Моя женщина создана ради меня, или Дневник неверного мужа

- Марин, ну я ушёл. - Мишут, не забыл обед? Мобильный? Ключи? - Да нет же, всё, пока.

Ну сколько можно? День ото дня одно и то же: «Мишут, ключи, телефон, обед. Шарфик повязал? Замерзнешь!» Чёрт возьми, надоело! Неужели нельзя понять, что я не тот юнец, с которым она начала жить четырнадцать лет назад. Боже, четырнадцать лет «шарфик, обед, ключи». Хорошо, что мобильных тогда не было, точно бы свихнулся. Скоро среди ночи буду просыпаться от этого голоса про чёртовы «шарфик, обед, ключи»… От этого ещё больше себя чувствуешь себя тем же «подмастерьем» инженера, которым пришёл на завод. Ей наплевать, что её муж давно директор и вообще вполне самостоятельный человек. А нет же…

***

…Леночка… Алёнушка… Прямо как из старорусской сказки – светлоокая, светловолосая, статная, красива-а-я. Она появилась в моём кабинете после долгой вереницы претенденток на вакантное место пресс-секретаря. Вошла неслышно, бархатным шепотком пролепетала «Добрый день» и полупрозрачным видением встала перед дубовым столом. Я ещё тогда удивился, как это неземное нежное создание может быть пресс-секретарем. Человеком, на которого будут возложены обязанности вести переговоры не только с рекламными агентствами, но и деловыми партнёрами. Да она же и словечка, кроме бархатистого «Добрый день», не в силах произнести.

Я почему-то сразу стал её звать (да не звать, величать) Алёнушкой Александровной.

Да, она осталась. Я даже не могу сказать, что это я её нанял на работу, она осталась сама.

- Михаил Иванович, у вас в приёмной уже никого нет, может, кофе?

Ну откуда она узнала, что у меня как раз пересохло в горле? А Ольгу, моего секретаря, я уже отпустил.

- Да, пожалуйста… А вообще-то подождите, мы ещё только начали… Вернее, - чёрт, что со мной творится? – Вы ещё не рассказали, что умеете.

Боже, что я говорю? Ахинея.

- Как вас? Алёна? Алёнушка, кофе не надо, лишнее. Присядьте. Расскажите о себе и своих навыках. – Ну неужели взял себя в руки? Было бы намного проще возложить найм сотрудников на кадровые агентства, в крайнем случае, на зама. Но привитые ещё в раннем детстве мамой милосердие и ответственность за свои поступки не дают мне шансов пропустить разговора с претендентом на уборщика или начальника отдела.

***

Мы видимся каждый день. И я счастлив. Счастлив видеть эти ямочки на её щёчках, когда она улыбается, счастлив видеть своё отражение в её глазах, когда она пытается серьезно смотреть на меня глазами цвета дождливого весеннего дня.

И бред, что блондинки легкомысленны и глупы. Алёнушка Александровна умна, находчива и, что немаловажно, с чувством юмора. Ей-богу, хоть в КВН ее посылай.

***

Я смутно помню, как мы стали близки. Вернее, помню всё, вплоть до того, какая её прядь волос лежала на плече, а какая невинно прикрывала глаза. Ажурная манишка на блузке сбилась вправо, а пиджак сползал с левого плеча. Не помню только, как мы оказались в моём кабинете, возле того самого дубового стола, возле которого она совсем недавно невинной девой произносила «Добрый день». С морёного дуба летели деловые документы, скрепки и кружка с недопитым кофе…

Да, хорошо, что никто не заметил тогда, как мы исчезли с корпоративки в честь N-летия родного завода…

***

- Мишутка, родной, хорошо же Вы погуляли! – Жена открывает мне дверь и за лацканы пальто затягивает в теплые недра квартиры. – У-у-у, ну и напился же ты, родной! – Сейчас аспиринчику дам, чайком запьёшь тёплым, чтобы с утра голова не болела.

Да, нельзя мне, чтобы с утра голова болела. С утра Алёнушка Александровна ждать будет. Прямо в приёмной, как всегда.

