пошла, а тебя всё нет и нет…

И до утра. Бессмысленный монолог. Не бросай меня, ты же знаешь, я без тебя не выживу, просто привиделось, я же так люблю тебя, да, холодно, можно надеть носки, шерстяные там, в шкафу, нет, к Ляльке не заходила, да не плачу я вовсе, подумалось, что редко балую тебя словами и лаской, Господи, да не дрожи, всё со мной в порядке, говорю же - сон дурной, нет, подробностей не помню, обними меня и держи, пока не засну…

Это происходит не часто. У него иногда случаются дела в городе вечером, а я не хочу покидать дом, где мне так тепло. Никогда не ложусь спать без него, мне не скучно быть погруженной в монотонные уютные дела. Я стараюсь не думать, чем он занят. Даже если и происходит нечто, от чего тот, второй, тогда ещё не опытный сиамский близнец умер бы, нынешний, поумневший, лишь бледнеет на секунду. Он никогда бы не простил душевной глупости, и я не имею на это права. Если он это делает, то знает, для чего. Может, так ему немного проще жить со мной. Пусть только они будут разные, а одна, постоянная, у него есть. Лишь тогда она чувствует себя всемогущей.

***

Вчера приехали гости… Визиты случаются нечасто, но вижу, что ему и эти в тягость, не хочет отвлекаться от меня и Ляльки. Но мне нравится рассаживать народ по пуфикам и креслам, смешивать напитки и следить за пополняемостью блюд с угощением…

Как всегда, я просыпаюсь поздно. Постель рядом пуста, чувствую это, даже не поворачивая головы. Накануне легли под утро, можно полениться до обеда, но во дворе слышны голоса, значит, кто-то уже составляет ему компанию. Надо спуститься вниз, придумать какой-то завтрак. Я подхожу к окну и любуюсь им сверху. Такой же красивый, разве что чуть погрузневший с годами, широкие плечи, исполинский рост – а куда он денется-то? Густая грива, крупный нос – мне всегда нравилась его ленивая непринужденная красота, он словно не знает о собственной завораживающей привлекательности. Его манера прищуривать глаза, подавив улыбку, понижать голос, отчего сладко замирает внутри… Со второго этажа невозможно разобрать его слов, но женщина, с которой он говорит, уже сделала стойку. Наклон головы, интонации, кокетливо-мелодичный смех, руки, то и дело взлетающие к волосам, томность во взгляде. Женщины всегда так реагируют. Надо бы гостью познакомить с кем-то другим, пока не поздно. А может, уже и поздно…

***

Он чувствует мой взгляд и оборачивается, смотрит вверх. Я отодвигаю штору, распахиваю окно, нежно улыбаюсь ему и машу рукой. Он поспешно идёт к дому, на лестнице перепрыгивает через две ступеньки, чтобы скорее обнять и пожелать доброго утра. И, слушая жалобный скрип ступеней, я ликую. Это торжественный гимн, ода в мою честь. И я по-прежнему всемогуща.