Александр Флеминг. Сериал об Антибиотике

В блистательной испанской столице Мадриде, в одном из самых оживленных уголков – возле арены «Лас Вентас» с ее зрелищными боями быков — стоит памятник, сооруженный на средства самих тореро. Кто же удостоился такого почета? Жорж Бизе – за куплеты Эскамильо? Эрнест Хемингуэй – за слоган «Все провинциально, кроме матадоров»? Нет, повод более приземленный, но притом и возвышенный: увековечен человек, чье открытие спасло жизнь тысячам раненых бойцов корриды. И миллиардам других людей.

Учеба на медные деньги

Ученый, чье открытие еще при его жизни увеличило в полтора раза среднюю продолжительность жизни в Европе, потерял собственного отца, будучи всего семи лет от роду (а на свет он появился в 1881 году).

Встречающаяся иногда в популяризаторской литературе легенда о том, как бедный шотландский фермер спас мальчика из богатой семьи, тонувшего в болоте, а родители этого ребенка (которого звали Уинстон Черчилль) в благодарность взяли с собой в столицу сына смельчака и дали лучшее образование, – выдумка, примечательная лишь обилием ошибок. Своим образованием Александр был обязан, во-первых, трудолюбию и бережливости матери, сумевшей не просто продолжить дело супруга, но и выкроить крохи на образование детей, а во-вторых, собственной серьезности и наблюдательности.

Получив аттестат уже в 13 лет в тишайшем городке Килмарнок, парень вослед старшим братьям приехал в Лондон, мечтая стать студентом Политехнического института. Но максимум, что удалось, – иногда посещать лекции: на большее не хватало жалованья мелкого клерка. Армейская стезя была куда успешнее для юноши, тем более что он слыл отличным стрелком, а еще – игроком в водное поло.

После смерти матери и продажи родного гнезда на долю Александра сталось всего 250 фунтов стерлингов. На эти деньги многообещающий офицер решил по совету брата круто изменить жизнь: сдал экзамены, чтобы учиться в медицинской школе. Результаты были отличными, дело было за малым – выбрать из дюжины столичных заведений этого профиля. Три школы были ближе других. Но на выбор повлиял… ватерпол. Флеминг вспомнил, как играл за свой полк против команды госпиталя Св. Марии – той самой клиники, где был синтезирован героин и где впоследствии принцесса Диана родила принца Уильяма.

В 1906 году вуз выпустил нового врача. «Мы думаем, что его ждет славное будущее», – писала студенческая многотиражка. И уже двумя годами позднее молодой специалист стал магистром наук. К этому времени относится его первое открытие. Карболка, весьма распространенный в те годы антисептик, оказалась палкой о двух концах, убивающей не только болезнетворные микроорганизмы, но и лейкоциты – «стражей» крови. Так что для борьбы с нагноениями и другими недугами требовалось что-то принципиально иное.

Но поиски приостановила Первая мировая: Флеминг ушел на французский фронт капитаном медицинской службы. Однако время на устройство личной жизни Александр нашел даже во время войны: 23 декабря 1915 года он женился на старшей медицинской сестре (и бизнес-леди – владелице частного медицинского предприятия!) Саре Марион Мак-Элрой. Через девять лет у них родился сын Роберт. Сара говорила: «Алек – великий человек, но никто этого не знает».

И действительно, среди коллег фигура будущего благодетеля человечества в ту пору отнюдь не была окружена ореолом, хотя все были очень привязаны к нему. «Он был сдержанным человеком, но приветливым, – вспоминал один медик. – Отвечал односложно и, как только в разговор включались другие, замолкал. Мы говорили, что он типичный шотландец и что он не разговаривает, а ворчит. Конечно, это не совсем верно. Это была наша «семейная» шутка».

И действительно, среди наиболее характерных черт народа, к которому принадлежал ученый, – некоторая угрюмость, скрытность, но притом и осмотрительность. О ней сейчас и пойдет речь.