Запивая кислый аспирин кислым от лимона чаем, не могу забыть о сладких поцелуях Алёнушки…

***

Вот уже месяц мы с Алёнушкой Александровной уезжаем на своих машинах со стоянки завода и встречаемся на парковке возле её дома. В маленькой квартирке всегда порядок, в каждом уголке свечи, на маленьком столике вино, а на кроватке с ажурным сиреневым покрывалом небрежно брошенный полупрозрачный халатик. Но вся эта романтика превращается в хаос, как только мы заходим, нет, врываемся за порог девичьего жилища.

***

- Миш, я беременна.

Первой моей мыслью было, что Алёна хочет надо мною подшутить.

- Слышишь, я беременна. Месяцев через восемь у нас будет малыш. Беби… Децл… Крошка… Понимаешь? Чего ты молчишь?

Да как тут не молчать?! «Беби, децл и крошка» у меня уже есть в одном флаконе. Сын Димка.

В голове прокручиваются мысли, что Димка уже взрослый, тринадцать лет, поймёт папаню. Мама, царствие ей небесное, конечно, осудила бы. Но впереди-то Алёнушка, ребенок, возвращение молодости! А Маринка… Маришка… На долю секунды померещились её карие глазища в обрамлении морщинок-смешинок. Только «смешинки» теперь не смеялись.

***

- Марин, я тут хотел с тобой поговорить… Я не знаю, с чего начать. С Димкой я сам поговорю, он уже взрослый… У меня на работе… Короче, я должен уйти.

- Что ты, Мишут? Ты никому ничего не должен! – Ну почему она пытается перевести всё в шутку, хотя прекрасно понимает, о чём я? Что она делает со мной? Давит на жалость или прикидывается дурочкой? Нет, она далеко не дурочка. Господи, помоги.

Иду в спальню и собираю чемодан. Маринка следом. Стоит в дверном проёме, наблюдает. Ни истерики, ни слезинки. Честно говоря, я думал, что будет хуже.

Ну вот, чемодан пузатится в прихожей, Маринка на кухне кипятит кофе (чувствую, передержала), а я, как дурак, смотрю на входную дверь. Сейчас в голове мысли только об одном – выпил пол-бутылки коньяка для храбрости, для разговора, так что за руль нельзя. Такси не вызвал, но можно поймать.

Скрипит замок. Как я не заметил, что Димки нет дома? Вернулся.

- Па, а ты чего? – Смотрит на чемодан. – Командировка?

- Вроде того, сынок. Мне нужно уйти… на время… навсегда… Да. Береги маму.

Чёрт, всё бы на свете отдал, чтобы не видеть этот взгляд… Ненависти. Господи, сынок, дорогой! Подрастешь, поймёшь батьку… А вообще-то, не дай Бог, родной, пережить это.

Хватаю чемодан с перекушенным рукавом от отглаженной Маринкой рубашки и несусь вниз по лестнице. Забыл про лифт, да не до него тут…

***

- Алёнушка, красавица моя, я теперь с тобой. Я теперь всегда буду с тобой. Я, ты и наш ребенок. Пригрей своего колобка, который ради тебя ото всех ушёл! И никто его не съел! – Остатки коньяка дали о себе знать.

Алёнушка приняла из моих рук «приданое» в виде одного чемодана и прошла в квартирку.

***

Утро ворвалось шуршанием душа и запахом яичницы. Я накрыл голову подушкой и стал ждать, пока Маринка зайдёт в спальню с тёплым кофе, скинет с головы подушку и, если я не подам признаков просыпания, будет грозиться вылить его на меня. Стоп! Какая Маринка? С сегодняшнего утра у меня новая жизнь. Сказочная Алёнушка и… если родится сын, будет Иванушкой.

Вот вошла моя Венера, моя Русалка, Снегурочка, настолько красива, что не знаешь, как назвать.

- Ми-и-ишь, дорогой, доброе утро. – Вот она, мокрая, с застывшей капелькой воды на бровинке, тянется ко мне.

Ну всё, пропало утреннее совещание…

***

Я теперь всегда просыпаюсь раньше. Раньше моего серо-голубоглазого солнышка. Ведь ей нужно спокойствие и здоровый сон. Алёнушка второй месяц носит под своим светлым сердцем нашего малыша. Салатик, омлет, сок (только бы не разбудило её жужжание соковыжималки).

- Миш, ну я же просила минералки. Со льдом. Неужели нельзя запомнить? – Опять капризничает. Это она всегда так, но я прощаю. И на работе не посылаю её в пекло «разборок», и остальные вопросы стараюсь решать без её участия. Только не могу заставить свою Алёнушку пойти в консультацию. Женскую, на обследование. Помню, Маринка то и дело туда бегала. Там кольнёт, там потянет, мигом меня в охапку или на такси в больницу, а то и на автобус брела из спального района сама, помню, месяце на седьмом, дурочка.

Алёнушка говорит, что всё хорошо. Наконец-то встала на учёт в этой консультации. Беременность протекает нормально. Только волнует её одно – малышу нужен законный папа. Чтобы был только его. Я, конечно, согласен с моей умницей, но уж очень не хочется смотреть в глаза Маринке на бракоразводном процессе. Ну, будь что будет…

***

- Да, Катюш, всё хорошо. Ага, беременная я. Обсмеёшься! Он? Нет, ничего. На той неделе подал на развод со своей коровой. Да, женится. Что? Когда «роды»? По плану у меня через недельку «выкидыш», я уже договорилась с врачом, так что комар носа не подточит. Потом на лечение. Куда? Хочу в Европу. Уже отельчик симпатичный присмотрела. Да ну, Мишка не будет вдаваться в подробности. Ну зачем ему знать, что там шикарный отдых, а не лечение. А по возвращении он своему котеночку предложит место зама. Ладно, пока. Привет кому? Хватит смеяться, на моей улице праздник, не забывай, желаю тебе такого же!

- …Алёнушка… Я вот мобильник дома забыл… Ты не напомнила, а я забыл… И… и ключи, хорошо, что дверь открытой осталась… Вернее, плохо.

- Мишут! Ты всё не так понял!

- Да-да, Алёнушка. Я с самого начала всё не так понял…

***

- Марин. Мариночка. Маришка! Ну впусти меня, черт подери!

Знаю ведь, что сидит она за дверью, обняв коленки, и рыдает, утирая нос свисающим с полки Димкиным шарфом.

- Маришка! Холодно в подъезде! А на улице вообще пурга! Стужа! Маришка!

Представляю, как рядом с Маришкой стоит Димка и тем ненавидящим взглядом смотрит на дверь. Он так и не простил меня, ни разу не позвонил и не ответил на мои звонки.

- Господи, родная, я знаю, как обидел тебя. Предал. Назови меня, как хочешь, избей матушкиной чугунной сковородкой, только не молчи.

Знаю, знаю родная (это я уже сам про себя), что ты с самого начала всё поняла. Что прихожу я домой поздно. Каждый день на совещаниях да в командировках типа – да такого в самом начале директорства не было. То, что с хмельком да счастливо-идиотской улыбкой от уха до уха. То, что пахло от меня (не от анекдотовской рубашки с губной помадой и духами), от моего тела другой женщиной. Запахом тела молодой красивой женщины. И ты молчала. Твои глаза хотели постоянно что-то спросить. В этот миг они становились грустными-грустными. И как только, родная, у тебя хватало сил с улыбкой провожать меня: «Мишут! Не забыл обед? Мобильный? Ключи? Куда пошёл? А шарф кто забыл? Заболеешь, родной!» И чмок на прощанье. Я глаза отворачивал, а ты силилась не замечать…

- Маришка, не смогу я без тебя, погибну! Всё! Кончаю жизнь самоубийством! Вот я уже завязываю галстук на дверной ручке и медленно отползаю. Сейчас удушусь, Маришка!

- Мишка, Мишка, как тебе не стыдно? Четырнадцать лет назад ты мог поймать на этот трюк Маринку из институтской общаги. Заходи, так уж и быть. Родной, любимый…