Вот из плесени кисель…

Однажды Флеминг, скупой на слова, все же оставил современникам и потомкам нечто вроде духовного завещания: «Переведите исследователя, привыкшего к обычной лаборатории, в мраморный дворец, и произойдет одно из двух: либо он победит дворец, либо дворец победит его. Если верх одержит исследователь, дворец превратится в мастерскую и станет довольно похож на обыкновенную лабораторию; но если верх одержит дворец – исследователь погиб».

Среди сотрудников своего научно-исследовательского заведения он выглядел неряхой. В то время как все остальные после каждого рабочего дня мыли чашки Петри, где жили подопытные бактерии, у Флеминга за 2-3 недели их скапливалось столько, что посуда загромождала весь стол. Но причина была вовсе не в лени или отсутствии опрятности: новатор стремился изучить жизнь «подопечных» со всех сторон. И вот однажды, в 1928-м, заглянув в микроскоп, опытный наблюдатель заметил, что с одним из образцов произошло нечто странное… Кстати, именно на этот год писатель Михаил Булгаков «запланировал» величайший прорыв в биологии, чье описание в повести «Роковые яйца» чуть ли не буквально повторяет случай с Флемингом. Итак, произошла цепочка самых невероятных совпадений, но нужен был гений Флеминга, чтобы не только заметить результат, но и оценить его значение.

Во-первых, в чашке поселилась плесень. Не та, что вырастает на куске хлеба, а очень редкая: как предполагают теперь, взятая совсем для других целей из домов больных, страдающих бронхиальной астмой. Во-вторых, в Лондоне сначала похолодало, что было благоприятным условием для роста плесени, а потом потеплело, отчего расплодились бактерии. И… погибли всей большой дружной семьей. «Бульон, на котором разрослась плесень, приобрел отчетливо выраженную способность подавлять рост микроорганизмов», – отметил хозяин посудины. Чудесный гриб, разросшийся в чашке Петри, Флеминг хранил до конца жизни.

Правда, еще целых 12 лет ушло на то, чтобы другой биолог, Хоуард У. Флори, начал испытывать открытое вещество (кстати, его назвали пенициллином) на подопытных мышах, страдающих от заражения болезнетворными микробами. Затем настала очередь добровольца. Этому бедолаге, простому полисмену, терять было нечего: он умирал от заражения крови. Но после введения пенициллина стал чувствовать себя все лучше и лучше, пока, увы, добытый с огромным трудом препарат не закончился, и тогда сепсис добил несчастного.

Между тем Флори и Эрнст Чейн наладили промышленное производство этого первого антибиотика (от греческих слов anti – против, bios – жизнь). Это было тем более кстати, что шла Вторая мировая. В 1945 году трем соратникам была присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине. Воспоминания Флеминга о торжественной церемонии в Осло полны множества бытовых зарисовок, вроде брюзжания из-за необходимости напяливать фрак и ордена. Описал он и приятные впечатления от норвежского пива в баре отеля. И никакого «головокружения от успехов». Справедливости ради, стоит вспомнить и нашу соотечественницу Зинаиду Ермольеву (это о ней написана «Открытая книга» Вениамина Каверина), также заслуживавшей этой награды: она самостоятельно открыла способ производства небывалого лекарства.

Любопытно, что пенициллин помогал самому первооткрывателю в… занятиях живописью. Самому необычному члену лондонского объединения художников служили не краски, перо или карандаш, а… разноцветные колонии микробов, высеянные на агар-агаре, разлитом по картону. А чтобы линии были четче, Флеминг отделял штрихи друг от друга мазками антибиотика.

Последние годы ученого были омрачены смертью супруги. В 1952 году он женился на Амалии Куцурис-Вурека, бактериологе и своей бывшей студентке. А 11 марта 1955 года Александер Флеминг умер от инфаркта миокарда. На его надгробии в усыпальнице великих британцев, лондонском соборе Св. Павла, написаны лишь инициалы: «AF». Как говорится по-латыни, сапиенти сат, умным достаточно.